ЧЕСНОКОВ Эдвард
Эдвард Чесноков, корреспондент отдела международной политики «Комсомольской Правды», выпускник Литературного института:
Толерантность, открытость к переменам, взаимовежливость, уважение и терпимость у чужому мнению, готовность принять иную точку зрения, пусть даже отличающуюся от собственной, — ничего из этого людям, называющим себя либералами, в России неведомо.
Я не знаю, действительно ли нашумевший hate speech о Достоевском принадлежит именно Чубайсу (ибо, как выразился В. И. Ленин в «Письме к съезду» от 1922 года, «к цитатам в интернете относиться следует архиосторожно»), но коли всё так — всё печально (имеется ввиду знаменитая цитата Чубайса «Достоевский представляет собой самый отвратительный национализм» — прим. ред.). Что позволено Вове, не позволено Толе; называть Достоевского «посредственным писателем» может в университетских лекциях кембриджский профессор Набоков — но никак не Чубайс, достижения которого перед русской культурой ограничены словесным побиением Навального на дебатах телеканала «Дождь» по поводу инноваций и нанотехнологий.
Гениальное произведение тем и гениально, что каждый обнаружит в нём слово под свою стать. Достоевского любят монархисты (за переписку с Победоносцевым); коммунисты (за каторжный опыт и «обличение самодержавия»); антикоммунисты (за «Бесов»); католики (за того же инквизитора); православные (хотя, как отмечал Святополк-Мирский, «христианство Достоевского очень сомнительного свойства»). Повторюсь, это очень важная мысль: в любом сколько-нибудь сложном конструкте вы обратите внимание на то, что близко и понятно именно вам.
Поэтому когда, перечитывая Достоевского, Чубайс чувствует только «физическую ненависть» (рискну предположить, что больше всего ему в том же «П и Н» понравилось сцена забоя лошади); и когда другой либеральный гуру, Дм. Быков, замечает у Достоевского лишь «культ имморализма, культ убийства, культ разрушения» — то… надо ли говорить, что?
При сем достоевсконенавистники допускают типичную ошибку молодого учёного (или, наоборот, матёрого фальсификатора), всячески педалируя удобные для себя аспекты изучаемого материала и в упор не замечая любых фактов, хоть сколько-то отклоняющихся от заданного клише. Подобного искуса не избежал в «Лекциях по русской литературе» и сам изобретатель нимфетки, упорно именуя Фёдор Михайловича «автором детективных романов» (спасибо хоть, без эпитета «пошлейших») — притом, что философскую составляющую той же «Легенды о Великом инквизиторе» не отрицают и рьяные хулители.
Ибо «преступление» в одноимённом «романе в шести частях с эпилогом» занимает лишь одну (первую) часть, тогда как оставшиеся 5/6 — страдания, моральные муки, путь к покаянию, выписанные с невиданным в мировом литературе психологизмом. Именно за это Фёдор Михайловича любят на Западе. Однако, увы, настоящие европейские ценности (в канон которых входит и философия Достоевского) — нашим либералам не указ.
Мне даже любопытно, отчего противники князя Мышкина не раскрутят, например, вот такую причинно-следственную цепочку: Достоевского с упоением прочитал Ницше (почерпнув одну лишь «теорийку» Раскольника); Ницше с упоением прочитал Гитлер — и…
АДЯДЯ-Я! ЗЛЫЕ РЮССКИЕ ПОРОДИЛИ НЕМЕЦКИЙ ФАШИЗМ!!!
Это, конечно, шутка; но когда уже упомянутый Дм. Быков ставит Чернышевского и Белинского выше Достоевского, то он, похоже, не понимает, что оказывается в логическом тупике. Фёдор Михайлович каждой своей страницей, в особенности же в «Бесах», делает всё, чтобы революцию отвратить — Виссарион Григорьевич и Николай Гаврилович её с таким же упоением приближают. «Что делать?» — сносить самодержавие, кэп, и тогда у каждой девчонки будут алюминиевые серёжки (кто не понял — аллюзия на Четвёртый сон Веры Павловны).
Однако если, по мнению Быкова, Чернышевский хороший, получается, и Ленин хороший, и Сталин хороший, ведь в литературоцентричной России режим проистекает из текста?
Мы-то, либеральные ватники и православные квантовые механики, считаем хорошей всякую историческую Россию: и царскую, и советскую, и даже нынешнюю. А когда пламенные антисоветчики поднимают на знамя «советского идола» Чернышевского — чувствуется некоторая тревога. Этак они договорятся до того, что агрессором во Второй мировой Германия была.
А когда человечество войдёт в контакт с внеземными цивилизациями, Достоевского обязательно надо будет на их языки перевести. Без большой русской литературы маленькая вселенная оскудеет.