СТЕШИН Дмитрий
Давно живу, давно заметил: чем беднее страна, тем больше ресторанные порции. Если в Дамаске еда свисает с тарелки, то в какой-нибудь Харасте — со стола, и ты не можешь смотреть в глаза официанту, оставив поданное блюдо почти не тронутым. Не влезло. Поэтому, ты вскакиваешь внезапно и говоришь товарищам полную чушь — «Пойду машину погрею». На улице +30. В тени, разумеется. Ты быстро уходишь, тебе почему-то стыдно.
Такая же чушь с едой творится в нищем Эль-Саллюме, где всего одна улица, номер в караван-сарае стоит 50 рублей, а с мраморной набережной выкидывают в море тухлую баранью требуху. Вокруг безжизненная пустыня и коровы жуют задумчиво черные полиэтиленовые пакеты. При этом, кормят в единственном ресторане страшно — на убой. То же самое и в Тобруке, и в рыбном ресторане Бенгази, в шоферской столовке в провинциальном турецком Райханли, и тегеранском кабаке с пыльными плюшевыми портьерами телепортированными из 50-х годов. Даже в кабульском шалмане самого последнего пошиба, где нет вилок и ложек — не принято, вас накормят мясом до рвоты и вы уйдете шатаясь и вытирая жирные губы тыльной стороной ладони.

Пока в российских ресторанах стараются «распушить хвост», в других странах хотят просто сытно накормить Фото: Евгения ГУСЕВА
И только в России вас будут потчевать порциями, рассчитанными на карликов с гастритом. Или карликов, с вырезанной частью желудка. Или карликов особой породы — «городской». Меня за такого приняли, в ресторане имени одной известной актрисы, и за 30 долларов подали на стол «карамелизированную тыкву» — богатый такой и единственный шматок тыквы размером с зажигалку «Крикет», прихотливо украшенный кусками порванной булки, с дерзкими дизайнерскими брызгами шоколадного соуса. Булка тоже была особая — из социального магазина, знаете, такая дутая, которая не режется ножом, она либо крошится, либо мнется в блин, а голуби ее не едят принципиально? Брызг шоколадного соуса было ровно шесть. Их нанесли скупой, недрогнувшей рукой. Я считал эти брызги в полном отупении, созерцая гастрономический фейерверк русского хлебосольства. Я указал официантке на несуразность происходящего. Он фыркнула:
— К нам не наедаться приходят!
Крыть было нечем. Наедаются шавермой возле метро, а на Тверской в рестораны ходят не за этим. Я это понял. Это был важный урок.
Дальнейшие мои наблюдения показали, что провинциальные ресторации тоже работают в общем, экономном тренде. Уже кое-где стали супы подавать в чашках — чтобы не заедались особо. Умиляют специальные розетки под салаты — с жульническим, толстенным дном. На две ложки салата. В трепет вгоняет скрупулезный подсчет официантами съеденных тончайших ломтиков хлеба. Буханка проданная по пятирублевым ломтикам превращается в пятьсот рублей, минимум. Десятирублевыми — в верную тысячу! Все как в старой, давно позабытой книге о послереволюционных беспризорниках «Республика Шкид»…
Как патриот своей страны, я долго искал разумные, утешительные объяснения этой патологической общепитовской рачительности: неурожай, нашествие саранчи, пережитки плановой экономики и талонной системы, глинистые и подзолистые почвы, и вообще мы в «зоне рискованного земледелия» живем… Правда, потом я понял, что нет земледелия рискованней ливийского, например. Там растет только верблюжья колючка, а порцию национального блюда — курицы сожженной напалмом на гриле, уестествить просто невозможно в один присест.
Моя гастрономическая выборка из стран «третьего» или «четвертого» мира становилась все больше, а порции в московском общепите все меньше. Может быть мне просто так казалось… Но, так или иначе, больше порции не становились! Российский общепит стабильно играл на понижение. И тогда я понял: Господи, так это же просто жадные жлобы наживаются на дураках, которые к ним ходят! Они же с каждого блюда зарабатывают, как с чека героина, если брать его килограммами прямо на афгано-таджикской границе! Они же, при этом, экономят на всем! На травле крыс и тараканов, на зарплате, за которую только бомжей без гражданства можно нанять, на качестве продуктов, на холодильниках и канализационных насосах! Они же сейчас придут в комментарии к этой заметке и будут ныть: «налоги, сэс-пожарные-менты, аренда в центре, кризис, нет денег на нитки трусы сзади зашить и т. д.».
Люди вышибающие 1500 процентов прибыли с порции (я считал по порции «карамелизированной тыквы» — прим.авт.) или 300 процентов с иных блюд, будут жаловаться клиенту на свою нищету и трудность бизнеса, при этом, не отводя своих пречестных глаз от вашего раскрытого кошелька. И когда ты спросишь такого матерого деятеля общепита с притворным сочувствием: «Васюня, почему бы тебе не найти работу легче? Можно вот битыми тачками торговать, например? Ты пожалей себя, брат! Сгоришь!». Васюня ответит тебе с тяжелым вздохом: «Понимаешь, брат, есть такое призвание — кормить людей дорогим дерьмом с мельхиоровой ложечки!».
Я считаю, что людей, извративших целое духовное явление русской культуры — хлебосольство, когда на стол мечется буквально все, и неважно где это происходит — в трактире или в доме, нужно контролировать и нагибать страшно. За каждое порционное блюдечко с ложкой оливье, за каждую умело нарезанную в кружева соевую сосиску, за мороженые блины из микроволновки по цене килограмма форели. Прессовать, а на все их жалобы отвечать страшным, потусторонним хохотом. И чтобы в следующей жизни, эти рестораторы очнулись в декабре 1941 года, в блокадном Ленинграде, в самом конце очереди за хлебом, за пять минут до закрытия магазина. И чтобы хлеб этот перед ними всегда кончался, а завтра никогда не наступало. Ничего кроме вечных мытарств они не заслужили.

Сирия, Латакия. Порция шашлыка и "Комплимент" от шеф-повара в виде красной звезды из лаваша, как знак уважения к помощи России Фото: Дмитрий СТЕШИН
Источник