ХОЛМОГОРОВ Егор
Олимпийский матч 1972 года показан с яркой и яростностью финальной битвы какой-нибудь знаменитой фэнтезийной саги. Знатоки баскетбола могут, конечно, расходовать эрудицию и полемический пыл на обсуждение того, что «всё было совсем не так». Их право. Однако зритель, мало что в этой игре понимающий, как завороженный, следит за драматичной борьбой на грани перехода в драку, за счётчиком на табло, за тактическими манёврами тренеров, больше напоминающими указания полководцев на полях сражений эпохи наполеоновских войн.
Любое спортивное состязание — это агон, напряжённая борьба, исключающая, однако, смерть проигравшего (вот что постигли греки с олимпиадами и чего не понимали римляне со своей страстью к гладиаторским боям). А уж коллективные спортивные игры — это в чистом виде подражание сражению: нападение, оборона, тактика, манёвр, жертва, случайности и сила трения, приводящая в ничтожество величайшие замыслы.
Последнее — это то, чего не хватает шахматам, где практически всякое внешнее трение исключено, будучи заменено схваткой почти бесплотных умов, движущих абстрактные фигуры. Основная борьба шахматиста — борьба с самим собой, что показано в другом спортивном блокбастере — «Жертвуя пешкой» (в котором, впрочем, ухитрились неправильно положить шахматную доску).
Но реальная жизнь и борьба народов, как правило, ближе именно к хоккею, футболу и баскетболу. И «Движение вверх» как фильм-баталия определённо удался. Перед нами практически «Илиада», где шлемоблещущие герои сходятся в схватках. Создателям ленты удалось соединить документальную точность некоторых сцен, современную зрелищность (отступления от фактов в пользу которой вполне допустимы), борьбу тренерских замыслов, да ещё и забавный конферанс зрителей, смотрящих матч на стадионе и по телевидению.
Собственно, от фильма можно было бы оставить только этот шедевральный матч, снятый в самом начале работы над картиной, и он, пожалуй, сильно бы от этого выиграл, так как обрамляющая его история полна таких абсурдно-неточных допущений, странных пропагандистских вбросов и обычных сценарных несуразиц, что от желания покинуть зал удерживало только предзнание, что в конце концов будет великая и славная битва.
Но всё-таки невозможно закрыть глаза на то, что фильм совершенно провален по актёрской работе. Владимир Машков играет Владимира Машкова, играющего Владимира Машкова. Впрочем, его партнёр по «Протоколу фантом» Том Круз тоже играет последние 20 лет исключительно самого себя, так что не будем виноватить нашу звезду слишком сильно. Сергей Гармаш превратил главу госкомспорта его золотой эпохи, пламенного комсомольца-шелепинца Сергея Павлова — пробивного, кипящего идеями энтузиаста, который пролоббировал и суперсерию с НХЛ, и Олимпиаду-80, — в какого-то ленивого и глуповатого советского барина-орангутанга.
Остальные актёры не дотягивают и до этого уровня, и порой создаётся впечатление, что перед нами и не актеры вовсе, а нанятые у проходной любители, только ещё и лишённые природной наивности. Их ухитряются переигрывать даже американские комики, изображающие гарлемских уличных баскетболистов. Слабая актёрская работа приводит к тому, что бесчисленные шероховатости и натянутости сценария вместо скрипов издают громкий треск, и за создателей фильма регулярно становится неудобно.
А сценарий и впрямь трещит. И дело не только в многочисленных исторических несоответствиях, порой весьма обидных для прототипов, когда пытающимся бежать на Запад русофобом предстаёт Модестас Паулаускас — капитан советской сборной (как следствие, о его капитанстве просто не упоминается), человек, который до сих пор проводит занятия по баскетболу в школе Калининградской области, лишь бы слышать русскую речь.
Абсурден сам сюжетообразующий конфликт, когда спортчиновники и КГБ пытаются совместно… помешать нашей сборной обыграть американцев и, мало того, пытаются отменить матч из-за нелепого страха перед проигрышем. Канадцам не боялись в том же 1972 году суперсерию проиграть, а тут боятся. О советских чиновниках брежневской поры можно сказать много плохого, но для них был важнее сам факт международных соревнований, укреплявших «атмосферу разрядки», нежели мотив «лишь бы не проиграть». Можно понять сценарную сверхзадачу фильма: герой, тренер Гаранжин-Кондрашин, воплощает мечту вопреки непониманию и даже сопротивлению со всех сторон, но реализовать эту сверхзадачу можно было бы и как-то поизящней.
Так же дело обстоит и с другой идеологической составляющей фильма — советской дружбой народов, подаваемой не как казённая всеобщая любовь друг к другу, а как движение на пути к общей цели. Мысль о том, что видение и воля русского тренера могут собрать русских, белорусов, литовцев, грузин, казахов («индейцев», как шутят устами американцев создатели фильма) в единую работающую на победу «красную машину», не нова и не бесполезна. Но реализация её выглядит довольно пошло — от ложно приписанной Паулаускасу русофобии и попытки бегства до подачи игроков-грузин в стиле «гамарджоба-генацвале-режиссёр Данелия».
Слабо обыграна и роковая для советского баскетбола тема с контрабандой. С одной стороны, культ иностранного шмотья и в самом деле был довольно значим для загнанных в положение искусственной бедности советских людей. Спортсмены, будучи «выездными», старались выгоду от этого положения использовать по полной — проигрывать банки с чёрной икрой гарлемским гопникам точно не стали бы. С другой стороны, эти игры с таможней имели для нашего спорта драматические последствия. Александр Белов, гений баскетбола, непревзойдённый мастер обороны, воспитанник и «ферзь» на тактической доске Кондрашина, с обрамлённым изящными бакенбардами лицом спортивного аристократа, изображён милым больным мальчиком, значение которого для команды сводится в фильме в основном к факту его болезни.
