09.07.2021 - 6:04
«Везде Россия, где властвует русское оружие».
И. Ф. Паскевич

«Познакомься с одним из лучших генералов моей армии, которого я еще не успел поблагодарить за его отличную службу».

Александр I при представлении Паскевича брату Николаю

«Молодец, хват Эриванский! Вот русский генерал! Это суворовские замашки! Воскрес Суворов! Дай ему армию, то верно взял бы Царьград».

А. Грибоедов

«Разрушение ада не имело бы для грешников той цены, как взятие Эриванской крепости для армян»

Хачатур Абовян

«Но стали ж мы пятою твердой

И грудью приняли напор

Племен, послушных воле гордой,

И равен был неравный спор.

И что ж? свой бедственный побег,

Кичась, они забыли ныне;

Забыли русской штык и снег,

Погребший славу их в пустыне…

Сильна ли Русь? Война и мор,

И бунт, и внешних бурь напор

Ее, беснуясь, потрясали —

Смотрите ж: всё стоит она!..

А вкруг её волненья пали —

И Польши участь решена.

Победа! сердцу сладкий час!

Россия! встань и возвышайся!

Греми, восторгов общий глас!..

Но тише, тише раздавайся

Вокруг одра, где он лежит,

Могучий мститель злых обид,

Кто покорил вершины Тавра,

Пред кем смирилась Эривань,

Кому суворовского лавра

Венок сплела тройная брань.

Восстав из гроба своего,

Суворов видит плен Варшавы;

Вострепетала тень его

От блеска им начатой славы!

Благословляет он, герой,

Твое страданье, твой покой,

Твоих сподвижников отвагу,

И весть триумфа твоего,

И с ней летящего за Прагу

Младого внука своего».
А. С. Пушкин «Бородинская годовщина», 1831 г.

Эти прекрасные пушкинские строки, написанные в 1831 г. после взятия Варшавы, как нельзя более точно характеризуют место уроженца Полтавы Ивана Паскевича в отечественном Пантеоне Воинской Славы.

Парадный портрет фельдмаршала Паскевича

Более блестящего полководца в Российской империи не было весь XIX век, и светлейшего князя Варшавского можно поставить рядом с Александром Васильевичем Суворовым.

Достаточно сказать, что Паскевич был единственным в истории кавалером орденов Святого великомученика и Победоносца Георгия и Святого Владимира.

Кроме него, чести награждёнными орденами всех степеней ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия были удостоены только такие выдающиеся полководцы, как генерал-фельдмаршалы светлейший князь Михаил Голенищев-Кутузов-Смоленский, князь Михаил Барклай-де-Толли и граф Иван Дибич-Забалканский.

Император Николай всю жизнь звал его своим отцом-командиром — и мнение Ивана Федоровича в его глазах являлось непогрешимым.

Паскевич — обладатель самой большой в истории Российской империи единовременной денежной награды в один миллион рублей ассигнациями. Он же был удостоен права на воинские почести, определённые только императору.

Ф. Бегагль, И. Кобыляков. «Пётр I на фоне Полтавского сражения». Шпалера по картону Л. Каравакка

Родился будущий покоритель Эривани и Варшавы 8 мая 1782 г. в славном городе русской славы Полтаве. Его род малороссийского казачества вел свое начало с конца XVII века от Федора Цаленко, бывшего полковым товарищем в Полтавском полку. Сын Федора Цаленко именовался уже Пасько-Цалый, а его потомки стали Паскевичами.

Родители Ивана Федоровича Паскевича

Отец будущего великого полководца, крупный полтавский помещик Федор Григорьевич Паскевич, служил в Малороссийской коллегии под начальством ее президента и генерал-губернатора Малороссии генерал-фельдмаршала графа Петра Румянцева-Задунайского, а потом в чине коллежского советника был председателем Верховного земского суда Вознесенской губернии (образованной Екатериной II с центром в Елизаветграде).

Благодаря жившему в столице своему деду — надворному советнику Григорию Ивановичу Паскевичу, Иван в 12-летнем возрасте вместе с братом Степаном был определен в Пажеский корпус (дававший прекрасное не только общее, но и профессиональное военное образование).

Осенью 1800 г. Паскевич закончил корпус и был выпущен поручиком в лейб-гвардии Преображенский полк с одновременным назначением флигель-адъютантом Павла I (еще в корпусе он был лейб-пажом императора).

Чтобы затем не возвращаться к теме Степана Паскевича, скажем, что его карьера тоже удалась, но не по военной, а по гражданской службе — он губернаторствовал в Тамбове, Курске и Владимире.

Ивану Паскевичу благоволила фортуна — незадолго до окончания Пажеского корпуса он попался на глаза императору Павлу I, который произвел его в лейб-пажи.

По окончании учебы Паскевич был назначен поручиком гвардии в Преображенском полку и флигель-адъютантом Павла Петровича.

Карьерный взлет Паскевича прервался в 1801 году — после дворцового переворота и гибели Павла I любимчики погибшего императора оказались не в чести у Александра I.

В 1805 г. Паскевич назначается в армию Михельсона на западной границе, но она так и не успела принять участие в боевых действиях против французских войск.

 

Иван Федорович Паскевич. Худ. Джордж Доу. Военная галерея Эрмитажа

Первое боевое крещение недавний паж получил уже в 1806 г. во время войны с Турцией. Хотя Паскевич был адъютантом у нескольких сменяющихся командующих (Михельсона, князя Прозоровского, графа Каменского), но неоднократно лично участвовал в боях.

