Нетрудно показать, что к концу 40-го года прошлого века другого пути урегулирования европейского (на тот момент — пока еще) конфликта, кроме вступления СССР в войну против Германии, уже не существовало. Это прекрасно понимали и в мире, и в Европе.

Тем более это понимали в Германии и в СССР. Другими словами, советско-германская война стала объективно необходимой и, следовательно, неизбежной.

Поэтому с начала 41-го года между Германией и СССР развернулась напряженная борьба за право первого хода дающего стратегическое преимущество. А первым, как обычно, начинает тот и тогда, кто и когда первым же завершит развертывание своих войск. Ни раньше, ни позже. Здесь как спешка, так и промедление, смерти подобно.

«…В соответствии с планом мобилизации (здесь и далее выделено мной, — Авт) (…) 26 апреля военным советам Забайкальского и Дальневосточного ВО было приказано подготовить к отправке в западные приграничные округа 1 механизированный и 2 стрелковых корпуса (всего 9 дивизий) и 2 воздушно-десантные бригады. В середине июня (…) началось перебазирование (…) нескольких авиационных дивизий. Командование Уральского ВО (…) 2 дивизии. 13 мая (…) из состава Северо-Кавказского ВО 19, 21 и 22-ю армии(…). Из Забайкальского (…) 16-я армия. С конца мая начался призыв 793тыс. (…). 14 мая (…) указание о досрочном выпуске курсантов (…). 12—15 июня (…) выдвинуть ближе к Государственной границе все дивизии (…). 19 июня (…) выделить полевые управления Северо-Западного, Западного и Юго-западного фронтов и вывести их на полевые командные пункты. 21 июня принимается решение об образовании Южного фронта». («Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945: Краткая история» (3-е изд., испр. и доп. — М.: Воениздат, 1984)).

О чем здесь говорится? Проводилась мобилизация. Создавались фронты. Переброска воздушнодесантных бригад и выдвижение войск к госгранице означает, что создавалась наступательная группировка, а следовательно, планировалась наступательная операция. Как видим, в советской историографии это не скрывалось, так как это никак не характеризует СССР, как страну агрессора. Война на европейском театре военных действий уже шла, а этика войны предполагает, что государство, выступившее против инициатора войны, агрессором не является.
Вряд ли кому-то придет в голову осуждать добра молодца напавшего на вооруженного бандита, грабившего прохожих, и сломавшего ему при этом руку. Поэтому и тогда никому в голову не приходило поднимать вопрос о якобы агрессивных планах СССР. Он был искусственно раскручен позже как тактический прием геополитической борьбы уже в ходе другой войны — Холодной.

Тем не менее, темп выиграли немцы (почему? — это отдельная объемная тема). То есть, опередили в развертывании войск и потому первыми перешли в наступление, захватив инициативу. Каковы причины катастрофических поражений начального периода войны? Их несколько. Основные из них:

1. Концентрация наших войск в исходных районах непосредственно возле границы, что было обусловлено создававшейся наступательной группировкой. Это послужило причиной огромных потерь при первых же артиллерийских и авиационных налетах, не говоря о первых часах и днях войны.

2. Современный боевой опыт большинства немецких офицеров, полученный ими в масштабных боях в Польше, Франции, Норвегии, Греции и связанные с этим навыки организации управления и взаимодействия в боевых условиях;

3. Распространившаяся в немецкой армии, не потерпевшей ни одного поражения, «психология победителя», то есть, уверенность в себе и в действиях своих командиров;

4. Активное противодействие националистических бандформирований советским войскам в полосе боевых действий их первого оперативного эшелона на территориях Прибалтики, западных Белоруссии и Украины. Это было проявлением не столько антисоветизма, как иногда утверждается (хотя и это имело место), сколько национализма, возникшего как политический фактор в 19 веке и с тех пор существующего всегда и везде, если не явно, то — до поры до времени — латентно. Часто вкупе с антисемитизмом и расизмом.

В подтверждение этого достаточно упомянуть, что на всех фронтах в составе войск СС (а это были добровольческие войска) принимали участие в боевых действиях национальные части и соединения, сформированные из граждан почти всех воюющих или оккупированных стран «демократической» Европы. Исключение составили лишь Греция, Литва, Польша и Чехословакия. Но и здесь полицейские функции (в том числе карательные) возлагались исключительно на местные кадры.

5. Командный состав РККА всех уровней в основной массе оказался не способен быстро оценивать обстановку и принимать взвешенные решения, упорно и настойчиво проводить их в жизнь в условиях мощного противодействия противника, обеспечивать взаимодействие и непрерывность управления.

