ХОЛМОГОРОВ Егор
«Существует священное предание истории, священное предание культуры, священные внутренние традиции, – писал в «Смысле истории» Николай Бердяев. — И только тогда, когда познающий субъект не разрывает с этой внутренней жизнью, может он приобщиться к ее внутреннему существу. Когда разрывает, — он до конца должен пройти путь самоотрицания. Получаются лишь клочья истории, получается какое-то сплошное разоблачение исторических святынь».
Именно поэтому, глядя на панфиловскую гражданскую войну в наших соцсетях я, подобно Максимилиану Волошину, «молюсь за тех и за других».
Исторические легенды имеют право на существование, поскольку они собирают в кучку тот возвышенный исторический опыт, который в реальной истории слишком разбросан и разнесен. В одном месте сделали правильный жест, в другом сказали красивые слова, в третьем — героически умерли, в четвертом — отважно победили. А для передачи смысла нужно чтобы все красивые слова и жесты, героические смерти и победы были бы в одном месте.
Поэтому роль легенд в жизни любой нации незаменима. Вся ранняя римская история — это такой набор легенд. Ромул, Нума, Горации, Тарквинии, Брут, Кориолан. Понятно, что все слова и жесты вымышлены. В лучшем случае мы можем допустить, что люди с похожими именами совершили похожие в общих чертах действия. Все подробности — сказка. Однако на этой сказке выросли славнейший город и величайшая империя в истории.
Для меня 28 панфиловцев — это такие же Горации. Легенда о том как горстка мужчин оказавшись на пути врага перекрыла ему дорогу, и какие красивые слова им при этом говорили. «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва» — политрук Клочков это не говорил, но ведь кто-то должен был это сказать, потому что эти слова должны были быть кем-то сказаны.
Русской истории вообще не хватает легендирования – героев, красивых афоризмов, красивых жестов. Мало кому известен реальный приказ генерала Брусилова генералу Каледину в августе 1914 в ходе галицийской битвы: «12-й кавалерийской дивизии — умереть. Умирать не сразу, а до вечера». Дивизия Каледина задачу выполнила и спасла этим дивизию генерала Корнилова. Эта фраза должна была бы войти во все учебники, тем более что она подлинна. Зато у нас каждый неуч знает фразу на поле Ватерлоо: «Гвардия умирает, но не сдается» (хотя на самом деле вместо неё Камбронн сказал коротко и ясно: «Дерьмо!»).
Василий Розанов жалуется в «Опавших листьях», что мы «не имеем мечты своей Родины». И вот скудость нашего исторического повествования красивыми легендами (при наличии массы добротного фактического материала для таких легенд) – это симптом отсутствия такой мечты. Свидетельство исторической амнезии.
Легенда — это квинтэссенция исторического опыта нации и в этом смысле неприкосновенна. Однако на рубеже тысячелетий русскую нацию вознамерились уничтожить и, разумеется, пустили под нож скопом все легенды. Древней Руси – не было. Ледового побоища не было. Куликовская битва была у чертах на Куличках. Иван Сусанин – вымышлен. Зоя Космодемьянская – истеричка. Трупами закидали. Атомную бомбу украли у американцев. Гагарин никуда не летал и прочая, прочая, прочая…
Любопытно, что среди этого разоблачительного вала как раз панфиловцам не очень сильно досталось. С одной стороны – их эмоциональная нагрузка все-таки не дотягивала до Зои или Сусанина. С другой стороны, подвиг панфиловской дивизии слишком хорошо известен по многим источникам и историчность либо не историчность боя у разъезда Дубосеково почти ничего не решали в общей картине Битвы за Москву, слагавшейся из сотен и сотен подобных боев.
Пережив крах советской системы легенд, наше национальное сознание отнюдь не сдалось и не умерло, а начало реставрацию памяти о войне. Историки начали вгрызаться в тонны реальных боевых документов, вместо мемуаров и газетных статей. Находить новых героев, которых «Красная Звезда» не упоминала, уточнять данные по старым. В этом смысле истеричная демифологизация в конечном счете сыграла свою положительную роль.
Однако есть наука и есть пиар. Продавать старый уже раскрученный бренд гораздо сподручней, чем новый. И с началом общепатриотического подъема в стране началась и работа по оживлению таких старых легенд, которые для молодого поколения, не слышавших их сто раз по «Центральному Телевидению и Всесоюзному Радио» имеют привкус новизны.
И вот нашла коса увлеченной пропаганды на камень научного всезнания. Начавшийся несколько лет назад сетевой конфликт между Дмитрием Пучковым-Гоблином начавшим реставрацию легенды о 28 и критиками этой легенды отнюдь не был тысяче первой схваткой патриотов и русофобов.
