15.07.2021 - 5:30
«И был приказ, и был сооружен
ракет зенитных первый наш заслон
от смертоносных атомных гостей —
летающих заморских крепостей…
То был ударный труд,
Отчизной вдохновленный.
Тех будней память тем весома и жива,
что под щитом „зенитной первой конной
спокойно трудится и строится Москва“».
Кисунько Г. В. «Секретная зона: Исповедь генерального конструктора»

Серго Лаврентьевич Берия (Сергей Алексеевич Гегечкори) родился 24 ноября 1924 года в городе Тбилиси. Родители: отец Лаврентий Павлович Берия (1899–1953) — в то время начальник секретно-оперативной части Грузинской ЧК, мама Нина Теймуразовна Гегечкори (1905–1991) — дочь Теймураза Гегечкори дворянского происхождения и Дарико Чиковани, из обедневшего княжеского рода, племянница большевика Алексея (Саши) Гегечкори.

Лаврентий Павлович Берия родом из семьи мегрельского крестьянина-бедняка Павла Хухаевича (1872–1922) и швеи Марты Джакели (1868–1955) из села Мерхеули в Абхазии.

Родители смогли дать сыну отличное по тем временам образование.

Лаврентий закончил с отличием Сухумское начальное училище, а потом Бакинское Алексеевское механико-строительное училище по специальности «архитектор-строитель». Для этого родителям пришлось продать их скромный дом. Вскорости Павел Хухаевич умер.

Нина закончила мартвильское четырёхклассное училище, затем кутаисскую гимназию. В 1917 году Нина переехала в Тбилиси, где закончила гимназию св. Нино.

Серго Лаврентьевич Берия (1924-2000)

Родители познакомились в 1920 году, когда Лаврентий, как уполномоченный (на нелегальном положении в меньшевистской Грузии) Кавказского крайкома РКП (б), был арестован и находился в одной камере кутаисской тюрьмы с Сашей Гегечкори, к которому приходила с передачами сестра вместе с племянницей Ниной.

В апреле 1921 года Лаврентий, работая в то время зам. начальника Азербайджанской ЧК, приехал в Тбилиси к Саше Гегечкори и попросил руки его племянницы. С ноября 1922 года — начальник секретно-оперативной части ЧК Грузии.

Село Мерхеули в живописном уголке Абхазии

Молодые люди зарегистрировали брак летом 1921 года, когда Лаврентию было 22, а Нине 16 лет, что вполне соответствовало грузинской традиции и обычаям.

Фото 1: Лаврентий Павлович Берия, 20-е годы

Фото 2: Алексей (Саша) Гегечкори, дядя Нины Гегечкори, большевик, в 1922–1923 гг. — министр внутренних дел Грузии

С ноября 1922 года Лаврентий — начальник секретно-оперативной части Грузинской ЧК, семья переезжает в Тбилиси. Первый ребёнок у пары — мальчик — родился слабым и вскоре умер. Второй сын — Отар родился 24 ноября 1924 года.

Вскоре после рождения мальчику дали другое имя — Серго, в честь большого друга отца, любимца семьи и крёстного отца мальчика — Серго Орджоникидзе.

Несмотря на большую занятость, Лаврентий почти всё свободное время посвящает воспитанию сына.

Вставая утром в 6 часов, он поднимает сына, и на веранде они вместе, независимо от времени года, делают зарядку и процедуры закаливания.

Дом в Тбилиси, где с 1931 по 1938 год проживало семейство Берия

С 1931 года Серго Берия пошёл учиться в немецкую школу, организованную немецкой диаспорой Тбилиси, в которой было углублённое изучение немецкого и английского языка.

Обучение по всем предметам, не считая русского и грузинского языка и литературы, велось на немецком языке. К 10-летнему возрасту Серго прекрасно плавал. Активно занимался спортом, любимым увлечением стала гимнастика.

Серго — ученик немецкой школы в Тбилиси

С октября 1932 года Лаврентий Берия — первый секретарь Закавказского крайкома ВКП (б).

Нина Гегечкори — мама Серго Берия

Отец привил мальчику любовь к древней истории, изучению мифов Древней Греции, сказов и легенд Грузии. Отца и сына объединяла настоящая мужская дружба, духовная близость и полное взаимопонимание. Мальчику легко давались математика и физика. Серго серьёзно увлёкся радиотехникой.

В 1938 году, окончив семь классов немецкой и музыкальной школ, вместе с семьёй переехал в Москву, где в 1941 году, после окончания средней школы № 175, был зачислен в Центральную радиотехническую лабораторию НКВД СССР.

После окончания школы Серго свободно владел русским, грузинским, немецким и английским языками.

Кроме того, самостоятельно и с преподавателями изучал японский, французский и испанский языки, что в дальнейшем во многом определило его будущий род занятий.