Он сразу же показал себя при осаде Журжи — после того как проводники не смогли в условиях непогоды найти дорогу, адъютант командующего один отправился на поиски. Благодаря этой отважной рекогносцировке колонны смогли пройти к цели, а Паскевич заслужил репутацию храброго и инициативного офицера.

В дальнейшем Паскевич прекрасно показал себя во время штурма Измаила, взятии Ясс и Бухареста, о чем свидетельствуют слова Михельсона, что его адъютант «явил себя неустрашимым и войну понимающим офицером, каковых поболее желать надлежит».

Также следует отметить отвагу и распорядительность Паскевича во время осады и штурма Браилова, когда он получил тяжелое ранение, проводя разведку с группой охотников из числа егерей.

Не оправившись до конца от ранения в голову, адъютант командующего участвует в форсировании Дуная, а потом во взятии сильно укрепленных крепостей Исакчи и Тульчи.

Художник Ф. Крюгер. На картине изображены: Император Николай I, наследник Цесаревич Александр Николаевич, Великий Князь Михаил Павлович, а также сопровождающие лица И. Ф. Паскевич, А. Х. Бенкендорф, П. М. Волконский и А. И. Чернышев

Когда Паскевич, по инициативе Голенищева-Кутузова, получает в 1809 г. вместе с полковничьим званием в командование Витебский пехотный полк, то со своими солдатами стремительной атакой захватывает на Девно турецкие батареи, штурмует крепости Рущук и Варну, участвует в Батынской битве и занимает на Дунае остров Разбойничий.

В 1810 г. Паскевич особо отличился в сражении при Батине, за что получает в 28 лет эполеты генерал-майора и назначается шефом Полтавского пехотного полка, с которым участвует в штурме Ловчи.

22 мая 1810 года при штурме Пазарджика полк Паскевича (в составе объединённого отряда князя Долгорукова) «неизречённою храбростью сорвал две батареи у неприятеля и на его плечах взошёл в укрепления».

Чтобы вы понимали значение этих строк боевого донесения, достаточно сказать, что турецкие артиллеристы были обучены умирать на лафетах своих орудий, но ни при каких обстоятельствах не сдавать боевых позиций. Иначе их ждала мучительная смерть, а их род — несмываемый позор…

К окончанию боевых действий Паскевич имеет почти все боевые ордена империи (Святого Георгия 4-й и 3-й степеней, Святого Владимира 3-й степени, Святой Анны 3-й степени и алмазные знаки к ней) и награждается золотой шпагой с надписью «За храбрость».

Стоит также отметить, что Паскевич был направлен командованием в Константинополь с дипломатической миссией и во время ее исполнения сумел собрать ценные сведения об османской армии.

И в дальнейшем, во всех своих кампаниях, он уделял большое внимание разведке и собиранию информации о силах и намерениях противника.

В начале 1811 г. Паскевич отзывается из действующей армии в Киев, где ему поручается формирование Орловского пехотного полка.

С полученным заданием он успешно справляется и становится его первым шефом.

Герб Ивана Федоровича Паскевича «Честь и Верность»

Полк быстро обратил на себя внимание командования прекрасной выучкой и дисциплиной солдат, что показало выдающиеся способности Паскевича как военного организатора.

Вскоре Паскевич назначается командиром 1-й бригады 26-й пехотной дивизии, которой командовал будущий герой Отечественной войны генерал Николай Раевский.

О своей системе воспитания и подготовки войск Паскевич рассказывал следующее:

«Формирование с самого начала представило затруднения неимоверные. Общие приготовления к войне были причиною, что для состава новых полков не могли дать хороших средств. Надлежало формировать полк из четырех гарнизонных батальонов, в которых солдаты и офицеры почти все были выписные за дурное поведение.

Из других полков поступило только 3 майора и несколько обер-офицеров. К тому же из дворянского корпуса прислали 20 молодых офицеров, только что умевших читать и писать.

С этими средствами надо было спешить с образованием полка, ибо война была неизбежна. Нравственности в полку не было. От дурного содержания и дурного обхождения офицеров начались побеги.

В первый же месяц ушло до 70 чел. Почти половину офицеров я принужден был отослать обратно в гарнизон. Я жаловался на судьбу, что, между тем как в армии были прекраснейшие полки, мне достался самый дурной и в то самое время, когда мы приготовлялись к борьбе с страшным императором французов.

Я был тогда в корпусе Дохтурова, в дивизии Раевского и командовал бригадой, состоявшей из полков Орловского и Нижегородского. Бригада находилась в Киеве. Я настоял, чтобы вывести мой полк из города, где невозможно было завести необходимого порядка, и расположился в 60 верстах.

Три месяца усиленных занятий и шесть недель в лагере дали мне возможность привести Орловский полк в такое положение, что он был уже третьим полком в дивизии. Но этот успех дорого мне стоил. От трудов и беспокойств я сделался болен страшной горячкой, едва не умер и пролежал три месяца».

После того как Раевский назначается командовать 7-м пехотным корпусом 2-й армии, Паскевич, как прекрасно проявивший себя строевой командир, назначается на его место.

В начале Отечественной войны Паскевич со своей дивизией (в нее входили пехотные Орловский, Нижегородский, Ладожский, Полтавский полки и два егерских полка) выступает в поход.