Например, командарм И. П. Белов, побывавший в служебной командировке в Германии, писал наркому обороны Ворошилову: «…когда смотришь, как зверски работают над собой немецкие офицеры (…), каких добиваются результатов, болит нутро от сознания нашей слабости. Хочется кричать благим матом о необходимости самой напряженной учебы…»». Это было написано в 30-м году и до войны мало что изменилось.

Можно возразить, что как бы там ни было, но на нашей стороне было подавляющее преимущество в количестве и качестве вооружения. Это так, но в бою побеждает не тот, у кого больше мышц, а тот, кто в совершенстве владеет боевым искусством. Признание генералом своего недостаточного профессионализма требует немалого мужества.

Г. К. Жуков: «Надо ясно сказать, что немецкая армия к началу войны была лучше нашей армии подготовлена, выучена, вооружена (дань требованиям ЦК — Авт.) психологически более готова к войне, втянута в нее. Она имела опыт войны, и притом войны победоносной. Это играет огромную роль. Надо также признать, что немецкий генеральный штаб и вообще немецкие штабы тогда лучше работали, чем наш Генеральный штаб и вообще наши штабы, немецкие командующие в тот период лучше и глубже думали, чем наши командующие. (…)

У нас стесняются писать о неустойчивости наших войск в начальном периоде войны. А войска бывали неустойчивыми и не только отступали, но и бежали, и впадали в панику. В нежелании признать это сказывается тенденция: дескать, народ не виноват, виновато только начальство. В общей форме это верно. В итоге это действительно так. Но, говоря конкретно, в начале войны мы плохо воевали не только наверху, но и внизу» (там же). Это дорогого стоит. Особенно, если вспомнить, что Жуков, — в описываемый период он был начальником Генштаба, — имеет в виду и себя тоже.

Сплошь и рядом командиры оказывались не только не способными остановить панику среди личного состава, но во многом сами были ее детонаторами. В полном соответствии с армейской пословицей: «бегущий полковник в мирное время вызывает удивление, а в военное — панику». А бежали не только полковники, но и генералы.

Оно и понятно, немцы демонстрировали невиданную до тех пор практику проведения глубокой стратегической наступательной операции (блицкриг) и связанное с этим оперативное построение войск, позволяющее постоянно выигрывать темп. То есть, владеть инициативой.
Если это может послужить некоторым оправданием, замечу, что по той же причине французские и английские полковники и генералы бежали еще быстрее. Только поляки продемонстрировали высокий боевой дух. Но им, правда, и бежать особо было некуда.

Учиться пришлось ценой многих потерь. Это во многом русское «авось» — гром не грянет, мужик не перекрестится. Например, когда я пришел в армию, то еще застал офицеров-фронтовиков и хорошо помню рытье окопов полного профиля, маскировку, ползание по-пластунски, регулярные марш-броски с полной выкладкой, ночные стрельбы и т. д.

Но уже, участвуя в крупнейших стратегических учениях войск стран Варшавского Договора «Братство по оружию-80», начинавшихся на территории СССР, продолжавшихся на территории Польши и окончившихся на тогдашней границе с ФРГ, видел, как на Магдебургском учебном центре, в ста метрах от гостевой трибуны (для представителей союзных государств и НАТО), по причине якобы тяжелого грунта (а он действительно был тяжелый) окопы, по крайней мере, для орудий и боевой техники не рылись, а имитировались брустверами из веток, накрытых масксетями.

Подлог можно было обнаружить, лишь подойдя вплотную. Но экскурсия натовских генералов к окопам не предусматривалась регламентом. Уроки войны успешно были забыты. Играли в «войнушку», а не воевали. К тому времени солдаты уже разучились держать в руках лопату. А ведь еще какой-то десяток лет назад всего лишь на полковых учениях на этом же полигоне я лично со своим взводом рыл окопы полного профиля для своих орудий.

А то любителей хрущевских бредней о безвинно убиенных во главе с Тухачевским великих полководцах пруд пруди. Но я больше доверяю полководцам, выигравшим ту войну и знающим, кто ты и что ты. А они о Тухачевском и иже с ним (кроме Уборевича) были весьма невысокого мнения.

«Самым крупным военным деятелем из числа всех погибших И. С. Конев считает Уборевича (…) Уборевич был человеком с незаурядным военным дарованием, в его лице наша армия понесла самую тяжелую потерю» (Симонов К. М. Глазами человека моего поколения. Размышления о И. В. Сталине. — М.: Изд-во Агентства печати Новости. 1988). Г. К. Жуков: «Уборевич был бесподобным воспитателем, внимательно наблюдавшим за людьми и знавшим их, требовательным, строгим, великолепно умевшим разъяснять тебе твои ошибки» (там же).

