ПРОХАНОВ Александр
Идет август — окаянный месяц. Память тревожат злые воспоминания. В воздухе висит едва различимая дымка, словно рассыпалась горчичная пыль. Размытыми кажутся московские улицы. Рубиновые звезды Кремля и золотые орлы на российском флаге, люди, что прячутся от жары и, кажется, навсегда пропадают в подземных переходах.
Я иду по Москве, и мне чудятся обезумевшие толпы девяносто первого года, славящие наркотическую свободу. Стальная петля, в которой качается бронзовый Дзержинский. Желтые, светящиеся от первого до последнего этажа, окна Лубянки, из которых не раздался ни один крик, ни один выстрел. Едкий, едва различимый запах гари — запах сгоревшей эры, копоть исчезнувшего государства.
Дни августа — окаянные дни.
В Америке идет выборная кампания, и кажется — с огромного государства сволакивают старое, плотное, хорошо гревшее одеяло, безнадежно засаленное и протертое, и открываются голые пружины матраса. В Америке что-то заканчивается. Все чувствуют уход эпохи. Чувствует измученный Обама, фальшиво-веселая Хиллари Клинтон. Их уволакивает прочь вместе с лежалым одеялом. Они кричат и стенают напоследок, проклиная Трампа.
Трамп — это новизна, перед которой кажутся бессильными американские традиции, многомудрые политтехнологи, пресловутый американский здравый смысл. С Трампом невозможно бороться, как невозможно бороться с будущим. Быть может, проблему Трампа в Америке станут решать не на дебатах, а с помощью пули. Пуля, убившая Кеннеди, застрелившая Мартина Лютера Кинга, продолжает лететь. Господин Трамп, наденьте каску и бронежилет.
Российские выборы — внешне спокойны. Кажется, что они не затрагивают сердцевину народной жизни. Слюна олимпийцев вызывает больше интереса, чем состязание российских политических партий. Четыре традиционные партии предсказуемы. Предсказуемы их лидеры, написанные на один манер программы, воспроизводимый раз от раза набор лингвистических банальностей: проблемы ЖКХ, ипотека, поддержка малого бизнеса, инновационный климат, благосостояние граждан, стабильность... Всё это делает выборы неяркой, но неизбежной процедурой, которую не разнообразит появление нескольких экзотических партий. Они напоминают крохотные экспериментальные модели на автосалоне, где доминируют тяжеловесные, крашенные в защитный цвет самосвалы. Россия ждет перемен, которые всё не наступают. И под хрупкой оболочкой выборных партийных дебатов клокочет ядро ожиданий.
Перед президентом разворачивают свитки своих экономических программ Кудрин, Глазьев, Титов. Президент задумчиво читает их скрижали, мягко хвалит того, другого и третьего, а потом отправляется в военные гарнизоны, встречается с представителями разведки и армии.
Что заставляет президента медлить? Почему он, чувствуя неизбежность и необходимость перемен, не принимает решений, не обнародует долгожданный «план Путина», не запускает во всю мощь пропагандистскую машину? Не пользуется рецептами великих предшественников, лидеров «большого стиля», которые остановившуюся Россию направили в грозное стремительное ускорение?
Может быть, президент медлит с решениями, потому что помнит, чем кончилась эпоха горбачевского ускорения и гласности?
Помнит, как конструкторы, забывшие устройство мегамашины, имя которой — Советский Союз, пустили ее вразнос? Помнит, как безрассудные лидеры, не имея проекта, не обладая прозрением, понукаемые торопливым желанием еще при своих жизнях снискать репутацию великих преобразователей, как эти лидеры вслепую, на ощупь стали нажимать кнопки государственного управления, словно это кнопки старого баяна?
И мы лишились страны. Дымка, в которой туманятся рубиновые звезды Кремля и золотые орлы российского флага, — это копоть сгоревшего великого государства.
Где рядом с Путиным несравненный Столыпин, предложивший гениальную реформу страны, оборванную злодейской пулей? Где китаец Дэн Сяопин, который сделал Китай сверхдержавой? Где американец Макнамара, гений-структуралист, давший Америке стремительный разбег и развитие? Президент Путин оглядывается и не находит их?
Над Сирией сбит российский вертолет. Пять русских офицеров, бесстрашных и блистательных, убиты в чужой земле выстрелом из переносного зенитно-ракетного комплекса. Наши ближние, родные, ненаглядные, лучшие из нас, отдавшие жизнь на чужой стороне. Плачь, Русская земля.
Когда высохнут поминальные слезы, напряги свои жесткие обветренные скулы, нахмурь брови и взгляни исподлобья на клокочущий мир. Готовься к великим свершениям.

Источник