В первые дни войны добровольцем по рекомендации райкома комсомола направлен в разведшколу, в которой на ускоренных трёхмесячных курсах получил радиотехническую специальность и в звании техника-лейтенанта начал службу в армии.

По заданию Генерального штаба выполнял ряд ответственных заданий (в 1941 — Иран, Курдистан; в 1942 — Северо-Кавказская группа войск).

В октябре 1942 года приказом наркома обороны С. Берия направляется на учёбу в Ленинградскую военную академию связи имени С. М. Будённого.

За время учёбы он неоднократно отзывался по личному указанию Верховного Главнокомандующего и Генерального штаба для выполнения специальных секретных заданий (в 1943–1945 годах — Тегеранская и Ялтинская конференции глав государств антигитлеровской коалиции; 4-й и 1-й Украинские фронты).

За образцовое выполнение заданий командования награждён медалью «За оборону Кавказа» и орденом Красной Звезды. 9 мая 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Серго Лаврентьевич Берия награждается медалями «За Победу в Великой Отечественной войне» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

Серго награждён медалью «За оборону Кавказа», орденом Красной Звезды. Фотография вместе с мамой и женой Марфой Пешковой

В 1946 году Сергей Берия женится по любви на Марфе Пешковой — внучке писателя Максима Горького. По семейному решению громкой свадьбы и банкета не было, был семейный вечер с узким кругом приглашённых ближайших друзей семьи.

Защита диплома

В 1947 году с отличием заканчивает Ленинградскую Военную Академию академию связи им. С. М. Будённого. Под руководством д. т. н., профессора П. Н. Куксенко он разрабатывает дипломный проект по ракетной управляемой системе класса «воздух-море».

Государственная комиссия ставит ему оценку «отлично» и рекомендует организовать разработку его проекта в промышленности.

Один из создателей советской системы противоракетной обороны Г. В. Кисунько присутствовал на защите и оставил воспоминания об этом и последующих связанных с С. Берия событиях.

Г. В. Кисунько: «Доклад Серго мне понравился. Речь шла о принципиально новой системе оружия, состоявшей из самолета-носителя и запускаемых с него самолетов-снарядов, наводимых по радио на морские корабли…»

Начальник академии Муравьёв Константин Хрисантович:

«…Я тогда не из подхалимажа расхваливал Серго… Серго никогда не чванился, не бравировал и не пользовался своим фантастически исключительным положением. Он был интеллигентно воспитанным и тактичным. И голова у него варила неплохо».

Кисунько Г.В.: «Насчет того, что вы сказали о Серго, я полностью с вами согласен. Во всяком случае, по всем этим качествам он явно выделялся среди других известных мне отпрысков современных сиятельств».

Создание КБ-1

«В течение назначенной недели в помещениях НИИ, отмеченных на синьке, ломались старые перегородки и ставились новые, работали штукатуры, маляры, паркетчики. Потом туда были завезены новые шкафы, лабораторные и письменные столы, стулья.

В лабораторных помещениях телефоны были сняты, зато в коридорах у дверей появились столики с телефонами и стульями для дежурных.

Все помещения были компактно расположены в одном отсеке институтского здания, выгорожены и взяты под специальную, откуда-то прибывшую, охрану, которая подчинялась только полковнику госбезопасности. Это были не вохровцы, а настоящие солдаты в синих фуражках с красными околышами; у них были винтовки с примкнутыми штыками, а на туго затянутых ремнях — подсумки с боевыми патронами…»

По истечении назначенной недели на территории НИИ начала работать новая организация Министерства вооружения СССР — Специальное бюро № 1, сокращенно СБ-1, несекретное название — «предприятие почтовый ящик 1323».

Ее директором стал Павел Николаевич Куксенко — профессор, доктор технических наук, один из старейшин советской радиотехники; главным инженером стал Сергей Лаврентьевич Берия, только что закончивший Военную академию.

Полковник госбезопасности Кутепов Григорий Яковлевич стал заместителем директора. При нем состояла группа офицеров госбезопасности, с которыми он в свое время командовал «шарашкой» заключенных авиаконструкторов Туполева, Мясищева, Томашевича и других.

Сотрудники СБ-1 организованно приезжали на работу и уезжали с работы на автобусах, время прихода и ухода которых соблюдалось с поразительной точностью.

В рабочее время — никаких хождений по коридорам, только дежурные находились в коридорах неотлучно у телефонных столиков.

Эти дежурные приходили на работу и уходили с работы вместе с остальными сотрудниками: один шел впереди группы, а другой сзади, а часовые проверяли пропуска только у этих дежурных.

Мало кто знал, что у дежурных были не пропуска, а удостоверения офицеров, и не армейского образца, а красненькие, какие были приняты в МГБ и МВД. Остальные пассажиры автобусов были «спецконтингентом».

