10.07.2016 - 6:00

5 июля в Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова состоялся Форум ректоров вузов России и Китая.

Мероприятие прошло в рамках XVII заседания Российско-китайской комиссии по гуманитарному сотрудничеству. Обсуждение затронуло широкий круг вопросов российско-китайского взаимодействия в научной и образовательной сферах.

В настоящее время 200 российских и 600 китайских вузов уже установили партнерские отношения по стратегически важным для двух государств направлениям, заключив между собой 900 прямых договоров. Создано восемь профильных ассоциаций российских и китайских университетов. В России учатся 25 тысяч китайских студентов, а в Китае — 17 тысяч россиян.

А в это время наш постоянный эксперт, доктор политических наук, профессор МГУ им. М. В. Ломоносова, член Научного совета при Совете безопасности РФ Андрей Манойло находился с официальным визитом в Китае.

Впечатлениями от своей поездки в Поднебесную Андрей Викторович любезно поделился с читателями «Журналистской правды».

— Я прилетел в Пекин для того, чтобы принять участие в одной из самых известных и престижных международных конференций «Security Diplomacy: Territorial Dispute sand Governance», организованной авторитетнейшим в Китае Университетом международных отношений (University of International Relations).

Для участия в этой конференции, раз в год со всего мира в Пекин слетаются самые известные ученые-международники. Как всегда, очень много ученых из Соединенных Штатов — Калифорнийского университета в Беркли, Массачусетского технологического института, Принстона, Йеля.

Мой доклад был посвящен гибридным войнам и цветным революциям и вызвал огромный интерес. Спустя три дня я прочитал открытую лекцию в Дипломатической академии КНР — в очень компактной по размерам, но чрезвычайно влиятельной организации, в которой выступали с публичными лекциями Г. Киссинджер и Е. М. Примаков.

Такой чести удостаиваются очень немногие. Незадолго перед этим я принял участие в заседании Китайского общества дружбы и сотрудничества с зарубежными странами, где выступил с докладом о российской практике борьбы с цветными революциями.

— Скажите, а в рамках конференции обсуждались какие-то политические вопросы?

— Вся конференция была посвящена политической повестке — ведь речь шла о политике и дипломатии безопасности. В своем докладе я рассказал о гибридных войнах и цветных революциях. Они очень внимательно все конспектировали и задавали вопросы. А после ко мне подошел один очень солидный профессор и директор политического консалтингового агентства из Калифорнийского университета в Беркли (внешне очень похожий на Керри, кстати) и сказал, что очень хотел бы поработать в России, потому что именно здесь (в России) центр самых современных политических технологий и новая генерация политтехнологов-международников, задающая тон и моду всему миру.

Что касается непосредственно китайцев, то их очень интересовала тема присутствия эскадры кораблей Российского флота в Восточно-Китайском море. В частности, проход наших кораблей вокруг островов Сёнкапу — спорных территорий (архипелаг в Восточно-Китайском море в 170 км к северо-востоку от Тайваня — прим. ред.). Китайская сторона обозначила вопрос: означает ли это, что Российская Федерация будет готова силой оружия отстаивать суверенитет Китая?

— Хитры китайцы. Вопрос из серии: перестали ли вы пить коньяк по утрам? (смеемся) И что вы ответили?

— Я ответил, что отвечать на такие вопросы не в моей компетенции. Это на самом деле так. Это дело Лаврова и МИД Российской Федерации. А мое частное мнение здесь не уместно.

— Действительно дипломатично. Я бы растерялся.

— Дело в том, что китайцы очень практичные ребята. Именно поэтому с ними интересно и продуктивно работать. Им нужно знать конкретно, готова ли Россия стать военным союзником их страны? При этом Китай вряд ли готов поступить аналогично.

Они вообще против любых союзнических отношений — «не союзничество» является одним из базовых принципов внешней политики КНР. И Россия рассматривается ими в основном как попутчик, партнер. Но при этом у наших стран очень много совпадающих интересов, в том числе в отношении международной повестки дня — это бесспорный факт.

Именно этот факт и определяет колоссальные темпы и скорость сближения, которое происходит между нашими странами в последнее время. Это сближение имеет как экономический, так и военный (оборонный) аспект.

— Вы сказали, что прочитали китайским товарищам лекцию о гибридных войнах и цветных революциях. Что их так заинтересовало, что они взялись за ручки и блокноты?

— Я объяснил, что с цветными революциями бесполезно бороться в одиночку. Необходима межгосударственная система взаимодействия. По крайней мере, объединение усилий России и Китая в этом направлении. Нужно создавать систему, в которую входил бы мониторинг, система быстрого реагирования и т. п. Их это очень заинтересовало. Видимо, они об этом и раньше читали в моих открытых публикациях, а здесь можно было задать вопросы напрямую.

