+Когда Гитлер шёл к власти в Германии, некоторое время в политике Веймарской республики наблюдался определённый баланс между крайними левыми (коммунистами) и крайними правыми (фашистами, которые предпочитали называть себя национал-социалистами).

И одни, и другие опирались на серьёзную поддержку избирателей. И одни, и другие имели отряды боевиков, в промежутках между драками друг с другом насаждавшими на улицах «прямую демократию».

И одни, и другие имели нулевые шансы на приход к власти (поскольку армия не любила радикалов любых цветов и оттенков) до тех пор, пока президента республики, престарелого фельдмаршала Гинденбурга не убедили назначить Гитлера рейхсканцлером.

Но даже после этого (после устранения коммунистов с политической арены рождавшегося Рейха) нацисты не имели всей полноты власти.

Армия заставила Гитлера организовать «ночь длинных ножей», в ходе которой загнать за Можай обнаглевших штурмовиков. Полноценная же диктатура наступила не в августе 1934 года (когда после смерти Гинденбурга Гитлер сумел добиться фактической ликвидации поста рейхспрезидента и провозглашения себя рейхсканцлером и фюрером германской нации), а 19 декабря 1941 года, когда Гитлер после отставки генерал-фельдмаршала Вальтера фон Браухича стал главнокомандующим сухопутных войск, подчинив себе армию не только номинально (в силу присяги 1934 года, приносившейся лично фюреру), но и реально (по праву отдавать непосредственные приказы).

Только с этого момента в Германии не осталось силы, способной по собственному почину убрать нацистов от власти. Именно поэтому июльский заговор 1944 года предполагал в качестве обязательной предпосылки успеха ликвидацию Гитлера.

Как только нацистам удалось доказать офицерам группы армий «Запад», берлинского гарнизона и резервной армии, что Гитлер жив, успешно развивавшийся путч тут же провалился. Армия, включая офицеров и генералов, сочувствовавших путчу, выполнила приказы своего непосредственного начальника.

Итак, при формальном (на начало тридцатых годов) равенстве сил фашисты не только легко победили крайних левых (коммунистов), но и без особых проблем удерживали власть вплоть до безоговорочной капитуляции Рейха, которая последовала через полторы недели после самоубийства Гитлера и через неделю после капитуляции берлинского гарнизона (и оккупации большей части территории Германии войсками СССР и его союзников).

Это не была случайность. Напомню, что к моменту возникновения нацистской партии красные (коммунисты и их союзники) проиграли не только ноябрьскую революцию 1918 года, но и Баварскую советскую республику 1919 года.

То есть при всей своей внешней силе и поддержке в обществе коммунисты находились на спаде. Свои главные битвы они проиграли.

Возможно, если бы ни Гитлер, фашисты не смогли бы прийти к власти в Германии (слишком сильны были консервативные силы, опиравшиеся на поддержку армии). Но Гитлер нашёл интересный ход. Он объединил правый (фашизм) и левый (социализм) популизмы в одном флаконе. Немецкая рабочая партия Антона Дрекслера, в которую Гитлер вступил в сентябре 1919 года, менее чем через полгода была по его инициативе переименована в Немецкую национал-социалистическую рабочую партию.

Это было не просто новое название. В отличие от других фашистов (в том числе и Муссолини), Гитлер вполне официально слил в одном флаконе правый (националистический, корпоративистский и чисто фашистский) популизм и популизм левый (социалистический).

До него фашисты, играя с левыми лозунгами, никогда не осмеливались делать их партийной программой. Тот же Муссолини спокойно устроился на работу премьер-министром короля Италии Виктора-Эммануила III.

В то время как в Третьем Рейхе монархистов не жаловали. Только Эвита Перон в Аргентине попыталась (опираясь на своего мужа-президента) реализовать аналогичную политическую программу (только без антисемитизма и излишней агрессивности).

Наиболее успешные фашистские режимы являются национал-социалистическими, то есть объединяют радикальные левую и правую повестки. Выступают же они во внутренней политике против умеренных социалистов, социал-демократов, либералов (настоящих, а не современных) консерваторов, христианских партий и монархистов. То есть, право-левая повестка, опираясь на крайние политические фланги, нивелирует весь центр.