Однако, спохватились слишком поздно и хотя, после того как в 37-38-м годах убрали Тухачевского и его команду и наконец-то выдвинули лозунг «учить войска тому, что необходимо на войне», мало что успели, в силу того же русского «авось».

6. И последняя из основных причина поражений начального периода войны — это внезапность нападения Германии. Здесь обычно пинают Сталина. Мол, о какой внезапности речь, если Черчилль предупреждал, Зорге предупреждал, еще кто-то из штирлицев предупреждал. Ерунда это все. Прежде чем судить о предмете, надо понимать его суть. А суть в том, что внезапность делится на три составляющие: тактическая, оперативная и стратегическая.

Тактическая внезапность — упрощенно это сокрытие противником времени начала операции. Она достигается легче всего, но выигрыша темпа в масштабах фронта не дает, так как в те времена позволяла всего лишь вклиниться на отдельных участках фронта максимум на несколько километров в оборону противника. Кстати, достичь ее немцы не смогли — за несколько часов до наступления перебежчик предупредил о времени перехода в атаку.

Стратегическая внезапность — это сокрытие противником факта принятия решения руководством страны начать войну, что дает ему потенциальное преимущество по времени в развертывании войск в предвоенный период. Как раз об этом и предупреждали Черчилль, Зорге и другие штирлицы.

Но и без них о неизбежности войны с Германией знали даже дети ясельных групп. О чем было сказано в самом начале заметки. И если немцам удалось упредить наши войска в развертывании, то только потому, что их армия уже была отмобилизована. Тем не менее, одного этого преимущества на практике оказалось недостаточно, чтобы обеспечить стратегический результат.

Оперативная внезапность — это сокрытие противником созданного оперативного построения войск и, в частности, расположения ударных группировок, как правило, танковых. Тем самым, скрываются направления главных ударов, что позволяет относительно легко прорвать оборону на выбранных участках фронта, выйти на оперативный простор и проводить операции на окружение. При этом находящиеся между танковыми клиньями обороняющиеся войска связываются боем наступающей пехотой противника, а потому отступить не могут и обречены на бои в окружении и уничтожение.

Г. К. Жуков: «для нас оказалось внезапностью их шестикратное и восьмикратное превосходство в силах на решающих направлениях». То есть, оперативное построение немецких войск советской разведке вскрыть не удалось. Так же, ни слова об этом нет ни в письмах Черчилля, ни в донесениях Зорге и штирлицев. Такая внезапность легче всего достигается в начале войны, но и в ходе войны она достигалась не раз, в том числе и советскими войсками (Сталинградская операция, например).

Защита от такого наступления одна — эшелонированная на оперативную глубину оборона с наличием мощных танковых и противотанковых резервов. (Пример такой обороны — оперативное построение советских войск на Курской дуге). И то, если группировка противника вскрыта.
Тем не менее, советскому командованию так же было чем удивить и озадачить противника: невиданным доселе построением войск с выделением второго стратегического эшелона. И хотя он до конца так и не был сформирован, сражение, данное им под Смоленском, оказалось для немцев полной неожиданностью и создало предпосылки к срыву плана немецкой кампании 41-го года и, в конечном итоге, плана войны.

Ну и напоследок, о «русских морозах», спасших Москву и Сталина, о которых так любят рассуждать дилетанты. Теория «блицкрига» предусматривала ошибочное оперативное построение войск, когда танки, предназначенные для оперативного маневра, участвуют в прорыве обороны противника, что вело к потере моторесурса (запаса хода) танков на перемещения вдоль фронта в ходе боя, а также к их значительным физическим потерям еще до начала выполнения основной боевой задачи.

В Европе, где глубина операций составляла не более 300 км, эта ошибка осталась незамеченной. А здесь уже к началу осени 41-го значительная часть танков была потеряна. В результате ширина фронта перестала соответствовать наличным силам при том, что оставшиеся в строю танки находились на грани выработки моторесурса. То есть, до морозов было еще далеко, а «блицкриг», по сути, уже выдохся.

Можно только предполагать, как могла сложиться кампания 41-го года, да и вся война, начнись немецкое наступление со старой границы. То есть, на 200–300 км восточнее. Скажу только, что падение Москвы означало обрушение всего фронта, ибо она (Москва) являлась стратегическим центром связности обороны советских войск. Это к вопросу о целесообразности пакта Молотова-Риббентропа.

Вечная память героям, павшим в боях за Родину.

В.К. специально для «Русской Весны»