При этом следует учитывать, что у каждой страны своя специфика, поэтому надо думать о том, как данная система может быть построена с учетом менталитета того или иного региона, нации, ее истории. Однако в борьбе с цветными революциями есть и универсальные, базовые принципы и подходы, применимые как на российской, так и на китайской почве. Вот об этом я и говорил.

Одним из таких принципов является контроль финансовых потоков, направляемых для организации цветных революций, майданов, подпитки протестных движений, грантов для поддержки «цветных» активистов, пропагандистов и вербовщиков. В основном эти средства перечисляются западными структурами, специализирующимися на «поддержке демократии» (такими как USAID, фонды Сороса и Макартуров и т. д.), национальным некоммерческим организациям (НКО), работающим под «западным зонтиком».

Там эти средства аккумулируются и хранятся до начала массовых протестов в стране. В России деятельность такого рода НКО взята под государственный контроль (они обязаны раскрывать источники своего финансирования и происхождение денег на своих счетах) — этот опыт оказался очень интересен китайской стороне.

Кроме того, в России вот уже второй год выделяются специальные президентские гранты на поддержку отечественных НКО, формирующих и развивающих гражданское общество в России. Однако, и в этом деле не обходится без перекосов: довольно часто гранты выделяются НКО, не имеющим влияния и созданным как раз под освоение этих денег.

Типичный пример — «Гуманитарная мастерская» Бориса Царькова, представляющая собой семейный бизнес, прилепившийся к фонду «Единство во имя России». Польза от финансирования таких НКО для государства, мягко говоря, сомнительна, хотя определенную деятельность в публичном пространстве они развивают.

Безусловно, в Китае есть угрозы цветных революций: это и Гонконг, и Синьцзян-Уйгурский автономный район (одна из крупных баз нефтедобычи — прим. ред.). Конечно, любые попытки дестабилизации ситуации внутри Китая, осуществляемые по сценариям цветных революций, очередной площадкой для которых может стать Синьцзян-Уйгурский автономный район — это внутреннее дело КНР. Но использовать наш опыт и технологии борьбы с цветными революциями китайские партнеры могут вполне, и мы готовы этими технологиями с нашими друзьями поделиться.

— Американцы говорят тоже самое, когда заинтересованы в присутствии в том или ином регионе…

— Я пояснил, что веду речь о создании системы противодействия «цветным» революциям на всем евразийском пространстве. Мы (Китай и Россия) можем создать межгосударственный центр противодействия цветным революциям (на базе ШОС, например) и тем самым объединенными коллективными усилиями обеспечивать не только собственную безопасность, но и приходить на помощь странам Центральной Азии, находящимися сейчас в зоне высокого риска цветных революций, которые сами с этим не могут справиться.

Тем более, что технологии цветных революций могут использоваться США для того, чтобы наносить удары по китайским инфраструктурным проектам, таким как Экономический коридор Шелкового пути, пролегающий через территорию стран с неустойчивыми политическими режимами. В этой связи китайцам очень скоро будет жизненно важно создать такой центр либо на базе собственных ресурсов или возможностей (то есть — национальный), либо объединившись с Россией.

— По вашим внутренним ощущениям как китайцы относятся к России?

— Мы для них очень хороший и перспективный попутчик. У Китая есть три основных принципа. Один из них — это отрицание каких бы то ни было союзов. То есть, союзниками они нам никогда не станут, но сейчас они нуждаются в резком сближении с Россией, потому что тоже самое делают Япония и Соединенные Штаты в этом регионе.

США совершенно глупо и неоправданно пытаются сдержать Китай. Все это накладывается на замедление роста китайской экономики, и они хотят найти новые точки опоры, чтобы кто-то их поддерживал в кризисных ситуациях, обеспечивал надежный тыл. Россию они рассматривают именно в этом ключе. Собственно, все это и вкладывается в понятие и содержание российско-китайской дружбы в китайской транскрипции.

Кроме всего прочего, у нас нет с Китаем противоречий и конфликтов, у нас нет нерешенных приграничных проблем — это способствует сближению обеих стран. Они это приветствуют, поскольку понимают, что если на них одновременно насядет Запад и другие страны, Россия всегда будет рядом и выступит на защиту своего ближайшего соседа. С другой стороны, китайцы из этой дружбы хотят извлечь совершенно конкретные выгоды.