Когда Багратион начал совершать маневр своих войск для соединения с 1-й армией, в их составе была и 26-я дивизия.

11 июля под Салтановкой близ Могилева состоялось сражение корпуса Раевского, одной из наиболее боеспособных частей в котором была дивизия Паскевича.

 

Иван Фёдорович Паскевич в 1808 году

Исход сражения был в целом неопределенный — обе стороны считали себя победителями. Но представляется, что русская сторона имела на это все же больше оснований.

Раевский, несмотря на большие потери, достигнул главного: французы так и не смогли отрезать 2-ю армию Багратиона от 1-й Барклая-де-Толли, что было их главной задачей.

«Подвиг солдат генерала Н. Н. Раевского под Салтановкой 11 июля 1812 года». Худ. Николай Самокиш

Чтобы понять происходившее под Салтановкой, приведем описание сражения, сделанное одним из участвовавшим в ней французских полководцев — генералом бароном Жиро. Несмотря на некоторое подчеркивание своей «победы», из него видна как крайняя ожесточенность битвы, так и то, что маршал Луи Даву не сумел достичь разгрома русских сил:

«Налево у нас был Днепр, берега которого в этом месте очень топки; перед нами находился широкий овраг, в глубине которого протекал грязный ручей, отделявший нас от густого леса, и через него перекинут был мост и довольно узкая плотина, устроенная, как их обыкновенно делают в России, из стволов деревьев, положенных поперек. Направо простиралось открытое место, довольно бугристое, отлого спускавшееся к течению ручья.

Вскоре я прибыл к месту, откуда наши аванпосты перестреливались с неприятельскими, выставленными по ту сторону оврага. Одна из наших стрелковых рот поместилась в деревянном доме у въезда на плотину, проделала в нем бойницы и сделала из него таким путём нечто вроде блокгауза, откуда стреляли по временам во все, что показывалось.

Несколько орудий были поставлены наверху оврага так, чтобы стрелять ядрами и даже картечью в неприятеля, который попытался бы перейти его. Главные силы дивизии были построены в открытом месте направо от дороги и налево примыкали к дивизии Компана.

Все было, таким образом, готово, чтобы отбить подготовлявшееся нападение, и, когда прибыл генерал Дессе, ему не пришлось ничего изменять в сделанных построениях.

До десяти часов ничего не произошло серьезного, так как неприятель почти не показывался; но в этот именно час мы вдруг увидали выходящими из лесу, и сразу в нескольких местах, весьма близких друг от друга, головы колонн, идущих сомкнутыми рядами, и казалось, что они решились перейти овраг, чтобы добраться до нас.

Они были встречены таким сильным артиллерийским огнем и такой пальбой из ружей, что должны были остановиться и дать себя таким образом громить картечью и расстреливать, не двигаясь с места, в продолжение нескольких минут; в этом случае в первый раз пришлось нам признать, что русские действительно были, как говорили про них, стены, которые нужно было разрушить.

Русский солдат, в самом деле, превосходно выдерживает огонь, и легче уничтожить его, чем заставить отступить; но это происходит главным образом от излишка дисциплины, то есть от слепого повиновения, к которому он привык по отношению к своим начальникам.

Он не увлечет товарищей своим порывом ни вперед, ни назад своим бегством; он стоит там, где его поставили или где он встречает слишком сильное сопротивление.

Это пассивное и бессмысленное повиновение свойственно также офицерам всех чинов, в иерархическом порядке; таким образом, отряд, злополучно поставленный в поле обстрела батареи, останется там под огнем без необходимости и без пользы, пока офицер, командующий ею, не получит приказа от своего начальника изменить позицию.

Французский характер не терпит такого слепого подчинения правилам дисциплины; и мы часто видим в истории наших походов, что судьба важных схваток зависела от инициативы простых подчиненных, и, наверно, ни один французский офицер не побоится взять на себя расположение своего отряда так, чтобы он возможно меньше страдал от неприятельского огня, и воспользуется, чтобы поставить его под прикрытие, всеми удобствами пространства, малейшими неровностями почвы, не дожидаясь высшего приказания, но стараясь при изменении позиции не давать никакого преимущества неприятелю.

К полудню маршал Даву прибыл самолично на место и оказал предпочтение бригадному генералу Фредериксу, обратившись к нему для получения доклада о положении, вместо того чтобы обратиться прямо к генералу Дессе; последний, конечно, был возмущен таким поступком, а прием, более чем холодный, оказанный ему маршалом, когда он приблизился к нему, окончательно вывел его из себя.

Он сошел тогда с лошади и удалился в сторону, заявляя, что ему нечего было более давать приказания и что ему оставалось только уступить командование другому.

В эту самую минуту неприятель, казалось, сделал новую и серьезную попытку перейти овраг около плотины; батальон 108-й (полковник Ашар), занимавший там первое место, после долгой и оживленной перестрелки начал в полном порядке отступление, которое было замечено маршалом; он тотчас бросился к батальону, остановил его на месте, заставил его стать лицом к неприятелю и начал командовать ему ружейные приемы, как на учении.

Тщетно доказывал батальонный командир, что он начал отступление только потому, что истощил свои патроны (извинение, правда, довольно плохое) и что он готов стать опять на свою позицию, как только получит приказ об этом. Маршал ничего слышать не хотел, и, убежденный, что только один страх породил это отступление, придумал поднять дух людей, возвратить им все их хладнокровие, заставляя производить учение, как будто бы они находились в ста верстах от неприятеля.

