Писать об этом невыносимо, давят эмоции и предательский комок подступает к горлу. А не писать нельзя, потому что, об этом люди должны знать. Помнить, ценить… Умер мой близкий друг Андрей Воробьев, временный поверенный в делах России на Украине. Согласно табели о рангах, он был вторым человеком в российском посольстве в Киеве. По сути же, именно ему выпало представлять интересы РФ в эпицентре майданного безумства, когда посол Михаил Зурабов был отозван в Москву.
Это Воробьев держал осаду в дипломатическом представительстве, которое готовились штурмовать кастрюлеголовые евроинтеграторы и отряды нацистских боевиков. А еще он все время спасал русских людей, помогал выбраться в Россию представителям малороссийской и новороссийской интеллигенции, которую украинский режим приговорил к уничтожению. Делал он это спокойно и уверенно, как будто не существует опасности для него лично, для его семьи. В этом был весь Андрей, большой, сильный, внешне спокойный, непоколебимый и абсолютно точно знающий, где добро, и где зло.

Недавно совсем, когда Воробьев был жив и ничто не предвещало беды, я получил повод для подколки. Стиль нашего общения, надо сказать, изобиловал иронией, самоиронией и сарказмом даже. Так вот, я полюбопытствовал, мол, а что, в вашем ведомстве, поди, все теперь учатся «калинку-малинку» плясать? Он ответил, что это не его метод. Вот уж точно, совсем не его. Метод Воробьева — это когда делается что-то конкретное на благо России вообще и каждого человека Русского мира, это если брать частные случаи. Без шумихи делается. За пиар другие специалисты отвечают.
Когда я маялся в Киеве, с поломанной ногой, вернуться в Донецк не мог, уже шли отчаянные бои, семья навестить меня тоже не могла, жена значилась во всех расстрельных списках, это Андрей приютил меня, бродягу бездомного. Не по плечу похлопал с расхожей фразой держи-де хвост пистолетом, не унывай, а просто и буднично, как будто это каждый день бывает, пригласил под свой кров. И помог моей семье обустроиться в Москве, куда я скоро и перебрался из беснующегося украинского эрзац-рейха. Такое, скажу вам, не забывается.

Я лично не знаком с Михаилом Зурабовым, судить о после России в Киеве могу лишь опосредованно. Но знаете, вот ведь штука, русская общественность бывшей Украины устойчиво воспринимала его действия как не вполне пророссийские. Почему-то все время вокруг его персоны витали подозрения в симпатиях к «оранжевым» революционерам, которые потом мутировали в революционеров «гидности». Возможно, это ошибочное суждение, пусть тогда он нас простит, не разобрались в дипломатических тонкостях по серости своей. Но когда Зурабова отозвали из Украины в самую «жарищу», мы воспрянули духом и приосанились. Во-первых, это был недвусмысленная демонстрация Кремлем своей позиции. Во-вторых, на хозяйстве в посольстве остался Андрей Воробьев, самый мужественный и честный русский дипломат, которого только можно себе вообразить…
Мы познакомились с Андреем за несколько лет до войны. Когда все было относительно благополучно и по Донецку никто не стрелял. Воробьев любил путешествовать по Украине на машине, за рулем. И в наши края наведывался с удовольствием. Вызывая панику у местных работников СБУ. Его они люто боялись и пытались отслеживать каждый его шаг, причем не думаю, что очень успешно. Чувствовали, конечно, что это их противник, причем, могучий, превосходящий в классе. Словом, ребята с вырождавшейся украинской «чекистской» веточки шныряли вокруг и воздух нюхали, а мы сидели в излюбленном ресторане «Пушкин». Андрей читал стихи, а делал он это великолепно, сыпал историческими фактами, шутил. А уж как он умел руководить столом, так это просто учиться и учиться… Когда приходило время расставаться, я предлагал подвезти моего друга в отель, но он отказывался, говорил, что хочет прогуляться по городу. И исчезал в ночи. Воображаю, какая паника начиналась у его «наружки».
Российская внешняя политика, она ведь сложна и замысловата. Бывает, до такой степени конструктивна по отношению к «партнерам», что жуть берет, в смысле, когда же о своих заботиться придет время… Воробьев все это переживал, пропускал через себя, жег свое сердце. Нас всех поддерживал, конечно, но многие вещи он же напрямую сказать не мог, работа такая. Случалось, пишу ему: «Как полагаешь, что с ситуацией?» Он отвечает: «Монета стоит на ребре». Понятно, надо ждать… Но однажды, как-то неожиданно, Андрей прислал письмо, мол, знаешь, если в Донбассе сейчас все пойдет не так, как хотелось, он уйдет в партизаны. Это, пожалуй, крик его русской души был, измученной нашей общей бедой. Еще он добавил после своего партизанского послания: «Ты со мной?» Я ответил, что конечно же. С ним я готов был не только в разведку, а и в дырявой лодке через море. Уж на святое-то дело, тем паче.
Минувшей зимой мы встретились с Воробьевым у нашего общего друга на подмосковной заимке. Андрей продемонстрировал орден, только что врученный ему. Боевой, чтобы вы знали. За что именно, говорить отказался наотрез, и вообще просил никак не афишировать этот момент. Теперь-то можно… Мы тогда упросили его надеть орден, он пришпилил его к кофте, далеко не военного образца. Я еще подумал, хм, вот он образ дипломатического бойца, мягкая гражданская одежда, смешливый взгляд, богатая эрудиция и суровая боевая награда. Пожалуй, это был единственный раз, когда Андрей надевал орден, что называется, для друзей. Нам было приятно и лестно, что Родина ценит нашего друга.

Когда вчера Андрея отпели в Храме Иоанна Предтечи на Хованском кладбище и перед его гробом понесли бархатную подушечку с наградами, я снова увидел тот орден. Среди других знаков признания от государства и церкви, от зарубежных стран. Воробьев, как и полагается смиренному русскому воину, не был обильно жалован наградами и чинами. МИД, которому он отдал все свои мощные таланты, тоже, как мне показалось, мог бы менее скромно проститься с таким значительным человеком… Заняты, надо полагать, были высокие руководители. В мировом масштабе заняты, разумеется. Но награды Воробьева остались не в медалях и орденах, а в бесценных русских жизнях, спасенных им. И прощаться с соратником пришли многие дипломаты, той еще, старой школы, они во время сложнейших переговоров бровью не поведут, а тут плакали. Это что-то, да значит.
А еще Андрей ушел, как подобает, высоко держа Знамя Победы. Что не фигура речи. 9 мая этого года он устроил большой праздник для работников посольства России в Киеве. В Киеве! В заболевшем городе, где за георгиевскую ленточку готовы линчевать хоть ребенка, хоть старика. Как было бы конструктивно, понятно, не злить «бандерлогов», не праздновать День Победы. Кое-кто так бы и поступил. Но только не Воробьев. Он дал команду выставить колонки, запустить наши гордые песни военных лет, поднять Знамя Победы. Потому что русские не сдаются. Умирают, но не сдаются.
Он умер непобежденным. И там, где стоял Андрей Воробьев, враг не прошел. Теперь нам надо учиться биться без него. Правда, пока не понимаю, как… Царствие же Небесное получило светлую русскую душу. Со святыми упокой, Христе…
Руслан Мармазов

Источник