При этом такой право-левый (национал-социалистический) консенсус возможен лишь на радикально правой (фашистской) основе и только после разгрома левого движения. После вытеснения из политики настоящих левых, псевдолевые популисты легко идут на союз с фашистами, создавая нацистскую идеологию. Пока существуют настоящие левые, фашисты с ними объединиться не могут. Наоборот, они всегда будут находиться в жёстком противостоянии.

Обратившись к российской политической действительности, мы легко определим, что в ней невозможен коммунистический реванш по причине отсутствия реальных (а не названных) коммунистов, зато достаточно сильна опасность радикально-правого (национал-социалистического) путча.

Не случайно власть спокойно относится не только к псевдокоммунистической пропаганде, но и к присутствию (иногда более, чем заметному) КПРФ в Госдуме.

Сам факт наличия коммунистов в законодательном органе свидетельствует об их политической импотенции. Маркс и Ленин не случайно выступали против любого сотрудничества коммунистов с буржуазным государством и клеймили позором и нехорошими словами тех своих соратников, которые избирались в буржуазные парламенты и входили в состав буржуазных правительств.

Казалось бы те, кого классики называли ревизионистами, были безупречно логичны, пытаясь реализовать коммунистическую программу, опираясь на действующие структуры государственной власти. Действительно, зачем революция, если можно получить большинство в парламенте и чисто технически провести реформу экономики и общественной жизни?

На самом деле, это невозможно. Коммунизм по отношению к капитализму является инновацией, а инновация не может быть реализована в рамках старой системы. Именно поэтому и Маркс, и Ленин (каждый по-своему) говорили о революции как о необходимой предпосылке создания новой экономической системы и нового общества. Революция не обязательно должна быть кровавой (хотя с высокой долей вероятности может быть таковой, поскольку правящие элиты никогда не уступают власть без борьбы, в том числе и вооружённой).

Но революция, ломающая старую систему, должна произойти, чтобы можно было начать строить «новый мир» на обломках разрушенного старого.

То есть, коммунисты, отказывающиеся от революционной повестки и сражающиеся за право быть представленными в органах власти буржуазного государства, коммунистами не являются. Они могут встроиться в стандартную буржуазную политику в личном или партийном качестве, но они не в состоянии изменить правила игры, даже если получат большинство в парламенте, смогут сформировать правительство и захватят президентский пост.

Для постсоветских коммунистов, вписанных в стандартную буржуазную процедуру, самое страшное — выиграть выборы и получить власть. Изменить социальный и общественный строй они не смогут хотя бы потому, что сами являются частью той системы, которую должны менять. Но они точно так же не смогут объяснить своим избирателям, почему они, имея полноту власти, не реализовали свои лозунги.

Поэтому коммунисты во всех постсоветских странах плавно эволюционируют в национал-коммунистов. Причём с каждым годом националистического в них всё больше, а коммунистического всё меньше.

Приведу в качестве примера Альгирдаса Бразаускаса — предпоследнего первого секретаря ЦК компартии Литвы, спокойно работавшего позднее премьер-министром и президентом независимой Литовской республики, которая в эпоху его премьерства вступила в НАТО и в ЕС. Сегодня всё больше «национального» пытаются привнести минские власти в «белорусский социализм».

В остальных постсоветских государствах националисты шли к власти (и, так или иначе добились её) под сугубо социалистическими лозунгами. Кстати, и в самой России в октябре 1993 года, при общих социалистических лозунгах противостоящего Ельцину Съезда народных депутатов РСФСР, главную ударную (организованную) силу защитников Белого Дома составляли отряды и дружины крайне правых.

Возможно, людей левых взглядов там было и больше (скорее даже абсолютное большинство), но именно организованную и управляемую силу, позволившую после начала вооружённых столкновений Белому Дому продержаться не два часа, а почти двое суток, составляли правые радикалы.

Когда левые утрачивают революционную повестку её подхватывают правые радикалы, заодно перехватывая левые лозунги и интегрируя нереволюционных псевдолевых в свои ряды (превращаясь из фашистов в национал-социалистов).