А неприятель между тем продолжал двигаться вперед, и каждый видел его полчища, проходящие уже овраг, на расстоянии половины ружейного выстрела. Вскоре принуждены были предупредить об этом маршала, который, страдая, как известно, сильною близорукостью, не заметил, какие успехи делает атака, и не подозревал о крайней важности положения.

Он прекратил тогда учение, и это новое нападение русских, ставшее последним в этот день, было отбито, как и предыдущее по всей линии. Они отступили и исчезли в лесах, откуда вышли».

Оборона Смоленска 17 августа 1812 года

Следующим серьезным испытанием Паскевича в Отечественной войне стало Смоленское сражение 16–17 августа. Согласно принятому командованием предложению командира 26-й дивизии, велось оно не на подступах к городу, а в нем самом.

В итоге французы, не знавшие тактики городского боя и боявшиеся его, понесли огромные потери и потратили слишком много времени для овладения Смоленском.

Хотя город и был оставлен русскими войсками, но французы все более теряли в войне инициативу и при невозможности пополнения и нормального снабжения были в конечном счете обречены на поражение.

Клаузевиц, воевавший в 1812 г. в рядах российской армии (у генерала Карла Пфуля, в арьергарде графа Петра Палена, при Бородино сражался в русской военной форме в составе корпуса генерала Федора Уварова, закончил войну в корпусе генерала Петра Витгенштейна), дал точную оценку этому сражению:

«Преимущества, которыми располагал здесь Барклай, заключались, во-первых, в том, что это был бой, который никоим образом не мог привести к общему поражению, что вообще легко может иметь место, когда целиком ввязываются в серьезный бой с противником, обладающим значительным превосходством сил… Потеряв Смоленск, Барклай мог закончить на этом операцию и продолжить свое отступление».

«Подвиг артиллеристов батареи Раевского, 1812», худ. С. Н. Трошин

В Бородинском сражении Паскевич с четырьмя полками был поставлен в центр на защиту батареи Раевского и сумел отразить несколько атак. Когда же подошли силы Ермолова и Кутайсова, то он перешел в контратаку, в результате которой французы понесли большие потери.

О личной отваге Паскевича при Бородино свидетельствует то, что под ним одна лошадь была убита, а вторая ранена, но он продолжал находиться на линии огня.

Приведем рассказ самого Паскевича о Бородино, являющийся одним из наиболее ценных свидетельств об этой великой битве:

«26-го августа, в день, достопамятный в летописи войны, в 6 час. утра начался тот кровавый бой, который по справедливости назван борьбою великанов.

Прежде всех двинулся Понятовский в обход отряда Тучкова. Потом подвинулся Даву к окопам левого нашего крыла. В то же время вице-король Италианский приказал дивизии Дельзона взять с. Бородино. Гвардейский егерский полк мужественно защищался, но принужден был оставить село и отступить за речку Колочу.

Между тем завязали бой и на оконечности нашего левого фланга. Генерал Тучков, теснимый Понятовским, отступил к находившимся позади его высотам и завязал с неприятелем сильную перестрелку, продолжавшуюся до полудня. Против дер. Семеновской выходили один за другим и выстраивались прямо против наших батарей корпуса Даву, Нея, Жюно и часть кавалерии короля Неаполитанского.

Кн. Багратион, видя превосходство неприятеля против левого крыла, приказал Тучкову прислать дивизию Коновницына на помощь Воронцову и Неверовскому. Тогда же надвинута и 2-я кирасирская дивизия влево от дер. Семеновской.

Наконец, кн. Кутузов прислал в подкрепление сперва Измайловский и Литовский гвардейские полки и бригаду гренадер с двумя ротами артиллерии, а потом приказал перевести с правого на левый фланг весь 2-й пехотный корпус Багговута.

Под ужасными огнями русской пехоты и артиллерии неприятель выстроил и подвигал свои колонны. Ему удалось даже завладеть на короткое время одною флешею, но он тотчас же был опрокинут…

В центре вице-король Италианский оставил на правом фланге генерала Орнано, занял с. Бородино дивизиею Дельзона и поставил на высотах батареи. Но они несколько раз приводимы были в молчание нашею артиллериею.

Сам же Богарне с дивизиями Морана, Жерара, Брусье и кавалерийскими корпусами Груши перешел речку Колочу. Но здесь встретили их стрелки моей дивизии, засевшие в кустах, чрез которые неприятель должен был проходить.

Пройти кустарники стоило французам величайших усилий. Более часа егеря моей дивизии удерживали их наступление, и только в 10 час. неприятель успел вытеснить стрелков и выйти на равнину прямо против большой нашей батареи.

Дивизия Брусье засела в овраге между батареею и с. Бородино…

Видя, что неприятель приготовляется к нападению, вышел к нему навстречу с остальными полками своей дивизии, собрав своих егерей, разместив войска по обоим флангам люнета, поставил я Нижегородский и Орловский полки по правую сторону, Ладожский и один батальон Полтавского — по левую, а другой батальон Полтавского рассыпал по укреплению и во рву. 18, 19 и 40-й егерские полки расположены позади люнета в резерве.

Несмотря на огонь русской артиллерии, дивизия двинулась вперед. Хотя были в меньшем числе против неприятеля, но мне удалось удержать натиск неприятеля благополучно. Наконец, превосходство числа заставило меня отойти, чтобы устроить уменьшившиеся наполовину свои полки.

