30.12.2017 - 3:00

Под Новый год информационное поле, связанное с Донбассом, потрясла неоднозначная новость: в самом пафосном гостиничном комплексе Донецка состоится «Императорский бал».

Спецкор Кп.ру Дмитрий Стешин отправился туда, чтобы разобраться в ситуации.

Билеты в ложу по 20 тысяч рублей, фуршет, модели, танцы, бездны гламура, 40 номеров «люкс» для гостей… Горловские ополченцы обещали подъехать с позиций. Дословно: «Поглядеть, что за императоры завелись в нашей республике».

Диванные патриоты из прекрасного далека предлагали вешать участников бала на фонарях. А караул-патриоты завели привычную песню о «сливе Новороссии».

Спецкор «КП» отправился в Донецк и обнаружил, что в городе, стоящем на линии фронта, в городе, где по вечерам идет интернет-перекличка жителей — кто какие калибры слышит и куда опять «прилетело» — просто кипит культурная и светская жизнь. Насколько это уместно и нормально — судите сами.

Разрушенный храм Иоанна Кронштадского в самом опасном районе Донецка — поселке Трудовской, его обстреливают каждую ночь уже четвертый год. Отец Иоанн молится на руинах об «умягчении злых сердец» и в проповедях призывает прихожан к «афонскому спокойствию». Фото: Юлия АЛЕХИНА

Измена чувства меры

— Не, ну а шо? Все по прежнему — живем, как в аквариуме, корм сыпется, но далеко не уплывешь. Все вокруг видно — но видно немного расплывчато. Мой товарищ, донецкий бизнесмен, автомеханик, гонщик и путешественник, забрал меня с погранперехода Успенка. На Донбассе за рулем не побеседуешь — особо некуда ехать: — Вот что напрягает, в какую сторону не глянешь — либо линия фронта, либо граница. Наша (так мой собеседник называет границу с РФ, — прим. автора) или укропская.

Летом Сергей ездил в Карелию, на джипе с «сепарскими» номерами. Следующим летом собирается на Байкал, откуда семейные корни. А вот через украинскую границу для него ход заказан: — Что удумали твари — стали писать на видео и допрашивать всех, кто на Украину едет. Даже пенсионеров.

Называют это «интервью». Если человек СБУ не интересный, пять минут поговорят. А могут и на пару суток задержать. И все, ты на крючке.

Понимаешь, какие они клинья вбивают! Человек может и «сепар» в душе и родня у него на фронте, а на деле уже завербован и на СБУ поработал.

Кладбище под аэропортом минировано и завалено не разорвавшимися боеприпасами. Фото: Юлия АЛЕХИНА

Спрашиваю Серегу про «Императорский бал»:

— Это наша беда — нет чувства меры. Ну ты же видел, как у нас дамы одеваются — золото, люрекс, каблуки полметра. Королевы-матери! Назови бал по другому — никаких вопросов. А у нас же край специфический, пролетариат, шахтеры. И СССР для Донбасса самое сладкое воспоминание. Многие хотят все вернуть, и я в том числе. Поэтому и бомбануло у всех от названия.

— Жалеешь, что все так вышло?

— Шо?

— Ну, ни мира у вас, ни войны. И конца и края не видно этому.

Серега не задумывается ни на секунду:

— Раньше любил смотреть, как самолеты садятся и взлетают, была у меня заветная наблюдательная точка. Теперь на этой точке укрепрайон, причем укропский, и самолетов нема. Единственное о чем я пожалел за эти годы.

На главной площади Донецка все готово к встрече Нового года. Фото: Юлия АЛЕХИНА

«Зайчата» войны

Под каждые «большие» праздники на Донбасс тянутся караваны с подарками от неравнодушных россиян. Разных россиян — коммунистов, монархистов, националистов, православных, «евразийцев». Донбасс для России оказался великим уравнителем и внутренним миротворцем.

Может быть и был у кого-то расчет, что рано или поздно беды Донбасса осточертеют России. Как надоедает дальняя родственница, которая каждые выходные приходит в гости без приглашения и часами жалуется на несправедливость бытия. Но, расчет не оправдался.

Захар Прилепин говорил мне, что ждал «наступления равнодушия», но каждый месяц все его гуманитарные заявки прилежно закрываются жертвователями.

Ранним утром я жду девочку-штангиста, чемпионку мира по поднятию тяжестей, красавицу и умницу Марьяну Наумову. Я хорошо помню, как после ее первой поездки в ДНР, еще в начале войны, Марьяну пригласили на одно либерально-прозападное радио — чтобы поглумиться. И целый час 14-летняя девчонка возила благообразными лицами по столу матерых ведущих. В переносном смысле возила. Хотя, могла и в реальности.