В одних автобусах «спецконтингент» оживленно разговаривал на немецком языке; в других же разговаривать не полагалось, но на работе их пассажиры разговаривали по-русски.

Это были заключенные из числа осужденных советских ученых и инженеров, и был среди них даже известный математик член-корреспондент АН СССР Кошляков Николай Сергеевич.

К слову сказать, и сам Павел Николаевич успел побывать в лапах НКВД, но потом его освободили, и он даже стал носить форму сначала капитана госбезопасности, а потом инженер-полковника и генерал-майора ИТС действующего резерва.

Но что поразительно: несмотря на установившиеся у нас доверительные отношения в последние годы его жизни, всякие мои попытки выведать у него, какие были против него обвинения, наталкивались на глухую стену, — мол, что вы, что вы, я ведь дал подписку о неразглашении!

Однако СБ-1 очень быстро начало расширяться за счет приема вольнонаемных сотрудников, тесня приютивший его НИИ, отбирая у него одно помещение за другим.

Во многих случаях при этом зачисляли по переводу в СБ-1 и специалистов НИИ, проставляя в их паспорта штампы о приеме на работу на предприятие п/я 1323. Для этого номера остряки придумали название: «Чертова дюжина с перебором».

Но охотников повторять эту шутку было не много: с нею нетрудно было загреметь в спецконтингент.

Еще меньше было желающих повторять кем-то придуманную расшифровку названия СБ-1: «Сын Берия» или «Сергей Берия».

По мере расширения СБ-1 в нем появились два «немецких» отдела, разбавленных русскими специалистами, и один конструкторский отдел, большинство которого составляли заключенные, но было и немало вольнонаемных; его техническим руководителем был Томашевич Дмитрий Людвигович — бывший заместитель авиаконструктора Поликарпова, в свое время отсидевший за гибель Валерия Чкалова.

Создавались и отделы, в которых не было ни немцев, ни заключенных, хотя к некоторым из них прикреплялись 1-2 заключенных.

Общая тенденция в руководстве отделами заключалась в том, что начальниками отделов (администраторами) назначались офицеры из команды Кутепова, а знающие дело специалисты назначались техническими руководителями.

Читатель, вероятно, догадался, что на СБ-1 была возложена задача реализации идей по созданию нового вида оружия, изложенных в дипломном проекте Сергея Берии. Этот проект был выполнен под руководством П. Н. Куксенко на основе немецких трофейных научно-технических материалов с привлечением немецких специалистов.

Для выполнения работ по созданию системы оружия, получившей шифровое название «Комета», Куксенко и Серго добились откомандирования в СБ-1 наиболее сильных выпускников академии связи, которых Серго знал лично и которые стали его и Куксенко ближайшими помощниками.

При этом в СБ-1 направлялись и те выпускники академии, которые были уже направлены в другие места.

Куксенко и Серго Берия, помимо своих административных должностей, приняли на себя обязанности главных конструкторов системы «Комета» и всю свою административную деятельность проводили в интересах разработки этой системы.

Два главных конструктора на одной разработке — дело вроде бы невиданное, но они сумели работать по принципу: «Один ум — хорошо, но два ума — лучше».

В то время в СБ-1 никто, не исключая и основателей этой организации, не мог знать, что СБ-1 станет колыбелью отечественных систем управляемого реактивного оружия.

Никто не мог знать, что здесь будут созданы первые системы «воздух-море», «воздух-воздух», «берег-море», «воздух-земля», зенитно-ракетные (противосамолетные) системы, противоракетные системы, противотанковые управляемые ракетные снаряды, специальные системы космической техники, лазерные локаторы (как никто еще не знал, что появится такое слово — лазер).

Никто не мог знать, что в СБ-1 (впоследствии КБ-1) вырастут новые производственные корпуса, в которых будут трудиться многотысячные коллективы первоклассных специалистов, и только убеленные сединой ветераны будут помнить о спецконтингентах, а КБ-1, расширяя свою тематику, будет выделять вновь создаваемые самостоятельные НИИ, КБ, ЦКБ, ЦНИИ.

Я (продолжение воспоминаний Кисунько Г. В.) тоже не знал и не подозревал, что моя судьба может оказаться как-то связанной с СБ-1, что эта связь уже записана в книге кадровых судеб. Я даже не знал, как называется организация, в которой стал работать Сергей Берия, не знал, что к этой организации имеет какое-то отношение П. Н. Куксенко, не знал об этом даже тогда, когда нашу кафедру в военной академии посетили П. Н. Куксенко и А. Л. Минц — известные корифеи отечественной радиотехники, оба в форме полковников МВД.

Особенно дотошно они интересовались созданной моими стараниями лабораторией сверхвысоких частот с самодельными приборами, собранными и изготовленными на кафедре. Демонстрируя эти приборы перед впервые увиденными мною знаменитыми радиоспециалистами, я не подозревал, что эта встреча явится предвестником серьезного поворота в моей судьбе, который произойдет в 1950 году…

Павел Николаевич Куксенко (25.04.1896 — 17.02.1982) встретил Первую мировую войну студентом-физиком МГУ.