Бывший в голове дивизии Морана 30-й линейный полк французов с генералом Бонанси ворвался было в манеж. Вся дивизия его поддерживала. Но в это время под прикрытием приведенного гр. Кутайсовым батальона Уфимского полка, построив вновь свою дивизию и взяв 18-й егерский полк, мы бросились на неприятеля.

Помню, что тогда бой на главной батарее представлял ужасное зрелище. Полки 19-й и 40-й егерские атаковали неприятеля с левого фланга. Генерал Васильчиков с несколькими полками 12-й дивизии напал на него с правого фланга. 30-й французский полк был почти истреблен. Генерал Бонанси взят в плен. Остальная часть полка была опрокинута на дивизии Морана.

Я взял остальные полки 12-й дивизии, пошел за люнет, с тем чтобы отрезать французские войска, в нем находившиеся. Подкрепляемые кавалерийскими атаками, сильным наступательным движением нашим привели в замешательство дивизию Морана. Отступление неприятеля на этом пункте едва не увлекло его войска, занявшие между тем дер. Семеновскую. Но вице-король Италианский успел подкрепить Морана дивизиею Жерара, и бой восстановился.

Таким образом, в 1/4 часа люнет был возвращен. Эта схватка была одна из самых ужаснейших и кровопролитных в продолжение всего Бородинского дела. Трупы неприятеля завалили люнет перед укреплением. С нашей стороны убит генерал Коновницын, подо мной лошадь убита, а другая ранена.

Вице-король, не успев атакою овладеть люнетом, удвоил свои батареи против укрепления и наших войск.

Дивизия моя, и без того уже потерявшая почти половину войск под страшным огнем неприятельской артиллерии с убиванием людей целыми рядами, по сознанию самих французов, стояла с необычайным мужеством.

Осыпаемая градами картечи, она потерпела столь великое поражение, что принуждены были вывести ее из первой линии и заменить 24-й дивизиею генерала Лихачева, взятою из центра от 6-го корпуса генерала Дохтурова.

Но возвратимся на левый наш фланг. Маршал Ней с корпусом Жюно хотели было прорваться между левым флангом русских и войсками генерала Тучкова, но были отбиты кирасирами генерала Голицына и дивизиею принца Евгения Виртембергского.

Понятовский, при помощи движения Нея, бросился на Тучкова и завладел было курганом на левом его фланге. Тучков собрал все силы, опрокинул поляков с кургана, но сам был смертельно ранен. Место его принял команду генерал Багговут.

Наполеон приказал усилить нападение на левом крыле против дер. Семеновской. 400 орудий собрано было французами. Со стороны русских было 300 орудий на батареях. Кутузов приказал также генералу Милорадовичу подойти сюда с 4-м пехотным и 2-м кавалерийским корпусами.

«Атака маршала Нея на Семеновские флеши», худ. Жан-Шарль Ланглуа

Сражение при деревне Семеновской возобновилось с новым ожесточением. Французы наступали. Кн. Багратион двинул против них всю линию в штыки. Натиск был ужасен. Ни одна сторона не хотела уступить победы.

К несчастью, генерал Багратион был ранен. Французы, овладев флешами, бросились было на Семеновский овраг, но были опрокинуты дивизией Коновницына, Измайловским и Литовским гвардейскими полками и кирасирами. Успехи французов еще более остановлены были счастливою кавалерийскою атакой генерала Уварова на правом фланге, развлекшею внимание Наполеона. Но неприятель, обезопасив свое левое крыло, готовился усилить нападение на центр.

Вице-король с дивизиями Жерара, Морана и Брусье шел против люнета, приказал кавалерийскому корпусу Коленкура (вместо убитого Монброна) пробиться к укреплению между дер. Семеновскою и большою дорогою.

Генерал Барклай приказал 4-му пехотному корпусу генерала Остермана сменить почти уничтоженный 7-й корпус. Преображенский и Семеновский полки поставлены позади, а из резерва подвинуты 2-й и 3-й кавалерийские корпуса.

Коленкур прорвался за люнет, обойдя его с тылу, но здесь был убит, и войска его прогнаны полками 4-го корпуса гр. Остермана.

Пехотные дивизии вице-короля атаковали укрепление с фронта. Ослабленная дивизия Лихачева не могла долго сопротивляться. Лихачев, тяжело раненый, взят в плен. Неприятель хотя и овладел люнетом, но русские войска заняли высоты позади укрепления, остановили дальнейшие его успехи.

Последнее усилие в этот знаменитый день сделано было Понятовским, овладевшим курганом и оттеснившим генерала Багговута к высоте при вершине ручья Семеновского.

Было три часа пополудни. Неприятель занял нашу главную батарею и флеши перед дер. Семеновской, но выгода его была еще незначительна.

Эти пункты были впереди главной позиции русских войск. Отступив на высоты позади Горицкого и Семеновского оврагов, они были не менее страшны. Чтобы решить победу, надо было вступить в новый бой на всей линии.

Но обе армии были равно изнурены и не могли возобновить прежних усилий.

Наполеон, устрашенный ужасными уроками в его войсках, приказал прекратить нападение. Один ужасный пушечный огонь продолжался до 6 час. пополудни.

В 9 час. вечера еще раз французы вышли было из дер. Семеновской и заняли, но были тотчас вытеснены гвардейским Финляндским полком и прогнаны обратно в деревню. С наступлением ночи французские войска возвратились в позицию, которую занимали в начале сражения.