Перед Новым годом, Марьяна Наумова объехала десяток школ стоящих в так называемой «красной зоне» и в каждой школе провела мини-турнир по тяжелой атлетике. Фото: Юлия АЛЕХИНА

Мы едем с подарками в школы, стоящие в «красной зоне» — на линии фронта. В месте сбора встречаю нашего провожатого из МЧС, давнего знакомого, бывшего коменданта Дебальцево с позывным «Грек».

Мы ежимся от первого морозца. «Грек» говорит, что неделя таких холодов — дороги встанут, и на фронте начнется движение. Страшно сказать — все этого ждут.

Фраза — «Пусть уж лучше сразу погибнет тысяча, чем каждый день по пять-десять бойцов», уже никого не шокирует. Все с ней внутренне согласны, я слышал ее не раз.

Начинали с минимального веса. В каждой школе Марьяна оставила ребятам комплект спортивных снарядов — грифы, блины, стойки. Фото: Юлия АЛЕХИНА

По дороге с Марьяной говорим про «возвращенцев», их в последние два года приехало немало:

— Я встречала мужиков, выехавших в Россию, общалась с ними, мне это было неприятно.

— Почему?

— Если у тебя такое дома случилось, твое право — вывезти семью, а обязанность — вернуться! — чеканит Марьяна.

— Тебя осуждают коллеги?

— Постоянно! Говорят: «Марьяна, зачем ты лезешь в эту политику?» Кто-то поддерживает. На словах. Но никто ни разу за четыре года со мной на Донбасс не поехал. Все боятся за визы, контракты. Думаю, и у меня будут проблемы с визой в Америку. В Австралию мне уже не дали визу. Американская фирма спортивного питания со мной контракт расторгла.

Старшеклассники не отпустили заезжую звезду без селфи. Фото: Юлия АЛЕХИНА

— А как расторгали?

— Постепенно. Сначала говорили: «Марьяна, ты ездишь в зону боевых действий, фотографируешься с оружием, можно вот этого поменьше?» Мне это не понравилось. Но я считаю, что ничего не потеряла — только приобрела. Донбасс теперь тоже моя Родина. Ездила и буду ездить, и писать, и рассказывать — что здесь происходит.

Марьяна буквально «рвала» школьные спортзалы. Малыши внимали ей, открыв рты. Старшеклассники кричали хором: «Марьяна! У тебя есть парень?» и пытались поразить заезжую барышню своей молодецкой силой на мини-турнире.
Но нам нужно было спешить, в поселке Зайцево мы должны были оказаться до темноты. Когда спецкоры «КП» приезжали в Зайцево в прошлый раз, из семерых наших провожатых ранило сразу троих, а нам просто повезло.

В Донецке по прежнему неспокойно, комендантский час начинается в 23.00, его соблюдают все — не смотря на звания и должности. Фото: Юлия АЛЕХИНА

В Зайцево все по-прежнему. Ради нашего приезда обстрел начался на час раньше и елка была сорвана в самом начале. В морозном воздухе было хорошо видно, как над лесополосой пыхают папиросками стволы минометных батарей. И только потом до меня долетали звуки выстрела и разрыва. В холле поселковой администрации полумрак — светомаскировка.

Два десятка местных жителей, услышав канонаду, враз потемнели лицами. А разряженным ради елки детям, их на Донбассе называют «зайчата», было все равно — звуки войны они слышат всю свою короткую жизнь.

С отцом трехлетнего Максима мы сидим под цоколем здания на корточках. Прилет. Землю чуть качнуло. Спрашиваю ребенка: «Что это?» Может, у «зайчонка» есть свое объяснение? Но мальчишка, не выпускающий из рук картонный сундучок с подарком, смеется:

— Бу-бух!

Меня прорубает — он же родился и всю свою маленькую жизнь прожил под эти звуки…

Елка не задалась. Мы ждем перерыва в стрельбе, когда одним можно будет разбегаться по домам, а нам — ехать дальше.

Бабушка Валя «номер третий», телефонистка Донецкого аэропорта пережила в своем домике одно из самых страшных сражений 21-го века. Фото: Юлия АЛЕХИНА

Наша последняя точка — горловская школа № 42, ближайшая к Зайцево, все «зайчата» учатся в ней. В школе никого нет — после 16.00 в этих поселках на улицу не выходят.