Был призван в царскую армию, окончил школу прапорщиков связи и направлен на Румынский фронт, где дослужился до чина поручика. Был ранен, находился на излечении, когда свершилась Октябрьская революция.

После выздоровления вступил в Красную Армию, где служил в войсках связи. В частности, был начальником связи Западного фронта, когда командующим фронта был М. Н. Тухачевский.

(Летом 1937 года во время организации рекордного полёта самолёта АНТ-37бис «Родина» во главе с прославленной лётчицей Валентиной Гризодубовой перед самым вылетом произошло досаднейшее ЧП — отказала бортовая радиостанция его разработки, следствие провели оперативно, виновный был оперативно найден — основной груз ответственности лёг на Павла Николаевича и он был осуждён, обвинен во вредительстве и арестован. С 1939 года работал в НИИ радиопромышленности НКВД — прим. Ходанова)

По окончании гражданской войны Куксенко работал в засекреченных организациях над созданием самолетных радиосвязных станций. Первой из них была радиостанция самолета-бомбардировщика РСБ-5 с приемником УС-П.

После освобождения из-под ареста был назначен в звании «капитан госбезопасности» главным инженером номерного НИИ НКВД радиотехнического профиля.

Совместно с А. Л. Минцем является автором разработки радиоприцела бомбардировщика, удостоенной Сталинской премии за 1946 год с формулировкой: «За создание нового типа радиоприбора».

Радиоприцелы Куксенко — Минца были впервые использованы в налетах нашей авиации на Берлин.

П. Н. Куксенко — преподаватель Ленинградской Военной академии связи им. С. М. Будённого (ЛВАС), автор многих изобретений, за совокупность которых в 1947 году ему была присуждена ученая степень доктора технических наук. (В 1947 году он был руководителем дипломного проекта слушателя ЛВАС — Серго Лаврентиевича Берии — прим. Ходанова). С 1946 года он — действительный член Академии артиллерийских наук.

В том же 1947 году он был назначен руководителем новой организации, именовавшейся Специальное бюро (СБ) № 1 по разработке систем радиоуправляемого реактивного оружия.

Первой разработкой СБ-1 была система «воздух-море» (шифр «Комета»), удостоенная в 1952 году Сталинской премии (главные конструкторы П. Н. Куксенко и С. Л. Берия).

Директор СБ-1, он же главный конструктор, Павел Николаевич Куксенко имел обыкновение работать в своем служебном кабинете до глубокой ночи, просматривая иностранные научно-технические журналы, научно-технические отчеты и другую литературу.

Такой распорядок диктовался тем, что в служебном кабинете Павла Николаевича был кремлевский телефон, а Сталин если звонил, то всегда именно глубокой ночью и именно по кремлевской «вертушке».

В таких случаях дело не ограничивалось телефонным разговором, и Павлу Николаевичу приходилось выезжать в Кремль, куда у него был постоянный пропуск.

По этому пропуску он всегда мог пройти в приемную Сталина, где верным и бессменным стражем у входа в сталинский кабинет сидел Поскребышев.

Но на этот раз Павла Николаевича, прибывшего по вызову Сталина в два часа ночи, офицер охраны проводил в квартиру Сталина. Хозяин квартиры принял своего гостя, сидя на диване в пижаме, просматривал какие-то бумаги. На приветствие Павла Николаевича ответил: «Здравствуйте, товарищ Куксенко», — и движением руки с зажатой трубкой указал на кресло, стоявшее рядом с диваном. Потом, отложив бумаги, сказал:

— Вы знаете, когда неприятельский самолет последний раз пролетел над Москвой?.. Десятого июля тысяча девятьсот сорок второго года. Это был одиночный самолет-разведчик. А теперь представьте себе, что появится над Москвой тоже одиночный самолет, но с атомной бомбой. А если из массированного налета прорвется несколько одиночных самолетов, как это было двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года, но теперь уже с атомными бомбами?

Бомбардировщики В-29 и В-36

После паузы, в которой он словно бы размышлял над ответом на этот вопрос, Сталин продолжал:

— Но и без атомных бомб — что осталось от Дрездена после массированных ударов авиации наших вчерашних союзников?

А сейчас у них самолетов побольше, и атомных бомб хватает, и гнездятся они буквально у нас под боком.

И выходит, что нам нужна совершенно новая ПВО, способная даже при массированном налете не пропустить ни одного самолета к обороняемому объекту.

Что вы можете сказать по этой архиважной проблеме?

— Мы с Серго Лаврентьевичем Берия внимательно изучили трофейные материалы разработок, проводившихся немцами в Пенемюнде по управляемым зенитным ракетам «Вассерфаль», «Рейнтохер», «Шметтерлинг».