Таким образом, окончилась битва Бородинская, кровопролитнейшая из всех известных в летописях войск».

После Бородино Паскевич с небольшим арьергардом войск защищал Дорогомиловскую заставу от наступавших наполеоновских войск, что дало возможность беспрепятственно отойти основным силам.

Диорама «Сражение при Малоярославце 24 октября 1812 г.», автор Ефим Дешалыт

В октябре Паскевич отличился в сражении при Малоярославце. После нескольких атак он сумел выбить французов из города и нанести им значительные потери.

Аналогично действовал Паскевич и при освобождении Вязьмы.

Как впоследствии вспоминал генерал Карл Теннер: «Из домов, занятых неприятелем, открыли сильный ружейный огонь; но это не остановило генерала Паскевича. По улицам города неприятеля гнали штыками, засевших в домах истребили или взяли в плен».

В начале ноября 26-я дивизия наголову разбила отступавшую колонну наполеоновской гвардии, взяла много пленных и трофеев. Вскоре на реке Лосмине Паскевичем был разбит и один из лучших наполеоновских полководцев Мишель Ней, причем сам знаменитый маршал едва избегнул пленения.

Полководческие достижения Паскевича убедительно показали, что он давно перерос масштаб командования дивизией, и генерал назначается командовать 7-м корпусом. Возглавляя этот корпус, он сумел показать не меньшие полководческие достижения, чем на уровне дивизии.

В Заграничном походе Паскевич успешно действовал при Гисгюбле и Донау, а в Битве народов, командуя авангардом, первым ворвался в Лейпциг (за что был произведен в генерал-лейтенанты). При взятии Парижа генерал успешно вел бой на Бельвильских высотах и, как всегда, проявил при этом поражавшую всех отвагу.

«Вступление русских и союзных войск в Париж», картина 1880 года, худ. А. Д. Кившенко (1851–1895 гг.)

В 1826 г. герой Отечественной войны и Заграничного похода был послан новым императором на Кавказ, где началась война с Персией.

Хотя главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом оставался генерал от инфантерии Алексей Ермолов, но из-за подозрений в связях с декабристами «ангела-хранителя русских войск» (выражение принадлежит Денису Давыдову) командование в начавшихся военных действиях было возложено императором на Паскевича.

Портреты Николая I и И. Ф. Паскевича периода Кавказской кампании

Описание дальнейших событий лучше всего дать в изложении самого Ермолова (писавшего о себе в третьем лице), которого никак нельзя заподозрить в симпатии к Паскевичу:

«В царствование императора Николая 1-го по несогласию с Персиею в определении некоторой части границ без объявления войны наследник Персидской державы Аббас-мирза вторгся с войсками в пределы наши и овладел некоторыми из провинций.

Ермолов отправил против него присланного под главное его начальство генерал-адъютанта Паскевича. Авангард персидский был уже разбит совершенно, взято много пленных, командовавший им ближайший родственник Аббаса-мирзы убит, и город Елисаветполь в руках наших. Вскоре затем генерал-адъютант Паскевич встретил Аббас-мирзу.

Регулярные войска его атаковали стремительно, и опрокинутые столько же стремительно побежали; несколько баталионов сдалось, артиллерия до окончания сражения ушла.

Прибывший в Тифлис начальник Главного штаба его величества генерал-адъютант барон Дибич два месяца был свидетелем распоряжений Ермолова; прибыли сильные подкрепления, начались наступательные действия, и Ермолову объявлено повеление: сдав начальство главнокомандующему генерал-адъютанту Паскевичу, отправиться из края».

Период войны с Персией в следующем году прекрасно изложен выдающимся военным историком белой эмиграции Антоном Керсновским, и особое внимание обратим на информацию о геополитических предложениях Паскевича, которые были проигнорированы императором:

«В мае месяце Паскевич стянул войска к Эчмиадзину и в июне выступил оттуда на Аббас-Абад, выслав 20-ю дивизию генерала Красовского блокировать Эривань — неприступный оплот Персии, о который уже дважды — при Цицианове и при Гудовиче — разбивались русские усилия.

Аббас-Абад был взят 7 июля, но под Эриванью дела приняли неблагоприятный оборот.

Лихорадки и дизентерия настолько ослабили 20-ю дивизию, что в ней осталось едва 4000 штыков. Красовский снял осаду и отвел свои войска на Аштаракские высоты.

 

Аббас-мирза в военном мундире. Неизвестный персидский художник начала XIX века

Аббас-мирза с 30 000 двинулся на него, но, не смея атаковать сильную русскую позицию в лоб, обошел ее и стал между Красовским и Эчмиадзином, угрожая разгромом почти беззащитной, переполненной больными, русской базе.

Тогда Красовский двинулся 16 августа на персидскую армию, пробился сквозь нее с большими потерями и прикрыл Эчмиадзин. Мы лишились 24 офицеров и 1130 нижних чинов. Это самый большой урон за все войны с Персией. После этого поражения персы отказались от дальнейших попыток к наступлению.

«Взятие Эривани», худ. Франц Рубо

Устроив продовольственную часть, Паскевич приступил к решительным действиям. 19 сентября он взял сильно укрепленный Сердар Аббас, 23-го подступил к Эривани — и 1 октября овладел ею штурмом.