На самом деле Белов заболел гораздо позже Мюнхена-72, и есть гипотеза, что его убили как раз таможенные проблемы. После того, как Кондрашина сняли со сборной и вернули Александра Гомельского, кто-то, видимо, начал копать под главного кондрашинского игрока: 23 января 1977 года его задержали на таможне при вылете в Италию, обнаружив в его сумке водку, икру и иконы. Белов не был выпущен, провёл сутки в милиции, а затем началась показательная расправа: отстранение от игр, исключение из комсомола и лишение звания заслуженного мастера спорта, лишение большей части зарплаты. Существует гипотеза, что знаменитая песня Владимира Высоцкого «Случай на таможне» написана в 1978 году именно по мотивам скандала с Беловым которого довольно шумно травила советская пресса. Существует версия, что таким способом Белова принуждали перейти из ленинградского «Спартака» в московский «ЦСКА». Несколько месяцев перерыва в спортивных нагрузках буквально уничтожили знаменитого баскетболиста, — напряжённая работа сердца до того сдерживала развитие патологических процессов. Он умер в 26 лет.
Психопатическая мелочная закрытость советских границ показана в фильме довольно выпукло, но она регулярно порождала такого рода абсурдные трагедии, которые потом невозможно было исправить даже передаваемыми через министра Павлова препаратами от американской НБА.
В политическом смысле фильм отражает, скорее, реалии и официозное отношение к американцам в наши дни. Мол, США — это соперник, которого почётно победить, и они, и мы не лыком шиты. Тренеру приписывается действительно неплохая формула: ни одна империя не вечна, американская — не исключение, и рано или поздно их кто-то должен победить, при этом лучше, чтобы это были мы. Безупречно точно сказано для 2017 года, но совершенно ни при чём в 1972.
В 1970-е все дела в мире определялись ожесточённым, тотальным, глубоко идеологизированным противостоянием двух систем, в ходе которого Советский Союз оказался в парадоксальном положении. Во-первых, он вынужден был имитировать значительно более высокий уровень развития, нежели имел в действительности. Во-вторых, выступал от имени идеологии, совершенно не выражавшей духа ни русской нации, ни страны в целом, тяготившей многих и препятствовавшей развитию (впрочем, многие на Западе разделяли ту же социалистическую левую идеологию, и это значительно улучшало советскую позицию).
И вот момент, который передан в фильме действительно удачно и который наряду со сценой матча оправдывает его в целом, — это чёткое понимание действительного положения СССР и США в этой игре. Изображая из себя более прогрессивное, перспективное, продвинутое общество, на деле Советский Союз вынужден был постоянно эмулировать достижения гораздо более продвинутого Запада. И там, где эта эмуляция получалась, возникали эффекты великих советских достижений: более позднее вхождение в отрасль и авральная мобилизация на определённых направлениях приводили к появлению поражавших воображение Запада прорывов.
Аналогичные эффекты создаёт и экономическая модернизация. Как правило, догоняющие страны развиваются быстрее передовых, так как используют готовые достижения последних, устанавливают новейшее оборудование, а потому на каком-то этапе обходят первоначальных лидеров. Именно так Германия в XIX веке догнала и перегнала «мастерскую мира» Англию, и по тому же закону Россия Витте и Столыпина в начале ХХ века должна была догнать и перегнать Германию. Все прорывы советской эпохи достигались именно по этому образцу — бралась достаточно высокая иностранная база, а затем на мобилизационном рывке мы обходили конкурентов. Чаще всего не навсегда, увы, так как собственная, органичная высокая база для большинства достижений отсутствовала.
В «Движении вверх» победа достигается именно таким путём мобилизационной эмуляции. Тренер внедряет американские методики подготовки спортсменов, добивается того, чтобы его команда чаще играла с будущими конкурентами. Он фактически воспроизводит у себя американский баскетбол, только добавив к нему русский характер и техники советского мобилизационного энтузиазма. И вот этого рывка хватило для исторической победы над американской командой (состоявшей, впрочем, не из профессионалов НБА, а из сильных любителей).
Но рывок так и остался неустойчивым — в 1976 и в 1980 годах дорогу в олимпийский финал советским баскетболистам заступили югославы (ещё одна страна, которой нет, но её традиции продолжает неплохо выступающая на олимпиадах команда Сербии). Лишь в 1988 году в Сеуле команда Гомельского, костяк которой составили литовцы из «Жальгириса», сумела сломать в полуфинале американцев, а в финале разгромить югославов.
И вот здесь, думая о том великом матче и героях, которые его выиграли, мы можем задуматься о природе нашей «советской ностальгии», которая и в жизни и в кино собирает по-прежнему лучшую «кассу», чем попытки продолжать путь исторической России. Чего мы хотим? Делать как американцы, но лучше американцев — так, чтобы в какой-то момент их удивить и даже ненадолго напугать, как они напугались в 1957 году после спутника? И тогда рецепту «эмуляция плюс мобилизация» альтернативы нет. Но этого-то как раз и не понимают наши «совпатриоты» одержимые мыслью, что «у советских собственная гордость» и не понимающие механики советских достижений.
Или же наша задача — существовать не в рамках биполярной системы, в которой мы всегда останемся дерзкими догоняющими, а вырабатывать собственный исторический мир, скалу ценностей, образ жизни, в котором задача «переамериканить» американцев зачастую не будет даже вставать, поскольку американцы в эти игры (в прямом и переносном смысле) даже не играют? Просто быть собой. Всё «более лучше» быть собой. В конечном счёте этому у американцев, национальной игрой которых является непонятный никому в мире бейсбол, тоже можно поучиться.

Источник