 

Журнал Colliers (США) за 27 октября 1951 года. Атомный удар по Москве

По нашим оценкам, проведенным с участием работающих у нас по контракту немецких специалистов, перспективные системы ПВО должны строиться на основе сочетания радиолокации и управляемых ракет «земля-воздух» и «воздух-воздух», — ответил П. Н. Куксенко.

После этого, по словам Павла Николаевича, Сталин начал задавать ему «ликбезные» вопросы по столь непривычному для него делу, связанному с радиоэлектроникой, какой являлась в то время техника радиоуправляемых ракет.

А Павел Николаевич не скрывал, что еще и сам многого не понимал в зарождающейся новой отрасли оборонной техники, где воедино должны слиться и ракетная техника, и радиолокация, и автоматика, точнейшее приборостроение, электроника и многое другое, чему еще и названия не существует. Он подчеркивал, что научно-техническая сложность и масштабность проблем здесь не уступают проблемам создания атомного оружия.

Выслушав все это, Сталин сказал:

— Есть такое мнение, товарищ Куксенко, что нам надо незамедлительно приступить к созданию системы ПВО Москвы, рассчитанной на отражение массированного налета авиации противника с любых направлений. Для этого будет создано при Совмине СССР специальное Главное управление по образцу Первого Главного управления по атомной тематике.

Новый главк при Совмине будет иметь право привлекать к выполнению работ любые организации любых министерств и ведомств, обеспечивая эти работы материальными фондами и финансированием по мере необходимости без всяких ограничений.

При этом главке необходимо будет иметь мощную научно-конструкторскую организацию — головную по всей проблеме, и эту организацию мы предполагаем создать на базе СБ-1, реорганизовав его в Конструкторское бюро № 1. Но для того чтобы все это изложить в постановлении ЦК и Совмина, вам, как будущему Главному конструктору системы ПВО Москвы, поручается прояснить структуру этой системы, состав ее средств и предложения по разработчикам этих средств согласно техническим заданиям КБ-1.

Подготовьте персональный список специалистов человек на шестьдесят, — где бы они ни были, — для перевода в КБ-1. Кроме того, кадровикам КБ-1 будет предоставлено право отбирать сотрудников для перевода из любых других организаций в КБ-1.

Вся эта работа по подготовке проекта постановления, как впоследствии вспоминал Павел Николаевич, закрутилась с непостижимой быстротой. В этот период и даже после выхода постановления Сталин еще несколько раз вызывал к себе П. Н. Куксенко, — главным образом, пытаясь разобраться в ряде интересовавших его «ликбезных» вопросов, — но особенно дотошно допытывался он о возможностях будущей системы по отражению «звездного» (то есть одновременно с разных направлений) массированного налета и «таранного» массированного налета.

Впрочем, вопросы, которые задавал Сталин Павлу Николаевичу, лишь отчасти можно назвать «ликбезными».

Похоже, что Сталин лично хотел убедиться, что будущая система ПВО Москвы действительно сможет отражать массированные налеты вражеской авиации, а убедившись в этом, уже не считал нужным вызывать Павла Николаевича для личных бесед, предоставив «Беркута» на полное попечение Л. П. Берия.

В постановлении ЦК КПСС и Совмина СССР система ПВО Москвы получила условное наименование — система «Беркут».

Ее главными конструкторами были назначены П. Н. Куксенко и С. Л. Берия (название «Беркут» состоит из первых букв главных конструкторов системы ПВО — Серго Берия и Павла Николаевича Куксенко — прим. Ходанов).

Система была засекречена даже от Министерства обороны.

Проект постановления был завизирован министром обороны А. М. Василевским, минуя все подчиненные ему инстанции.

Лаврентий Павлович Берия — Первый заместитель Председателя Совета Министров СССР, Председатель Специального атомного комитета, куратор разработки системы ПВО «Беркут»

Заказчиком создаваемой системы было определено вновь созданное Третье Главное управление (ТГУ) при Совмине СССР.

Для этого в ТГУ создавалась своя собственная военная приемка, свой зенитно-ракетный полигон в районе Капустин Яр, а по мере создания объектов системы — и подчиненные ТГУ войсковые формирования для боевой эксплуатации этих объектов.

Короче говоря, систему «Беркут» предполагалось передать в Министерство обороны готовой к боевому дежурству, с техникой, войсками и даже с жилыми городками.

