В Донецкой народной республике прошел литературно-бардовский фестиваль «Большой Донбасс», пишет «Журналистская Правда».

Впечатлил он, конечно, по всем фронтам. И по уровню, и по организации…

Когда я была моложе и лучше, войны не было, а государство Украина было похоже намилого ленивого котика, а не на хтоническое чудовище Йормунганда, я успела насмотреться (и поучаствовать) на украинские поэтические фестивали. Они так меня впечатлили, что когда я поняла, что это не разовый факап, а система, я перестала участвовать в литературных фестивалях вообще (не только украинских) на семь лет.

(Не знаю, может, это потом прошло, но тогда была мода на слэм-формат, что, безусловно, сказывалось на качестве околопоэтического перформанса, но отрицательно — на качестве текстов).

Вернемся к «Большому Донбассу».

Организаторы, Владислав Русанов и Владимир Скобцов, провернули потрясающую работу. Во-первых, на фестивале можно было увидеть и послушать легендарных совершенно гостей из России: Евгения Лукина (бард, фантаст) и Андрея Лазарчука (фантаст). Да и многие другие приглашенные показали высокий класс. Это барды Сергей Матвеенко (Москва) и Алексей Нежевец (Минск), поэтесса Ольга Старушко (Москва) и другие.

Во-вторых, отлично была составлена программа. Правда, донецкая погода умудрилась существенно испортить финал — гала-концерт на открытой сцене в парке имени Щербакова состоялся под проливным дождем.

Зато фактически стартовал фестиваль потрясающим концертом Евгения Лукина. Лукин уже видел одну войну — в Приднестровье. И песни двадцатилетней давности очень, очень больно звучат в сегодняшнем дне.

Вот оплот сепаратизма — детский сад.

Перекрытия лохмотьями висят.

Как в копеечку легли десятки мин.

Хорошо с пристрелкой было у румын.

Я бреду через Бендеры наугад

под внимательными взглядами солдат,

а над нами, как изваянная злость,

заводской трубы обглоданная кость.

Нет в округе неисклеванной стены.

А окошки-то уже застеклены.

Страшновато и нелепо вместе с тем —

будто стекла оказались крепче стен.

Тут и там асфальт расплескан, тут и там.

А за мною сумасшедший по пятам.

— Ты! Турист! — кричит. — Гляди, куда забрел!

Где ж ты был, когда бомбили нас, орел?..

Но послушай, да ведь я ж не виноват,

что ни разу не попал в подобный ад,

не свихнулся и не выгорел дотла, —

просто очередь до Волги не дошла.

По Бендерам, по Бендерам — в никуда,

в предстоящие, пропащие года…

По Бендерам, где грядущее страны

тупо смотрит из проломленной стены.

Была презентация новых книг Андрея Лазарчука. Была организованная для гостей поездка в Горловку и Углегорск, по местам разрушений. Была экскурсия на Саур-могилу.

Еще один интересный и неожиданный момент — наличие в ДНР собственных авторов, которые пишут действительно хорошо. Без скидок, я имею в виду, понятно, что некоторым читателям любая асадовщина понравится, лишь бы патриотичненько написано было. Так вот, в Донецке есть хорошие авторы.

Из фантастов это Владислав Русанов, из поэтов — Анна Ревякина и Александр Сигида-младший (коварно экспроприированный у соседней Луганской народной республики). Впрочем, у Луганска осталась Елена Заславская, которая на фестиваль тоже приехала.

Сильное, в общем, впечатление оставил «Большой Донбасс». Он действительно оказался на порядок круче среднего украинского довоенного фестиваля.

В заключение, пожалуй, процитирую понравившихся поэтов, чтобы вы убедились, что статья — не пропаганда, а чистейшая правда.

Ольга Старушко

— …Вы простите, что с личным я:

в списках здесь

тридцать тысяч — без отчества.

Вероятно,

есть его фамилия.

Имя есть.

Я отца своего тут искал.

Лопатина.

Если можно,

я вот что у вас хотел

уточнить:

способен ли кто в архивах

между сотен фамилий

на букву «Л»

обнаружить,

пока мы помним и живы,

пусть не отчество — адрес,

откуда был

призван он.

И сразу станет понятнее:

там в деревне у нас из любой избы

ты кого ни возьми — это мы, Лопатины…

Старика провожает экскурсовод.

Солнце в мае слепит глаза,

но не греет.

Двадцатиметровый бетонный свод.

Тридцать

пятая

батарея.

Этот батюшка,

в чёрном,

седой,

худой,

слушал молча,

лишь горбил сильнее плечи.

И спросил ещё:

правда, что под водой

здесь стояли погибших тела,

как свечи —

вертикально —

что не было места вдоль

берегов,

чтоб не в море,

а в землю лечь им?

— Я о них и у старца просил молитв:

за отцов,

за немыслимые утраты

пусть Россию когда-нибудь

бог простит…

Он ответил:

уже простил.

В сорок пятом.

Анна Ревякина

Кто читает все эти чёртовы сводки?

Налей мне водки, промой мои раны,

мы с тобой в подвале сидим, как в подводной лодке

имени русой Марии, имени плачущей Анны.

Наша лампа-лампочка, наша маленькая лампада,

жёлтая, жуткая, внутриматочная спираль мира.

Не гляди на меня, Мария, я боюсь твоего взгляда,

помолчим, Мария, здесь каждое слово — гиря.

Наш подвал укромен, четыре стены и стулья,

а ещё эти полки с помидорами-огурцами.

Нас подвал уменьшает, съёживает, сутулит,

мы становимся даже не сёстрами — близнецами.

А на завтра сводки, от которых мне сводит душу,

а на завтра снова учиться ходить по краю.

Мы идём по улице — два морячка по суше,

мы с тобою ещё ни разу не умирали.

Александр Сигида

Повелители войны

В серых сумерках времён

Хлынут в сердце страны

Декадентских племён

На фундаменте былых

Империй — их господство

Навязать свою культуру —

Метод превосходства

Разрывая плоть химер

В самом лучшем мире, снова,

Ради славы эфемерной

Вновь идут в поход крестовый

Завоеватели

Твоей державы

Славы обладатели

И знамён кровавых

Елена Заславская

В городе, который любила,

33 дубочка-сыночка

И калинку-дочку

Настенька посадила.

Ни дождем, а огнем

Умываясь,

Запылал светлый город ее,

Будто свечечка восковая.

Под страшным обстрелом

От огненных жал свинца

Сгорели, сгорели, сгорели

Настинькины деревца.

Голоса, соловьи и травы,

Листопад, звездопад и ветер —

Снятся настинькиным деревьям,

Если, конечно, верить,

Что мертвые видят сны.

А Насте снится её дубрава,

Листопад, звездопад и ветер,

Голоса, соловьи и травы,

И снова травы и соловьи.

Анна Долгарева