Сердар Аббас нельзя было обложить со всех сторон по условиям местности. Паскевич подверг крепость жестокой бомбардировке, после которой остатки гарнизона бежали. В крепости взято 14 орудий. Из гарнизона в 1500 человек до 650 перебито и 100 взято в плен.

В Эривани взято 48 орудий, 4 знамени и 3000 пленных, в том числе комендант Гассан-хан. Наш урон за всю осаду не свыше 100 человек.

За отличие на приступе 7-й карабинерный полк наименован Эриванским карабинерным, а Паскевич возведен в графское достоинство и награжден орденом Святого Георгия II степени.

Неизвестный художник по оригиналу В. И. Машкова (Мошкова) «Первое свидание графа И.Ф. Паскевича-Эриванского с наследником персидского престола Аббас-Мирзою в Дей-Каргане 7 ноября 1827 года», 1830-е

Взятие Эривани нанесло окончательный удар Персии. В октябре 1827 года русскому оружию покорилась вся северо-западная ее часть. 14 октября был взят Тавриз, и 21-го числа Персия запросила мира.

Мирные переговоры продолжались около четырех месяцев, и мир был подписан в Туркманчае 13 февраля 1828 года ровно в полночь, в момент, признанный персидским астрологом самым благоприятным для его прочности.

Астролог не ошибся — с тех пор Россия и Персия больше не воевали. По Туркманчайскому миру Персия уступила нам ханства Нахичеванское и Эриванское и уплатила 20 миллионов рублей серебром контрибуции.

Паскевич настаивал на использовании персидской неурядицы — борьбы за шахский престол различных претендентов — и расчленения Персии. Он полагал включить часть персидских земель в число российских владений…

Однако Император Николай Павлович — блюститель порядка и хранитель заветов Священного союза во всех частях света — отказался от подобной «неблагородной» идеи воспользоваться затруднительным положением законного шаха Персии. Великая Екатерина поступила бы иначе».

Едва закончив одну войну на Кавказе, графу Эриванскому пришлось участвовать в новой — на этот раз с Турцией.

Паскевич, как последовательный сторонник наступательных действий, считал бессмысленным сдерживать своими ограниченными силами турок по всему периметру границ. Он предпочел нанести удар по главной крепости Карс, имевшей чрезвычайно важное значение для контроля над Кавказским регионом.

Медаль за взятие Эривани

Командующему турецким крепостным гарнизоном Паскевич поставил короткий ультиматум — «пощада невинным, смерть непокорным, час времени на размышление».

«Штурм крепости Карс 23 июня 1828 года», худ. Я. Суходольский

Когда же турки, в надежде на свои сильные укрепления и большие запасы, отказались — после недолгой осады пошел на штурм и захватил крепость. При этом погибло более 2 тысяч османов, были захвачены 151 орудие, 33 знамени, в то время как Паскевич потерял всего 400 человек.

Граф И. Ф. Паскевич и принц Аббас-Мирза на подписании мирного договора в Туркманчае. В. Машков. Примерно 1828 год

9 августа 1828 г. Паскевич нанес поражение туркам у Ахалциха. Потери противника убитыми и ранеными составили около двух с половиной тысяч, в то время как русские — всего 81 убитый и 339 раненых. В последующем затем штурме крепости полегло более половины 9-тысячного турецкого гарнизона, и османская твердыня пала.

Дальнейшие полководческие действия Паскевича были одним сплошным триумфом.

Неизменно неся совсем небольшие потери (турецкие превышали их многократно), он овладел Ацхуром, Ардаганом, Поти, Баязетом.

«Штурм крепости Ахалцых 15 августа 1828 года», худ. Я. Судохольский

1829 г. стал годом славы Паскевича. В сражениях у Каинлы 19 июня и на следующий день под Милли Дюзе, как это уже стало привычным, турецкие потери более чем в пять раз превышали русские. 27 июня, в годовщину Полтавской победы, Паскевич взял Эрзерум (окруженный двойными крепостными стенами и имевший 62 башни), куда бежали остатки разбитой турецкой армии. Это знаменовало собой окончательную победу на Кавказе, который был теперь навсегда утрачен Портой.

За взятие Эрзерума Паскевич был награжден высшим отличием для полководца — орденом Святого Георгия 1-й степени.

Император достойно оценил победы Паскевича и уже в октябре произвел его в генерал-фельдмаршалы.

Когда герой Кавказа прибыл для вручения фельдмаршальского жезла в Петербург, то ему был отведен Николаем I для проживания Таврический дворец, что было знаком исключительного монаршего благоволения.

Кроме того, полководец получил из рук императора бриллиантовые знаки ордена Святого апостола Андрея Первозванного.

 

Наместник императора на Кавказе 1827–1829, генерал от инфантерии, с 1829 г. — генерал-фельдмаршал

О том, насколько легендарным в народе стало имя Паскевича после побед над турками, свидетельствует письмо генерал-фельдмаршалу его друга и родственника Александра Грибоедова:

«Вот вам депеша Булгарина об вас, можете себе представить, как это меня радует:

„Граф Паскевич-Эриванский вознесся на высочайшую степень любви народной. Можно ныне смело сказать, что он, победив турок, победил и своих завистников. Общий голос в его пользу.

Генералитет высший, генерал-адъютанты, офицеры, дворянство, чиновники, литераторы, купцы, солдаты и простой народ повторяют хором одно и то же: “Молодец, хват Эриванский! Вот русский генерал! Это суворовские замашки! Воскрес Суворов! Дай ему армию, то верно взял бы Царьград!” и т. п.