Схема расположения РЛС в системе ПВО

Согласно первоначальному замыслу система «Беркут» должна была состоять из следующих подсистем и объектов:

— два кольца (ближнее и дальнее) системы радиолокационного обнаружения на базе РЛС 10-сантиметрового диапазона (шифр «А-100», главный конструктор Л. В. Леонов);

— два кольца (ближнее и дальнее) РЛС наведения зенитных ракет (шифр РЛС — изделие Б-200, главные конструкторы П. Н. Куксенко и С. Л. Берия);

Расположение зенитных ракетных полков и технические базы системы С-25

— размещаемые у станций Б-200 и функционально связанные с ними пусковые установки зенитных управляемых ракет (шифр ракеты В-300, генеральный конструктор С. А. Лавочкин; главные конструкторы: ракетного двигателя — А. М. Исаев; боевых частей — Жидких, Сухих, К. И. Козорезов; радиовзрывателя — Расторгуев; бортовых источников электропитания — Н. С. Лидоренко; транспортно-пускового оборудования — В. П. Бармин);

Стартовые позиции ракет С-25

— самолеты-перехватчики, вооруженные ракетами «воздух-воздух», барражирующие в зонах видимости радиолокационных станций А-100 (шифр Г-400).

Впоследствии разработка этих средств в составе системы «Беркут» была прекращена, то есть огневые средства системы определены в составе двух эшелонов (внешнего и внутреннего кольцевых рубежей) зенитно-ракетных комплексов Б-200 — В-300.

С реорганизацией СБ-1 в КБ-1 и переподчинением его из Министерства вооружения в ТГУ произошли изменения в структуре руководства этой организации. П. Н. Куксенко и С. Л. Берия сосредоточились целиком на своих обязанностях главных конструкторов, а начальником КБ-1 и главным инженером были назначены другие лица.

Первый начальник КБ-1 имел ранг замминистра вооружения, из бывших директоров НИИ, но он не поладил с главными конструкторами, и его заменили в том же ранге бывшим директором артиллерийского завода, Героем Социалистического Труда, генерал-майором инженерно-технической службы Амо Сергеевичем Еляном.

Елян не вмешивался в дела главных конструкторов, но зато капитально занялся созданием опытного производства КБ-1 и его лабораторной базы…

Начальник строевого отдела вручил мне предписание, в котором было написано:

«Майору Кисунько Григорию Васильевичу. С получением сего предлагаю Вам убыть в г. Москва, СБ-1, для прохождения дальнейшей службы.

На словах добавил, что все дела с отчислением из академии надо оформить немедленно, а завтра утром я должен явиться к новому месту службы в Москве.

На мое замечание, что мне надо дочитать вторую половину двухчасовой лекции, полковник ответил, что этот вопрос теперь не должен меня беспокоить. Обойдя с обходным листом соответствующие службы, я получил проездные документы и аттестаты, приобрел билеты на поезд и в тот же день вечером, за пять минут до полуночи, отбыл в Москву поездом „Красная стрела“.

В жестком купе моим попутчиком оказался инженер-капитан Семаков И. В. — преподаватель кафедры радиолокационной аппаратуры, а в соседнем мягком вагоне ехал начальник этой кафедры инженер-полковник Лившиц Н. А. — профессор, доктор технических наук, один из кадровых воспитанников и ветеранов ВКАС. У них были такие же предписания, как и у меня.

Будучи вышколенными насчет служебных разговоров в неслужебных местах, мы с Семаковым быстро уснули под размерный стук вагонных колес…»

А сейчас, дорогой читатель, предоставим слово Серго Лаврентиевичу Берия:

«Когда через час нас разыскали, мы поняли, что дело совсем плохо, коль к Сталину вызывают. Первый вопрос Сталина был таким:

— Мне доложили, что вы работаете над ракетой для ПВО?

Я сказал, что работаем, и докладывали о своих разработках военным, но те не очень заинтересованы.

— У кого уже есть такие ракеты? — спросил Сталин.

— В Швейцарии, у фирмы „Эрликон“, но на меньшее расстояние.

— У нас возник вопрос: если американцы проведут налет на Москву, ваши ракеты достанут цели на высоте двенадцать-шестнадцать, а может, восемнадцать километров?

Первые ракеты ПВО швейцарской фирмы Oerlikon в Museum Dubendorf

— Потенциальная дальность до двадцати пяти километров, — докладываю.

— Хорошо. Товарищ Берия, — обратился Сталин к отцу. — Организуйте на базе уже имеющихся коллективов с привлечением министерства вооружения, любых других организаций, если это будет необходимо, эти работы. Мы должны получить ракету для ПВО в течение года.

И тут я допустил вторую ошибку, заметив, что сделать ракету за это время будет очень сложно. И это в присутствии членов Президиума ЦК, высших военных.

Сказал и тут же пожалел об этом. Сталин рассердился:

— Имейте в виду, простыми вещами мы в Политбюро не занимаемся. Любые вещи, которые мы тут обсуждаем, сложные вещи. Ваша задача не рассуждать, а выполнять! Так вот я вам приказываю, — но тут же поправился, — Политбюро постановляет в течение года сделать систему, которая прикрыла бы Москву.