На Пучкова обрушились прежде всего новые военные историки – Алексей Исаев, Артем Драбкин, лидеры архивной революции в нашей военной истории. Они говорили простую вещь: ни советские ни немецкие документы ничего не говорят о боях у Дубосеково, немцы проехали этот населенный пункт ничего не заметив. Существует множество реальных подвигов панфиловской дивизии, от хорошо описанных боев за Волоколамское шоссе. Мало того, на Волоколамке действительно совершили великий подвиг и остановили немцев противотанкисты, но о них мы, как раз, ничего не знаем из-за лакун в документах. Стоит ли так настойчиво реанимировать уже почти рухнувший миф, откуда порой вылезают очень неприятные иголки, вроде оказавшегося живым и сдавшегося в плен Добробабина (с желания которого получить живым свою «Звезду Героя посмертно»), с которого и началась проверка Главной Военной Прокуратуры.
Реакция сторонников реанимации легенды о бое при Дубосеково оказалась несколько сектантской. Они просто орали, обещали всех расстрелять и стереть в лагерную пыль. Особенно потряс, конечно, достопочтенный министр В.Р. Мединский со своими «мразями», в число каковых попали прежде всего вполне дружелюбные к нему и его РВИО историки.
Парадокс тут еще и в том, что именно сейчас многие стоят на ушах от вопроса о диссертации министра, посвященной как раз разоблачению исторических мифов, правда русофобских. Претензии обвинителей Мединского не слишком серьезны, — если с той же привередливостью цепляться ко всем диссертациям, то докторов наук у нас останется не много. Вся эта история больше похожа на попытку идеологической цензуры – запрет на перспективное направление изучения и разоблачения русофобских мифов иностранцев.
Но когда автор демифологизирующей диссертации одновременно пишет статью, где настаивает на сохранении очевидного исторического мифа, да еще и именует всех скопом критиков этого мифа «мразями», то тут получается такое диалектическое противоречие, что я бы сузил. Мол, одни мифы вредны, другие – полезны, — для публичного лица тут чуть-чуть не хватает публичного лицемерия, являющегося профессиональной чиновничьей добродетелью. Хотя по сути – да. Одни мифы вредны. Другие – полезны. Еще с Платона установлено, что решать какой миф куда отнести должны философы, правящие государством. Но только делать это нужно втайне от внешних.
В чем могла бы быть польза от реставрации панфиловского мифа? Она очевидна, — перед юношеством, которому еще не раз и не два предстоит сражаться за Родину, ставится прекрасный образец героического подвига. Русский вариант легенды о 300 спартанцах.
Та легенда тоже, при историчности в целом, несколько подрихтована – сперва Леонид защищал фермопильский проход с довольно крупным войском. Лишь на последнюю битву он вышел лишь со своими 300 мужами, отрядом феспийцев и… довольно значительным числом илотов, приставленных к каждому лакедемонянину и сражавшихся вместе с ними. Так что миф о спартанцах разделяется на две части – миф о небольшом, но все же значительном войске, перекрывшем проход огромной персидской армии и миф о героях чести, павших чтобы не нарушать спартанский закон в последней битве, где под конец дошло до драки камнями и зубами.
В целом легенда о 28 героях скроена красиво и ладно, так что годится под киносценарий. Собственно будь она с самого начала сценарием, а не репортажем, к ней не было бы никаких претензий. И сейчас еще вполне может «пройти» компромиссный вариант. Если фильм Андрея Шальопы окажется действительно удачным и хорошо снятым (если фильм плохой, — боюсь, ничего не поможет), то выпав из разряда «non fiction» легенда вполне может прижиться в разряде «fiction», как история героев хорошего фильма.
Фильм попадет в удачный контекст, поскольку сейчас экранизируется, к примеру, легенда о Евпатии Коловрате – народный эпос о сопротивлении Рязанской земли монголам, тоже имеющий статус прежде всего поэтичной легенды, обобщения всего русского сопротивления захватчикам. Да и многообещающий судя по трейлерам фильм «Викинг» о князе Владимире – это скорее не историография, а легендирование в духе «Игры Престолов».
А в чем минусы? Не в том, конечно, что «ничего не было». То остервенение, с которым некоторые пытаются задрать подол легенде, говорит о том, что их цель – не историческая правда, а именно задирание подола, разоблачение: «Нет у вас у русских никаких подвигов и геройства, всё комиссары выдумали, а ваши деды сидели у фрицев в обозе». Отвечать на это можно и нужно и легендой и фактом.
Проблема в том, что иные легенды слишком заглушают собой факт и делают ответ «от факта» неудобным. История о вымышленном бое по результатом которого были подписаны реальные указы на реальные геройские звезды слишком обидно контрастирует с реальными подвигами, например подвигом подольских курсантов, на звезды которым начальство было не слишком щедро. В историографии миф, а особенно необходимость его крикливо поддерживать, становится заглушкой на реальных исследованиях реального подвига и всей панфиловской дивизии и многих других подвигов в той Войне. К сожалению, тут мы сталкиваемся с принципом «экономии пропагандистский усилий». Если есть легенда, то зачем выкапывать и раскручивать другие подобные истории? В результате складывается тревожная тенденция из эпохи веры во всесилие пиара: проще написать о подвиге и его раскрутить, чем действительно его совершать. На войне такие приписки могут стоить очень дорого.

Источник