Пью чай с директором школы Олегом Сладкевичем — очень строгим на вид. Чтобы завязать разговор, рассказываю, что мой директор был суров, но справедлив, и преподал мне один любопытный урок. Изъял у меня в 9 классе зажигалку, а после выпускного вызвал к себе в кабинет и вернул. Мой собеседник выдвигает ящики секретера.

— Видите, что я изымаю у детей?
В ящиках — автоматные магазины, гранаты без взрывателей, патроны россыпью…

— Мне трудовик их деактивирует. Возвращать не стану — после войны музей сделаем.

Не снятый блокбастер

Уезжаем в Донецк по темноте. Шикарный автобан из Горловки давным-давно перерезан, объезжаем через Ясиноватую, даже не подозревая, что через два часа на город начнут падать десятки снарядов и опять будут убитые и раненые. А у живых — разбитые в декабре дома с порванными коммуникациями и без стекол.

Мы спешим на день рождения батальона, в котором служит Захар Прилепин. Это не банальный банкет, а культурное мероприятие в ополченческом кафе «Взвод» — вывеска на входе оформлена по-хипстерски, мелками на угольной доске.

Рэпер РИЧ качает маленький зальчик речитативом: «Бббббуду, бббуду танцевать на этом празднике уродов…» Я стою на веранде кафе с театральным режиссером Эдуардом Бояковым, директором фестиваля «Золотая маска». Рядом военные в чинах тихо переговариваются, до нас долетают обрывки разговора: «Вчера они вывели под Горловку 17 танков, накапливаются. Ну, ты же знаешь их влажную мечту — отрезать Горловку от Донецка…Пожжем, первый раз, что ли?»

Монастырь Иверской Божьей матери оказался на самой линии фронта. Аэропорт освободили еще в январе–феврале 2015 года, но до сих пор, за здание храма заходить не рекомендуется — можно попасть под обстрел снайпера. Фото: Юлия АЛЕХИНА

— Эдуард Вячеславович, не коробит вас сочетание войны и культуры?

— Людям важна мирная жизнь. Важно, потому что это ритуал. Может быть, это звучит банально, но если в городе работает филармония, значит, город не сдается. И девушка, которая перед театром гладит платье — она показывает этим, что вместе с товарищем зам. командира батальона. Она участвует в войне так, как должна участвовать женщина. Мне глава республики только что рассказал, что у них очень крутая статистика по деторождению, демографический взрыв.

Здесь театральные события осени 14 года достойны голливудского блок-бастера — когда снаряды сжигают декорации к «Летучему Голландцу» Вагнера. Директор оперы принимает решение — ставят Верди, во время спектакля начинается обстрел, все спускаются в подвал и не расходятся несколько часов!

История эпична, как исполнение симфонии Шостаковича в блокадном Ленинграде. А директор умер через несколько дней от разрыва сердца.

На прощание Эдуард Бояков меня напутствовал: «Не судите строго гламурных женщин Донбасса. Они все понимают подсознательно и правильно. Любая война — следствие культурного противостояния, а они свою привычную культуру пытаются сохранить».

Монастырский корпус нет смысла восстанавливать, пока линия фронта под городом. Монахи и прихожане лишь убрали мусор и восстановили цветники. Фото: Юлия АЛЕХИНА

Шили, чтобы не сойти с ума

Для меня стало откровением, что в Донецке остался целый пласт дизайнеров и модельеров — благо ткацких фабрик хватает в регионе. Более того, эти деятели гламура не просто вернулись сюда, «когда все стихло» — некоторые не уезжали вообще.

Модельер и дизайнер Светлана Топалова работала в Донецке даже в самые тяжелые месяцы войны. Фото: Юлия АЛЕХИНА

Светлана Топалова, модельер, признанный на Западе, в чьих свитшотах из «военной» коллекции «Донецк, живи!» до сих пор расхаживают модники, жила в 2014 году прямо в мастерской.

— Муж привез диваны и мы с моими девчонками-швеями поселились коммуной. И мы шили, шили — чтобы не сойти с ума. Вокруг летало и грохотало, а люди пришли к нам на показ и смели всю коллекцию. У нас тут рядом онкоцентр, деток в подвал поселили, прямо со всей аппаратурой, мы им помогали, передали часть выручки.

— А модели у вас откуда?

— Профессиональные разбежались все…Медсестры из того же онкоцентра, нянечки, из пекарни девочки. И параллельно мы шили коллекцию для показа в Италии. Два первых места взяли. И когда объявили — «модельер из Донецка», все со своих мест повскакивали — «у вас же война идет, как вы можете шить?»

Потом — сын пошел в ополчение… — лицо искажается от боли. Кажется, она вот-вот заплачет от горьких воспоминаний, но Светлана пересиливает себя.