В первую очередь их интересует безопасность коридора «Шелкового пути» — транзитных транспортных артерий, тянущихся через всю Евразию в Европу. Через этот путь пойдут товары, материальные ценности и прочее. Вокруг этого транспортного коридора тут же начнет расти промышленность, развиваться крупный бизнес. Начнется экономический подъем в ключевых узлах и хабах этого транспортного коридора. А если будет подъем, потребуются и кредиты.

Кредиты нужны для того, чтобы развивать все эти проекты. А где взять деньги? Из китайских же банков. Из того же Азиатского банка инфраструктурных инвестиций. Китайцы меня заверяли в том, что многие с предубеждением относятся к проекту «Великого Шелкового пути», полагая, что это инструмент экспансии Китая. Но КНР всегда говорит, что Китай — миролюбивая держава и экспансия им не интересна. Им интересно развивать экономику соседних государств, чтобы это приносило всем общее благо.

Все это верно, за исключением одного момента. Когда вокруг «Шелкового пути» начнет расти экономика, все страны, которые будут участвовать в этом проекте, могут оказаться зависимыми от китайских банков и кредитов, а значит, попасть под влиянием самого Китая.

— Андрей Викторович, и последнее. Вы неожиданно уехали в Китай, и мы (хотя думаю, что не только мы), признаться, вас потеряли. В сети нет, в скайпе тоже, даже в Facebook ваша аватарка перестала показывать последние визиты. Что в Китае с интернетом? Насколько он доступен, как вы это поняли?

— Проблем с выходом в интернет нет. Проблема в том, что целый ряд западных ресурсов просто заблокированы. В Китае недоступны: Google, Facebook, Twitter, Instagram. Таких сервисов там просто нет. Поэтому меня в Facebook не было все это время.

Заблокировано это в связи с тем, что американцы пытались использовать эти сети для раскачивания политической ситуации внутри страны, и Коммунистическая партия Китая приняла решение отсечь эти ресурсы. Это их метод быстрого реагирования наподобного рода внешние угрозы безопасности государства.

Тем не менее, у китайского населения есть сервисы, абсолютно дублирующие подобные ресурсы. Например, есть сервис, абсолютно совпадающий с Instagram. Он устроен таким образом, что там можно не только разместить графический контент, но им еще и можно торговать.

— То есть, они даже это скопировали…

— Они не то чтобы скопировали — они создали свою параллельную информационную реальность. Реальность очень самодостаточную. Кроме того, у них есть собственные сети типа Facebook. Только они не замыкаются на Запад и не управляются западными менеджерами. Поэтому фейсбучную революцию в Китае не организовать ни по тунисскому, ни по египетскому сценариям. Китайский Facebook представляет национальная компания, через которую Запад не может проводить свою идеологическую работу.

— Ну, а наши ресурсы: Yandex, Mail.ru, VK работают?

— Про VK не могу сказать, меня там нет, а Yandex и Mail.ru доступны. Думаю, что VK и «Одноклассники» тоже работают. Более того, доступен даже Skype.

— То есть, китайцы особо не страдают от отсутствия таких популярных ресурсов…

— Нет, конечно. Да и страдать им некогда. Они все там работают. Плюс у них масса новейших коммуникационных систем, которые гораздо круче Facebook. Он все-таки со своей архитектурой создавался довольно давно. Как бы там не пыжился Цукерберг, Facebook это штуковина, которая может удовлетворять только людей «пожилого» возраста вроде нас с вами (смеемся).

То есть людей, которые склонны к консерватизму и подозрительно относятся к любым нововведениям. Молодежь же Facebook уже не удовлетворяет. Они сидят у нас Вконтакте. Тоже самое и в Китае. Зачем китайцам старье Цукерберга, если у них есть собственные продвинутые сервисы?

— Боюсь даже спросить. Мы случайно не собираемся перенять этот китайский опыт? Нам, консерваторам, это вряд ли понравится.

— Я думаю, что попытка блокировать «гуглы» и «фейсбуки» не относится к категории тонких технологий. Это довольно топорный способ, имеющий, правда, собственные резоны.

Тем не менее, этот способ не является абсолютной панацеей от деятельности агентов цветных революций в онлайн-пространстве. Его спокойно можно обойти. А американские технологи-пропагандисты могут действовать и через национальные сети.

Запретительные меры никогда эффективными не бывают. Они производят определенный эффект, но временный. Существуют ведь и другие каналы вброса пропагандисткой информации, которую использует Запад для раскачки политической ситуации в Китае и других странах — все их перекрыть невозможно.

Что касается России, то я не вижу необходимости блокировать Facebook, Twitter и прочие вещи. Просто с ними надо более тонко работать, а также развивать свои собственные, более продвинутые ресурсы.

Вячеслав Бочкарёв, «Журналистская правда»