ХОЛМОГОРОВ Егор
Пока в России шумит чемпионат мира по футболу, а главные политические новости планеты связаны с грядущей встречей Владимира Путина и Дональда Трампа, наши артисты не устают писать письма в поддержку обвиняемого в терроризме украинца Олега Сенцова. Он, мол, не успел никого убить, отпустите на волю.
Никто не просит о снисхождении французское правосудие. Оно поставило беспощадный диагноз акционисту Петру Павленскому, поджегшему дверь банка на площади Бастилии в Париже. «Бредовые навязчивые идеи, пограничное расстройство личности с нарциссическими основаниями, желание преступать закон и предусмотренные им ограничения». Иными словами, Павленский — психически нездоров.
Как и у многих больных людей, оставленных без ухода, недуг сочетается у него с расстройством социального поведения. «Образ жизни, который выбрала сформированная Павленским и госпожой Шалыгиной пара, — они утверждают, что живут, не работая, ни за что не платят и занимаются сквоттингом, — а также тяжесть инкриминируемого деяния доказывают, что контроль над подследственным может гарантировать только лишение свободы». Иными словами, двое бомжей живут там, куда незаконно проникли, воруют в магазинах и создают общественную опасность. А по сему случаю на ближайшие годы, а может и десятилетия, французская тюрьма станет для Павленского постоянным пристанищем.
Не будем насмешливо спрашивать: куда подевались теперь многочисленные последователи Павленского, рассказывающие о героизме, о необычайной мощи его творчества и о пламенеющей готике поджога дверей ФСБ. Всем, в общем, понятно, что эти защитники на деле мечтают лишь о сытой, спокойной, буржуазной жизни в Париже, а революционность приберегают исключительно для развала «этой страны», с тем чтобы на выделившейся энергии распада наварить себе маленький котелочек для Парижа. Это и так ясно.
Вопрос в другом. Неужели люди, годами певшие о «величии» сумасшедшего, не понимали, что используют больного, в самом строгом медицинском смысле слова, человека? Что восхваление политической и нравственной «отваги» Павленского так же нелепо, как разговоры о смелости маньяка? Ведь сознательный поступок человека — совсем не то же самое, что «акции» «художника», который пробивает мошонку, отрезает себе ухо, зашивает рот, чтобы при помощи боли дать вырваться на волю патологии. Этого несчастного, мучимого и мучащегося человека превратили в таран для прошибания его головой кованых дверей «режима».
Павленскому, конечно, в некотором роде повезло (или не повезло), что он жил и «творил» в обществе, где существует тысячелетняя традиция жалостливого отношения к публичным сумасшедшим, где самый известный в мире храм был назван именем юродивого, разбрасывавшего калачи и ходившего по той самой Красной площади нагишом. Мы, конечно, умеем отличать подлинных блаженных от похабников-лжеюродивых, но на всякий случай жалеем всех.
Над той же Валерией Новодворской, бывшей некогда главной «звездой» протеста, насмехались иногда, никому и в голову не пришло гнать ее или ненавидеть. И в терпимом отношении российского общества к выходкам Павленского девять десятых было обычного нашего русского снисхождения к безумию. А негодяи накручивали несчастного самоистязателя, убеждая его, что общество ему «сочувствует», система — «боится», а Европа — «поможет». И этот цирк мог бы продолжаться долго, если бы не пересечение границы.
Со снисходительных берегов Москвы, где еще столько шуток можно было испробовать — подвешивать себя за ноги на Воробьевых горах, прыгать с моста в Зарядье, — пришлось перебраться на угрюмые берега Сены к «средним европейцам».
Павленский во Франции был обречен. Его преступление, подозреваю, вызвано прежде всего подсознательным желанием спастись в тюрьме. Оказаться на дне реки, подравшись с марокканским беженцем из-за выброшенного кем-то недоеденного банана, — такая перспектива не вдохновит даже сумасшедшего. За решеткой как-то надежнее.
Возможно, теперь жертва российских прогрессивных кругов получит за счет французских налогоплательщиков трехразовое питание и какое-никакое лечение. И тут тому, как сложилось дело, можно только порадоваться — ведь если бы этой безусловно необходимой медицинской помощью занялось наше государство, то «режим» мгновенно бы обвинили в применении «карательной психиатрии». Крик бы стоял до небес. А так акционист сможет перечитать в тюрьме знаменитые работы французского философа Мишеля Фуко «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы» и «История безумия в классическую эпоху» и поразмышлять над тем, почему изоляцию юродивых придумали не в России.
На самом деле Павленского жаль. Пусть его вылечат. Он перестанет быть «художником» в том искаженном смысле, в котором был, но проживет остаток жизни как человек, а не как инструмент, нужный политическим жуликам, которые бросили его при первой возможности.

Источник