Водитель-санитар 28-й механизированной бригады ВСУ и волонтер «АТО» Оксана Чорна рассказала о постоянных потерях украинских оккупационных войск на Донбассе, которые ушли из «топов новостей».

Как известно, некоторое время назад большинство журналистов, блогеров и членов волонтерского сообщества Украины договорились не раскрывать информацию о существенных потерях ВСУ и Нацгвардии в зоне так называемой «АТО». Но косвенные подтверждения этой информации просачиваются в эмоциональных сообщениях активистов, которые они публикуют на своих публичных страницах в соцсетях. Недавно и киевлянка Оксана Чорна, работавшая санитаром 28-й мех. бригады ВСУ, написала о своих впечатлениях от постоянных потерь среди соотечественников.

Интересно, что женщина пишет лишь о погибших на тех участках фронта, где бывала она, косвенно подтверждая огромные потери Вооруженных сил Украины на всем театре военных действий:

«Ужасный пост. Не читайте. Я ненавижу черные мешки. Холодный, плотный и тяжелый полиэтилен. На самом деле он не черный, он сероватый. Аккуратно сложенный с острыми краями сгибов.

Пару таких плотных упаковок всегда лежали за моим сидением в скорой, как бы напоминая, насколько мимолетна и хрупка жизнь. И что вот он, ее конец, в ожидании своего спутника, покоится в машине, цель работы которой бороться с тем, чтобы не дать им встретиться. Этому пакету и его спутнику.

Мешки для 200 бывают разные. Черные, белые, серые. Черные менее плотные и часто рвутся. Ручки в них слабые, а собачка, что закрывает молнию, постоянно выскакивает. Так что приходится либо везти их открытыми. Или склонившись над телом. Или тем что осталось от тела, пробовать одеть замок назад. Руки в перчатках и крови елозят по замку, в нос ударяет сладковатый с привкусом железа запах. Этот запах от которого выворачивает. Запах свежего мяса на базаре.

Каждый раз, когда закрываешь замок, а на тебя из мешка смотрят уже пустые глаза еще несколько минут назад живого человека, ты понимаешь, что в этом мешке человеческой трагедии ты закрываешь его жену и детей, которые так ждут его возвращения. Его безутешную мать и может впервые плачущего отца.

Ты понимаешь, что вот он лежит тут. А там, дома, скорее всего и не догадываются, что такой заветный номер на скором наборе уже больше никогда не ответит. Тебе передают его военник и личные вещи, чтобы оформить документы в морге и отдать их потом родственникам. И всегда, абсолютно всегда в дороге звонит его телефон. Ты, тупо уставившись на экран замираешь понимая, что не можешь ответить. А там, на том конце, в нетерпении и с тревогой слушают гудок за гудком.

Десятки подобных манипуляций все равно не становятся привычными. И тебе постоянно кажется, что может сейчас этот черный пакет пошевелится, и ты услышишь вздох или стон. И что может ты ошибся, и он жив. Но здравый смысл тебе отвечает, что этого не может быть. С такими ранениями не выживают.

Я никогда не забуду каков на ощупь полиэтилен и как отблескивают на солнце, заливающем каталку, его сгибы. Сидя дома, и просматривая фэйсбук и видя фотографии на которых снят этот черный пакет, воспоминания оживают. Боль, страх, надежда.

И эти слова „вчера 2–200, сегодня 4–200”, ставшие для нас такими уже привычными, и ушедшие с топов новостей, на самом деле и есть смысл нашей сегодняшней жизни. Ведь в строю этих 200х кто-то должен будет заменить.

И возможно это будет ваш брат, сын или муж. И эти длинные гудки и его „У меня все в порядке” станут вашим смыслом жизни. Но это будет потом. А сейчас — вчера 4–200».

Читайте также: