Война есть война — кто сильней, тот и бьет (ФОТО)
К святому для всей России празднику 9 мая корреспонденты ФАН подготовили интервью с ветеранами Великой Отечественной войны.
Мы спешим, пока они не ушли из жизни, записать их рассказы и перенять всё, что до сих пор хранит их память. С благодарностью и низким поклоном за их Победу публикуем бесценные достоверные истории о катастрофе, которую пришлось пережить нашему народу.
Фронтовые товарищи Льва Васильевича Алексеева оказались крепкими ребятами: 16 ветеранов из его 169-го Дважды краснознаменного Красносельского зенитно-артиллерийского полка будут в этом году принимать поздравления с 71-й годовщиной Победы.
Командиру отделения Льву Васильевичу 91 год, и накануне праздника у него всё еще достаточно сил и очень много дел: пообщаться с однополчанами, выступить перед школьниками, подготовиться к шествию ветеранов. Он — один из тех, кто отстоял Ленинград всеми возможными способами — от дежурств на крышах и работы по производству снарядов до участия в боях на подступах к осажденному городу.
На его пиджаке среди множества медалей есть правительственные награды, за каждой из которых целая «Блокадная книга»: орден Отечественной войны, медали «За Оборону Ленинграда», «За Победу над Германией 1941—1945 гг.», «В честь полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады».
Ветеран рассказывает о нашей победе в войне, как о чем-то само собой разумеющемся: мы были уверены в том, что победим, а что, могло быть иначе?
Война, а тебе 16 лет
Когда началась война, мне 16-й год шел, я закончил восемь классов, мы хотели с товарищем поступить в техникум дальнего плавания, на штурманское отделение. С первых дней войны дежурили в школе, оклеивали окна крест-накрест, чтобы не выбивало стекла и не ранило никого осколками.
На химзаводе у Финляндского скопилось очень много удобрений суперфосфата, и ленинградские химики сказали, что если обработать дерево этим разведенным суперфосфатом, то оно будет огнеупорным. Весь Ленинград разводил этот суперфосфат до консистенции сметаны, все чердаки, все дерево промазывали этим раствором.
На чердаках были поставлены бочки с водой, ящики с песком, были сделаны специальные клещи для зажигательных бомб, чтобы взять бомбу — и в ящик с песком. Рукавицы были асбестовые, команды были специальные МПВО — местной противовоздушной обороны.
Благодаря тому, что всё было обработано огнеупорной смесью, благодаря тому, что в каждом доме были команды МПВО, дежурили по тревогам, Ленинград находился в блокаде, но уцелел, не сгорел за 900 дней. А Сталинград при штурме сгорел за 12 часов, и там горела не только земля, там горела вода на Волге…
На шесть солдат три винтовки и пять патронов
В первых числах июля 1941 года было принято решение вывезти из Ленинграда всех детей, которые должны были идти в первый класс. У меня эвакуации подлежала сестра, и в школе мне предложили поехать с этими детьми и помочь учителям. Отправили нас на станцию Торбино — между Ленинградом и Москвой, в деревню Заручевье, это еще километра четыре от станции. Мы пробыли там до конца июля.
Немец очень здорово наступал, потому что у него на момент начала войны была мобилизована армия в 6 млн человек, больше 6000 танков и больше 4,5 тысяч самолетов. У нас, наверно, и предательство было, и черт знает что, потому что на момент войны чувствовалось: вот-вот должно случиться что-то. Войска вывели из казарм в летние лагеря подальше от линии обороны, поснимали двигатели с танков, самолетов.
И те самолеты, что были у нас — тысячи 3–4 — большей частью были уничтожены на земле, так и не взлетели. Это узнали позже, конечно… У них уже были современные танки, вооруженные 76-мм пушками, а наши танки имели 20-мм и 40-мм пушки, они не пробивали броню, а знаменитых КВ и Т-34 было мало.
Так вот, немец быстро наступал, а нам нечем было его сдержать. Так что детей вернули в Ленинград. Я снова начал дежурить в школе, но всего дней пять успел, и меня отправили на оборонные работы — копали окопы, противотанковые рвы.
В сентябре немец вышел на Шлиссельбург, хорошо еще, что побоялся форсировать Неву — там и войск не было, только вышка наблюдения и оповещения в районе поселка Морозовка. Там шесть человек солдат жили, на них было три винтовки и пять патронов. И винтовки-то с рассверленными стволами… Но они позвонили, доложили, и ночью в крепость Орешек высадили морской батальон, артиллерию, берег войсками укрепили, и когда немцы сунулись, им уже не пройти было.
Бомбежками сожгли Бадаевские склады, правда, там продуктов было немного — две недели бы Ленинград ими прокормили. Все дороги перерезаны, продуктов не осталось, начали снижать нормы выдачи продуктов. На Ладожском озере создали в сентябре военную Ладожскую флотилию, которая должна была и охранять берег, и перевозить продовольствие и боеприпасы в Ленинград.
Ладожская флотилия начала перевозить продукты. Но какая флотилия? Всё, что можно было собрать из плавсредств — озерные буксиры, рыболовецкие сейнеры — их вооружали пушками, пулеметами… 76-мм пушки были всего на двух кораблях, а так 45-мм пушки и пулеметы 20-мм. Везут хлеб, а немецкие самолеты налетают — так хоть можно было отбиться немного.
На день по картошине, по столовой ложке зерна и хлеба со спичечный коробок
Мы работали на укреплениях числа до 25 августа, а потом пришли в Ленинград, потому что немец наступал, там начинались бои, так что с окопов уходили в город. В декабре погас свет в городе, перестали работать электростанции, трамваи перестали ходить. Работала одна 5-я ГЭС, давала электричество только госпиталям и хлебозаводам. Тогда же снизили и норму хлеба. Рабочие на заводах получали 250 грамм, а дети, служащие и иждивенцы 125 грамм.
В марте 1942 года закрытые школы вновь открылись. Но не с той целью, чтобы учебу наладить, а чтобы собрать учеников определенных классов, подкормить их немного: в школе давали кусочек хлеба, тарелку супа и котлетку-шроту — это отжатая соя. Детям до года-полутора давали молоко соевое, а из отжимков сои делали котлеты.
Около нашего дома кругом были поля и Веселый поселок — бывшая немецкая колония. И когда там молотили зерно, мы потом туда шли и перевеивали мякину, собирали по зернышку. Был огород, там собрали картошки немного. Правда, и военные приходили, спрашивали, у кого что есть — отдавали им. Но у матери было оставлено на день по картошине и по столовой ложке зерна. Она отварит, закипятит зерно, в мясорубку его и в кастрюлю. Картошку не чистили, терли и туда же — и такую баланду ели. Так и выжили.
На фронте ждут снаряды для «Катюши»
Я с 1 апреля 1942 года поступил на завод Ленина токарем. Точил реактивные снаряды М-13 для «Катюши». В первый месяц нам дали задание сделать 500 штук снарядов, и мы их делали очень долго. Приехали солдаты, которые до войны были токарями, слесарями, тоже встали к станкам. Работали по 12 часов в две смены. Одна смена с 8 утра до 20 часов — вышла и месяц так работает. Вторая вечером с 20 до 8 утра — и тоже месяц. Потом давали день выходной и менялись сменами.
Там работал старик, делал сопла для снарядов. 35 штук за смену у него выходило. Хитрый дед был, считался стахановцем и получал кусок хлеба плюс ко всему. А однажды он заболел. Мастер пришел ко мне, сказал: «Будешь ты делать». Я сначала боялся — такая работа сложная. Две штуки сделали вместе. Он говорит: «Понял? Ну не торопись, делай потихоньку, сколько сделаешь, столько и сделаешь». И ушел.
И в первую ночь я сделал шесть штук. На вторую ночь двадцать. А на третью ночь сделал семьдесят. Он пришел: «Что ты сделал, мать честная? Сейчас придет воентехник принимать, а там брак!». Но когда проверили — все «тик-в-тик».
Ну меня качать… А старик пришел: «Зачем ты столько сделал? Ты бы сделал 70, отдавал 35, а остальные в шкаф убирал. И в ночь будешь работать — спи, а утром отдай 35». Такой дед. А я говорю: «Там же ждут, каждый снаряд на учете». И с тех пор стали больше снарядов для «Катюш» выпускать.
Панического настроения в Ленинграде не было
О том, насколько всё серьезно, мы — мальчишки — не думали. Перед войной все фильмы шли патриотические — про Александра Невского, Петра Первого, Ивана Грозного — вся история России от Рюриковичей до нашего времени нам была показана. Все настроены были по-боевому.
В школе с 6 класса на всех рабочих предприятиях была подготовка, нас учили стрельбе из винтовок. Считали, что и армия сильная, и руководство, и что нас победить нельзя. А в Сталина верили, как в святой дух. Раз сказал, что мы победим, и победа будет за нами, — значит, так и будет. Такой настрой у людей был. Мы, молодые, не были обременены семьями. Нам было не так страшно, и дружба у нас была крепкая. Если попадали в тяжелые боевые условия, каждый предпочитал сам погибнуть, но чтобы товарищи остались живы.
И в блокаду панического настроения в Ленинграде не было. В 1942 году чтобы поднять дух ленинградцев и на фронте и немцам показать, что город живой, на стадионе «Динамо» состоялся футбольный матч. На весь Советский Союз об этом рассказали, на фронте стояли громкоговорители: все знали, что в Ленинграде идет футбольный матч!
«Ахтунг! В воздухе Покрышев!»
До ноября 1942 года я проработал на заводе, а потом мне 17 лет исполнилось, и меня призвали в армию. К этому времени уже хотелось на фронт, я даже мать подговаривал — или возьмут, или сам уйду. Мальчишек 23-го 24-го года рождения из поселка всех забрали к тому времени. Так я попал в 169-й зенитно-артиллерийский полк.
Все понимали, что война есть война — кто сильней, тот и бьет. Были немцы сильные — они нас били. А в 43-м году появились уже наши самолеты. На Ленинградском фронте был Герой Советского Союза летчик Петр Покрышев, так немцы уже знали его машину, и когда он вылетал, раздавались команды: «Ахтунг! В воздухе Покрышев!».
В прорыве блокады мы не участвовали, потому что операция была под Шлиссельбургом. А вот в освобождении от блокады в 44-м полк участвовал, был награжден Орденом Красного знамени и получил звание Красносельского.
О Победе узнали ночью
О том, что Германия капитулировала, мы услышали ночью. Девушки-радистки дежурили и услышали, пришли, сказали, что победа, война окончилась. Что творилось — стреляли, ракеты пускали. К этому времени, конечно, люди уже устали воевать, и главным для всех было то, что перестанут гибнуть люди в бою, что кончатся обстрелы. Могло бы нынешнее поколение повторить то, что сделали мы? Наверно, могло бы. Ведь чувство гордости за страну и сегодня есть, а значит, и ответственность есть.
Евгения Авраменко
Источник - Русская весна