— Я в сына вцепилась — не пущу! А он мне говорит: «мама, я все равно уйду. Проводи меня по-хорошему, благослови и я вернусь».

Разговор зависает. Я боюсь задавать этот вопрос, почему-то предполагаю ответ, но, к счастью, ошибаюсь:

— С сыном все в порядке?

— Все хорошо, вернулся после Дебальцево помороженный, болячки вылезли, демобилизовался — полтора года воевал.

Светлана занесена в базу «Миротворца», родителей не видела четыре года, они за линией фронта, и к ним не съездить.

— Вас-то за что в эти списки? — я искренне удивляюсь.

— «Обшивала жен боевиков», — Светлана смеется. — На самом деле, они прекрасно знают, за что меня в «Миротворец» записали. Они же хотели, чтобы тут все женщины в серых шинелях ходили, и забыли, что они женщины. А я, получается, их планы нарушила. Хотя просто делала свою работу, от которой не отрекусь.

Воевать или танцевать?

Перед «Императорским балом» сгонял на линию фронта, под аэропорт. Специально засекал: от Ленина на центральной площади до улицы Стратонавтов — 15 минут, и ты оказываешься в мертвых, разрушенных кварталах. Водитель, ополченец из Луганска, «Граф» — показывает на асфальт, мол, дивись! Асфальт идеален.

Главным было дефиле, на котором показали работы донецких модельеров. Фото: Юлия АЛЕХИНА

— Сделали, видишь? Назло.
Я говорю «Графу», что по мнению западных экспертов на разминирование Песок, Спартака и района аэропорта уйдет 25 лет. Он не согласен:

— Ерунда, год от силы, и все восстановят, лишь бы люди вернулись! У нас же на Донбассе люди — муравьи позавидуют!
Но людей здесь пока нет. Лишь по пустой улице бредет пережившая все, что можно, легендарная «бабушка Валя номер третий» — телефонистка донецкого аэропорта. Отправилась за хлебушком на вокзал.

Мы берем бабушку на борт. Это единственное, что можем сделать. От денег она отказывается наотрез. Неубедительно и сбивчиво доказывает, что ей хватает пенсии в 2700 рублей. Приходится чуть грубовато запихивать ей купюру в карман куртки.

Императорский бал» проходит всего в десятке километров от аэропорта и мертвых кварталов. Под давлением общественного мнения бал назвали «Калейдоскопом возможностей». Фото: Юлия АЛЕХИНА

Если елку в Зайцево сорвали «небратья», то «Императорский бал» извело донецкое общественное мнение: его спешно переименовали в «Калейдоскоп возможностей».

Организатор, модельер Татьяна Апалихина жаловалась мне давеча, что в Министерстве образования ей отказали в приглашении на бал кадетов, заявив — «эти мальчики должны воевать, а не танцевать».

Но, кадеты стоят у входа — рослые парни в ослепительно-белой форме и сквозь их ряды проходит дефиле донецких красавиц. Договорились, убедили, что все в рамках воинской традиции. Ну, а больше на этом условно-светском мероприятии для меня лично не было ничего интересного.

Чопорное, светское мероприятие почему-то началось с зажигательных и диких танцев в стиле «тверк». Фото: Юлия АЛЕХИНА

Уже под самый комендантский час, который соблюдается в Донецке строжайшим образом, я беседовал с командиром батальона «Пятнашка» — «Абхазом». Через панорамное окно мы смотрели на мерцающий Донецк, красивый и сейчас, как был красив блокадный Ленинград даже в самые свои черные годы. Большинство квартир в этом небоскребе, построенном перед самой войной, пусты. На нашем этаже — пусты все. Половина дверей взломана или мародерами, или военными в 2014 году — уж больно богатый дом и хороший обзор.

— Любой мой боец может позволить себе пойти в ресторан и смотреть на левую сторону меню, у нас тут не Сочи — говорит мне «Абхаз»:

— Только оружие нужно оставить в машине, не надо смешивать войну и мирную жизнь. Мы вообще-то воюем за то, чтобы красивые люди спокойно ходили в хорошие рестораны.

Вопреки ожиданиям и гневным публикациям, фуршет был очень скромный — его организовали донецкие рестораторы, для них это была рекламная площадка. Фото: Юлия АЛЕХИНА

— Твои бойцы это понимают?

— Далеко не все. Но я объясняю им. У меня опыт Абхазии, военной и послевоенной жизни. И это не самый хороший опыт. Я через все это прошел.

Читайте также: Пока был в плену, умерли ребенок и отец, ушла жена, заболела мать: как украинец в «АТО» сходил

Дмитрий Стешин