Маленкову и моему отцу было поручено подготовить соответствующее решение правительства и ЦК о развертывании этих работ.

Высадка американцев, как и планировалось, состоялась, удара по их кораблям, как известно, никто не нанес. Война в Корее продолжалась, а мы занимались тем, что нам было поручено.

Эту задачу мы выполнили в течение года. Причем сделали не только образцы. Советское правительство пошло даже на такой риск и нас вынудило на него пойти: параллельно с разработкой (не имея результатов испытаний ракеты „земля-воздух“) запустили в серию все предварительные агрегаты, которые с большей степенью вероятности останутся без изменений. И когда мы проводили первое испытание по поражению реальных объектов, почти 50 заводов уже полным ходом вели работы по созданию двигателей, каркасов ракет. С некоторым отставанием (так как испытывались в последнюю очередь) шли системы управления.

Постановление о системе ПВО «Беркут» с резолюциями И. В. Сталина и Л. П. Берия

Боевая позиция ЗРК С-25

Огневой комплекс С-25 на позиции

Схема функционирования ЗРК С-25

Из отчёта о госиспытаниях

Параллельно с этим началось строительство кольца вокруг Москвы.

Испытания прошли очень удачно. Первой же ракетой на высоте 12–14 километров были уничтожены летящие на максимальной скорости МиГ-15. Реактивные бомбардировщики Ил-28 были менее скоростными машинами, и, вполне понятно, интереса для нас не представляли.

Но настояло командование ВВС, и пустили все же большие бомбардировщики конструкции Туполева, имевшие помеховые установки. Испытания проходили так. Экипажи поднимали самолеты в воздух, ставили на автопилот и выбрасывались с парашютами до входа объекта в зону.

Ракета Р 217М на стартовом столе

Беспилотные мишени, заказанные КБ Лавочкина, к сроку сделать не успели. Позднее они появились, но сбивали их тоже первой ракетой.

Сталин остался доволен. Похвалил, пообещал всех наградить, но заметил тут же:

— Этого мало. Дайте кольцо вокруг Москвы.

Могу сказать без преувеличения: мир таких темпов не знал. Вся промышленность, по сути, была брошена на решение этой задачи. В строительстве кольца участвовали десятки тысяч людей. Мы, разработчики, а в основном это были люди до 30 лет, неделями пропадали на испытаниях, на позициях, на строительстве. Рабочий день, по сути, стал круглосуточным.

Когда военные доложили Сталину, что система готова, он уже знал о результатах испытаний на полигонах. Тем не менее этим не удовлетворился. Вызвал главкома ВВС и приказал подготовить к вылету с трех направлений минимум по пять самолетов.

„Я вам потом скажу, с каких именно направлений пускать их на Москву. Вот и посмотрим, насколько наши молодые друзья справились с той задачей, которую мы перед ними поставили“.

Мы возражать не могли, но военные, в отличие от нас, заявили, что не могут гарантировать удачного исхода, так как несбитые самолеты могут рухнуть на Москву.

Нас отпустили, и, как потом рассказывал отец, в Кремле развернулась настоящая дискуссия на эту тему. Сталину все же объяснили, что даже если будут поражены все цели, то падение обломков самолетов на пригороды Москвы может привести к человеческим жертвам.

Он согласился с такими доводами, но приказал полностью смакетировать сектор обороны на полигоне и пустить с разных направлений и на разных высотах и скоростях самолеты различных типов. Испытания прошли удачно. Как Главный конструктор, по статусу я в числе других должен был получить звание Героя Социалистического Труда, но в списках не значился. Правда, орден Ленина и Сталинскую премию получил ранее за создание противокорабельной ракеты.

Вообще, тогда существовала отработанная практика. Специалисты, участвовавшие в реализации поставленной задачи, в выполнении того или иного проекта, представлялись к наградам. И ряд моих товарищей тогда действительно получили звания Героев.

Нам нужно было отобрать несколько человек, которые согласились бы участвовать в испытаниях. Проект противокорабельной ракеты у нас уже был готов, необходим был аналог такого снаряда, управляемого человеком, т. е. вместо боевого заряда в ракете находился летчик-испытатель. Ракета подвешивалась к самолету Ту-4, и машина взлетала…

В Крыму находился аэродром с полигоном для атомной авиации. Мы решили его использовать, надо было лишь увеличить до пяти километров взлетно-посадочную полосу.

Ракета Р 217 в полёте

Из нескольких десятков людей, рекомендованных нам, мы отобрали четверых. Кроме Султана, пригласили Сергея Анохина, много лет проработавшего в КБ авиаконструктора Александра Сергеевича Яковлева. Летное чутье имел необыкновенное. В одном из испытательных полетов он должен был разрушить в пике самолет и выброситься с парашютом. Тогда он потерял глаз, но летал потрясающе.