Повсюду пьют за здоровье Эриванского: портреты его у всех. Я еще не помню, чтобы который-нибудь из русских генералов дожил до такой славы. Энтузиазм к нему простирается до невероятной степени“».

И жители Тифлиса долгое время с благодарностью вспоминали имя Паскевича, в честь него в городе была названа улица, а крупнейшая и красивейшая площадь города называлась площадью Паскевича-Эриванского.

Генерал-фельдмаршал вернулся на Кавказ уже наместником и при отсутствии серьезной внешней угрозы проводил против непокорных горцев операции локального характера. Надо отметить, что Паскевич был последовательным сторонником исключительно силового замирения Кавказа.

По его мнению, любые попытки действовать иными методами были бы расценены как проявление слабости и в итоге стоили бы большей крови, чем вовремя примененная сила.

Так, например, он приказал полностью сровнять с землей селение Старые Закаталы в ответ на вероломное уничтожение захваченных врасплох близ него во время рубки просеки 400 солдат.

Однако Паскевичу на Кавказе пришлось оставаться недолго: в апреле 1831 г. он срочно вызывается в столицу. Во время подавления польского восстания от холеры скончался главнокомандующий русскими войсками генерал-фельдмаршал И. И. Дибич-Забалканский.

Необходимо было срочно назначить нового, не менее авторитетного главнокомандующего, иначе, несмотря на ранее понесенные поражения, инсургенты могли вновь перейти в наступление и подавление восстания могло сильно затянуться.

Николай I выбрал в сложившихся условиях единственно возможную кандидатуру, и Паскевич полностью оправдал возлагавшиеся на него монархом надежды.

Он сразу избрал правильную тактику — вместо того чтобы ввязываться в затяжные локальные бои, решил сразу, по-суворовски, разгромить основные польские силы.

С этой целью он умело проведенным фланговым маневром оттеснил армию инсургентов под командованием Яна Скржинецкого (вскоре его место занял генерал Генрих Дембинский) к Варшаве.

Паскевич решил не повторять примененный Суворовым вариант штурма Варшавы, который штурмовал городское предместье Прагу. Вместо этого русские войска переправились через Вислу, чтобы нанести основной удар с западной стороны.

Взятие Варшавы в 1831 году

Когда 19 августа Паскевич начал осаду Варшавы, то польское командование приняло ошибочное решение ограничиться пассивной обороной, что было заведомо проигрышным вариантом. Силы Паскевича составляли 75 тысяч и 400 пушек, в то время как повстанцев — только 35 тысяч (из них 15 тысяч были плохо обученные добровольцы национальной гвардии).

У поляков был шанс прорваться из осажденного города или попробовать дать бой на подступах к нему. Но защитить при штурме обширную линию укреплений, не зная направления главного удара Паскевича, при таком соотношении сил они шансов почти не имели.

Паскевич правильно рассчитал, что рассредоточенные польские силы (значительная часть из них находилась в Праге) не смогут отразить концентрированного удара, и 25 сентября, после сильной артиллерийской подготовки атаковал первую линию укреплений.

Несмотря на крайне ожесточенное сопротивление и многочисленные польские контратаки, он сумел их взять штыковым ударом.

Окончилась неудачей попытка польского командования попытаться отбить редуты первой линии.

На рассвете следующего дня Паскевич опять штыковой атакой (сопровождаемой музыкой военного оркестра) захватил вторую линию укреплений. При штурме сам полководец получил тяжелую контузию и, думая, что смертельно ранен, сказал по-французски: «По крайней мере, я исполнил мой долг».

После 36 часов почти непрерывного боя Варшава пала.

О том, насколько мастерски Паскевичем был проведен штурм польской столицы, свидетельствуют цифры потерь. Русские составили около 10 тысяч, а польские — более 8: таким образом, потери штурмующих и оборонявшихся были почти равны.

Войдя в Варшаву, Паскевич сообщил императору: «Варшава у ног Вашего Императорского величества».

За блестяще проведенную операцию Паскевич был удостоен Николаем I титула светлейшего князя Варшавского.

Как и после побед на Кавказе, Паскевич был назначен наместником на покоренной территории и долгое время управлял царством Польским.

Вновь полководческий дар Паскевича понадобился самодержцу, когда весной 1849 г. он принял решение помочь Австрии в подавлении венгерского национального восстания. Отдельная тема, что это решение Николая I было катастрофической ошибкой стратегического характера, повлекшей в будущем негативные последствия для империи.

Однако, не обсуждая политической составляющей венгерского похода, не вызывает сомнения, что возглавивший главные русские силы Паскевич действовал безупречно.

Генерал-фельдмаршал сумел в самое короткое время собрать 150-тысячную армию и провести нелегкий переход через Карпаты. При вступлении на венгерскую землю Паскевич во избежание лишних потерь уклонился от проведения крупных операций.

Портрет графа И. Ф. Паскевича. Автор Франц Крюгер, 1834 г.

Он понимал, что при десятикратном превосходстве русских и австрийских войск над повстанцами (силы которых не превышали 30 тысяч) венгры и так обречены на поражение.

В основном его деятельность свелась к маневрированию и боям локального значения.

Наиболее крупным столкновением была битва 21 июля под Дебреценом, но и там венгры оказали значительно превос