ТАЛЯРОНОК Иван
Для русского кинематографа «Викинг» оказался самым удачным историческим проектом. Рекордные сборы, рекордное число зрителей. Кажется, можно радоваться: интерес к национальному прошлому, к нашим истокам налицо. Но, как ни странно, самую жёсткую критику картина получила со стороны патриотического лагеря.
Про исторические детали фильма судить не берусь: если профессиональные учёные не пришли к единому мнению, то искусство представляет ещё большую свободу интерпретации. Речь пойдёт не о деталях — о главном.
Неизменным обертоном критического хора является раздражение царящей на экране дикостью: грязью, бедностью, неопрятностью древнерусского житья. Возведённый для съёмок «Викинга» дворец полоцкого князя скептики презрительно именуют «сараем», крепостную стену Киева — «забором». Автор книги, по мотивам которой снята кинолента, с обидой выносит свой приговор: можно было показать красивые картины охоты, пиров, сражений, а тут зрителя пичкают какой-то дешёвкой. То ли денег на съёмки пожалели, то ли бюджет распилили…
На какой бюджет был рассчитан «Викинг» — это тоже не моя печаль. А вот недовольство тем, что на экране мелькают грязные улочки, прокуренные по-чёрному княжьи покои и стены городов из необструганных брёвен, — для меня лично непонятно. А мы что, на Руси десятого века Колизей ожидали увидеть? Или висячие сады Семирамиды? Как, по мнению критиков, выглядели наши города тысячу лет назад: неужели широкие мощёные авеню, окружённые мраморными колоннами?
В геройском городе Брест есть две исторические достопримечательности. Одна из них, легендарная Брестская крепость, известна всему миру. Вторую посещают гораздо реже, а зря. Это раскопки древнего Берестья, — сохранившиеся в болотистой дрыгве, вросшие в торф остатки натуральных домов десятого века, бережно извлечённые на свет Божий белорусскими археологами.
Если кто-то всерьёз полагает, что наши предки жили в роскошных виллах, под стать средиземноморским патрициям, ему надо срочно ехать в Берестье — поправить историческую оптику.
Хата размером три на четыре метра — это признак зажиточной семьи. Большинство городских домишек ещё меньше,- в деревнях ХХ века курятники были просторнее. Улицы между домами такие, что две телеги не разъедутся, — видимо, редкостью был гужевой транспорт. Частных конюшен не видать вовсе — наверное, конями владели только конязи-князья. Показанный в «Викинге» Полоцк времён Владимира и Рогнеды — просто рекламный рай по сравнению с современным ему подлинным Берестьем.
Допуская, что брестские дреговичи жили чуть хуже полоцких кривичей. Но вряд ли разница была больше, чем между нынешними Брестом и Минском.
Режет взгляд, конечно, когда рядом с дровяной, лубяной, земляной Русью режиссёр показывает чистенький, украшенный витражами, выточенный из камня Корсунь-Севастополь. Для Византии Корсунь — удалённая окраина империи, а для вышедших из лесов русичей — щекочущий воображение образчик цивилизации. Задевает такое сравнение национальную гордость. Но разве в реальности это было не так?
Многие люди в порыве ложного патриотизма любят, мягко говоря, приукрашивать наше прошлое. Хорошо, если просто приукрашивать. А то иногда рисуют такие полотна для самолюбования, — хоть стой, хоть падай. На одном из языческих сайтов видел я сногсшибательные исторические миражи: стоят посреди снегов пирамиды из лиственницы, — повыше хеопсовых, — а мимо движутся сокровищницы на запряжённых в колесницы мамонтах.
Такое беззастенчивое фэнтези многие с энтузиазмом принимают за чистую монету, а потом с жаром отстаивают завиральную картину мира, в которой русские (славяне, укры — возможны варианты) некогда были самым богатым и могущественным народом вселенной: Рим построили, Иерусалим основали, предками этрусков оказались и в Америку первыми плавали.
Причина такого бегства от действительности — бессознательная психологическая компенсация современных обид и комплексов. Нелегко сразу ответить на вопрос: почему мы беднее всяких немцев, америкосов и прочих голландцев? Почему от них к нам везут айфоны и внедорожники, а не наоборот? Или, формулируя по-иному: если мы такие умные, почему мы такие бедные?
Собственно, все варианты ответа на поставленный роковой вопрос сводятся к двум: фантастическому и реалистическому.