Схема наведения ракеты-самолёта КС-1 «Комета»

Султан, кстати, тоже не раз отличался на испытаниях. По инструкции так неоднократно бывало — должен выбрасываться, а он несколько самолетов с риском для жизни сумел посадить — и лавочкинских, и микояновских.

Павлов и Бурцев тоже были отличными летчиками-испытателями. Каждый из них сделал на нашем снаряде по 30–35 вылетов. Риск был огромный. Посадочная скорость машины достигала 400 километров в час.

КС-1 «Комета» под крылом Ту-16КС

После взлета самолета наши снаряды отрывались от машины, испытатели наводили их на корабль, делали разворот и шли на посадку. Вероятность катастрофы была чрезвычайно высокой, но Амет-Хан, Анохин, Павлов и Бурцев шли на такой риск добровольно. Тогда они действительно здорово помогли нам, разработчикам. Мы сэкономили и время, и сотню ракет.

За испытание „Кометы“ Амет-Хан получил орден Ленина и Государственную премию. Стали лауреатами Государственной премии и Героями и остальные летчики.

Анохина и раньше к Герою представляли, но почему-то не присваивали.

На этот раз получилось, чему я был очень рад: они все были достойны этих наград.

С теплотой вспоминаю также инженер-полковников Степанца, Трофимова.

Все мы, и разработчики, и летчики, и руководители полетов, делили на испытаниях и удачи, и неприятности.

Все бывало, что скрывать. Добавлю лишь, что все эти люди остались моими верными товарищами и впоследствии.

Участие в создании противокорабельной ракеты — первой моей большой работы — мне особенно памятно.

 

Амет-Хан Султан

Делал я ее с такими же, как и сам, молодыми одержимыми людьми, которые не боялись принимать смелые технические решения, уходить от готовых трафаретов.

Сейчас уже можно сказать, что Вооруженные Силы получили тогда ракету, поражавшую на расстоянии ста и более километров любые морские цели. Использовать при этом можно было как ядерный, так и обычный заряд.

Именно тогда впервые в Советском Союзе не самолетчики, не ракетчики определяли облик оружия, а мы, радиоэлектронщики. Это была сложная система с головками самонаведения, автоматами стабилизации.

Позднее мы работали над созданием ракеты „воздух-воздух“. Первые такие снаряды поражали цель на расстоянии до 15 километров, затем — до 30. Со временем они были усовершенствованы и выпускались серийно, но этим занимались уже другие люди.

Довольно интересной была работа, связанная с созданием автомата, необходимого как для противокорабельных ракет, так и для ракет класса „воздух-воздух“, „земля-воздух“.

Несколько позже — участие в создании ракет дальностью до 30 километров, для высот от 5 до 25 километров, затем от пяти километров до километра. Тогда боевые машины ниже не опускались. Это нынешние автоматы и системы управления отслеживают рельеф местности от 25 до 15 метров.

Я был Главным конструктором всех этих систем, возглавлял их разработку, но хочу подчеркнуть: это труд коллективный. В современной военной технике ни одна система одним человеком не создается…»

Итак подведём, так сказать, предварительные итоги деятельности Серго Берия за 28 лет его жизни.

В целях повышения эффективности действий бомбардировочной авиации по кораблям противника 8 сентября 1947 года выходит Постановление Совета Министров СССР по организации специального бюро — «СБ № 1 МВ».

В этом Постановлении начальником и главным конструктором назначался П. Н. Куксенко, а его заместителем — С. Берия.

Когда в 1950 году для создания зенитно-ракетной системы ПВО Москвы на его основе было образовано КБ-1, С. Берия становится одним из двух его главных конструкторов (второй — П. Н. Куксенко).

За успешное выполнение правительственного задания по созданию новых образцов вооружения (ракетная система «Комета») — награждён орденом Ленина и удостоен Сталинской премии. Сергей Берия закончил две аспирантуры: военную адъюнктуру и на физмате МГУ.

Павел Николаевич Куксенко, доктор технических наук, профессор, разработчик систем ПВО. Генерал-майор инженерно-технической службы. Лауреат двух Сталинских премий

Работая в СБ-1 и КБ-1, Серго Берия в 1948 году защитил кандидатскую, а в 1952 — докторскую диссертации. В 28 лет Серго Берия был уже доктором физико-математических наук.

В конце 1952 года в мужском разговоре «с глазу на глаз» отец рассказал Серго, что у Сергея есть сестра — Марта Дроздова, и просил его в случае, если с ним что-то случится, позаботиться о сестре и её матери — Валентине Дроздовой. (В дальнейшем Марта Дроздова вышла замуж за сына первого секретаря МГК КПСС Гришина — прим. Ходанова).

Дочкам Серго и Марфы, Нине и Надежде, в 1953 году было 5 лет и 3 года соответственно. Марфа была беременна третьим ребёнком…