Фантастический ответ звучит примерно так. Раньше мы были всех богаче и учёнее, всех могущественнее, культурнее и техничнее, всех милее, румяней и белее. Но потом пришли («а» — большевики, «б» — Романовы, «в» — монголы, «г» — православные христиане, в западнорусских областях рассматривается вариант «д» — москали) и всё порушили. Теперь сидим мы на пепелище и горько плачем. И не будет нам счастья, пока не выдавим из себя до последней капли («а» — коммуниста, «б» — монархиста, «в» — татарина, «г» — христианина, «д» — москаля). Лишние, идеологически неприятные варианты можно зачеркнуть. А можно всё до кучи оставить — тогда Вы готовый доброволец в батальон «Азов».
Принимая такую концепцию, человек начинает обожествлять несуществующее, придуманное прошлое-мираж и одновременно вступает в смертельную борьбу с настоящим, подлинным русским прошлым, занимаясь форменным самоедством, разрушением собственного национального мира и собственной национальной памяти.
Это гибельный путь исторического фэнтези. Каков же реалистичный ответ на поставленный выше роковой вопрос современности?
Ответ этот прост. Наша суровая, холодная, заснеженная земля не годится для того, чтобы стать богатым. Не растёт здесь виноградная лоза, не цветут апельсины, не прививаются оливы. Не течёт земля Русская вином и олеем. Не могло у нас возникнуть древних цивилизаций по банальной причине — при античных технологиях невозможно было прокормить тут достаточное для цивилизации количество людей.
Тому, кто отважился поселиться в лесных дебрях к северо-востоку от Буга, полгода приходилось тратить лишь на то, чтобы бороться против стужи за собственную жизнь. Некогда было дворцы возводить. Полгода рубить дрова, чтобы не замёрзнуть, полгода — запасать припасы на зиму. При условии, что земля наша гораздо менее плодородна, чем в долинах Тибра, Роны и Рейна. Менее плодородна прежде всего не из-за скудости почвы, а из-за краткости тёплых дней.
Ко времени Крещения 90% русских, возможно, не имели даже таких избушек-курятников, какие откопали археологи в Берестье. Потому что 90% русских были тогда кочевниками леса, занимаясь не осёдлым, а подсечным земледелием. Природа не позволяла собирать устойчивые урожаи на одном месте — приходилось каждые три года перемещаться с участка на участок, вырубая всё новые и новые делянки леса, удобряя всё новые и новые временные поля перегоревшей золой.
Что означал такой образ жизни? Адский труд и никакого благоустройства. О каком благоустройстве может идти речь, если через пару лет предстоит перебираться на новое место? При таком способе существования «сараи» и «заборы», снятые в «Викинге», покажутся номерами люкс. Ушедшая под корни землянка грела надёжнее и строилась проще.
Нет в нашем прошлом повода гордиться великолепными виллами, античными храмами, изящными скульптурами и прочими благами цивилизации. Не возвели наши предки чудес света в камне. У нас есть другие источники гордости — за чудеса, проявленные человеческим духом. Разве не чудо — принять вызов холодных просторов Евразии и покорить эти просторы?
Ни один народ не решился на этот подвиг. Другие, движимые зоологическим инстинктом наживы, стремились к тёплым долинам, к незамерзающим морям. Ни римляне, ни эллины не поднялись вверх по Борисфену-Днепру. Готы, гунны, авары, венгры, — одни вслед другим, уходили из ледяных глубин Евразии в благословенную Европу. Только русские выбрали другой путь, заселив землю, не позволяющую стать богатым, зато закаляющую мужество, дух и разум.
Пиры, охоты, турниры, — все эти красивые хобби, о которых грезил автор сценария, — всё это не наше. Балы, шампанское, лакеи, юнкера — всё это только мешает русским жить на русской земле. Наше — это постоянная готовность, обливаясь потом, валить под корень вековые дубы и сосны; постоянная готовность выносить мороз и стужу; постоянная готовность разделить с ближним последний кусок хлеба или пойти на смерть за други своя.
Жить в России, предпочитая великие блага человеческого духа благам земным, материальным может только народ, сменивший систему координат, отказавшийся от притяжения мамоны ради небесного света. Жить в России, невзирая на грязные дороги, лубяные избы и заснеженные дебри, с верой, что не богатство главное в жизни, может только народ-христианин. Сила духа может преодолеть и грязь, и бездорожье, и бедность, выстроив великую державу там, где по дохристианским, телесным понятиям никакой державы вовсе быть не могло.
Князь Владимир оставил нам камень веры, который оказался несравненно крепче лубяных «сараев» и дровяных «заборов».
Вот главный урок крестившегося «викинга», заложившего фундамент всех наших побед на тысячу лет вперёд.
А декорации к фильму — это не красивое фэнтези. Это упрямые реалии того материального мира, который мы научились побеждать.