Не случайно российские власти, спокойно относясь к псевдолевому и псевдокоммунистическому движению, достаточно активно подавляют крайних правых, а особенно движения, выступающие с право-левой (национал-социалистической) повесткой.

Неважно, называете вы себя левым (социалистом, коммунистом) или правым (националистом) политиком, главное, что вы смыкаетесь в единой национал-социалистической повестке и исповедуете революционное решение вопроса о власти.

После отказа левых (псевдолевых) от революционной повестки, она стала прерогативой крайних правых, берущих на вооружение (помимо националистических) также и социалистические лозунги интегрирующих в свои ряды левых радикалов.

В России, несмотря на уверенность в обратном огромного количества считающих себя марксистами интернет-хомяков, лево-радикальная опасность отсутствует как таковая. Несколько борющихся между собой и обвиняющих друг друга в работе на власть коммунистических партий — лучшее доказательство этого тезиса. Если в стране существует несколько компартий, то, как правило, ни одна из них не является марксистско-ленинской (все работают ревизионистами, даже если не осознают это).

Коммунисты в России не стремятся к власти (к какой бы из многочисленных компартий они не принадлежали). Власть для них — самое страшное, что с ними могло бы произойти. Они стремятся попасть в Госдуму (желательно провести побольше людей из списка, поскольку это позволит более существенно влиять на раздел бюджета между заинтересованными ведомствами).

Но они не желают всей полноты власти, поскольку не в состоянии изменить социальный и общественный строй и приступить к строительству социалистического государства.

То есть, получи власть на одну каденцию, они окончательно скомпрометируют себя в глазах избирателей, после чего могут надолго остаться за бортом большой политики.

На первый взгляд у крайних правых ситуация даже хуже — уровень народной поддержки в разы ниже. Но у них есть перспектива. Если действующая власть, по какой-то причине ослабеет, утратит поддержку народа, то единственная сила, способная выйти с революционной повесткой (предполагающей полное переформатирование существующей системы) являются национал-социалисты.

Подчёркиваю, не монархисты, не консерваторы, не прочие умеренные правые, правые центристы и просто правые, а именно националисты, подхватившие выпавшие из коммунистических рук социалистические лозунги и революционную повестку.

Они готовы к уличным боям с властью. Они готовы, при благоприятных для них условиях взять власть в свои руки и, не рефлексируя, строить «прекрасный новый мир». То, что этот мир окажется хуже, чем Сомали, Афганистан и Украина в одном флаконе — это второй вопрос.

Крайние правые, вооружённые право-левой повесткой верят в это не больше, чем их украинские собратья, до сих пор не замечающие, что они давно и навсегда уничтожили украинскую государственность и экономику.

Русские национал-социалисты (националисты, вооружённые популярной в народе идеей социальной справедливости, в виде «каждому поровну») бредят революцией в не меньшей степени, чем их германские предшественники. Другое дело, что центральная власть на сегодня достаточно сильна и популярна, чтобы их мечты оставались бредом.

Но, тем не менее, в случае ослабления власти, именно они могут предложить революционную альтернативу. Импотентные коммунисты им не помеха. Они готовы под социалистическими лозунгами строить русский рейх вместо второго издания Советского Союза. Причём, когда до мыслящей части народа дойдёт, что случилось, будет уже поздно.

Остаётся один вопрос: что же случилось с коммунистами? Почему, если одна-пять-десять партий отказались от революционной повестки и перешли на ревизионистские позиции, на их месте на появилась одиннадцатая-пятнадцатая-двадцатая истинно-коммунистическая (революционная партия). Ведь свято место пусто не бывает.

Давайте вспомним, на кого собирался опираться Маркс и опирался Ленин в революционной борьбе? На рабочих. Причём даже не просто на рабочих, а на наиболее грамотный авангард рабочего класса.

Ленин считал главной опорой РСДРП(б) рабочих-металлистов. При этом, с учётом того, что подавляющее большинство (до 90%) населения России составляли крестьяне, большевики удачно перехватили у эсеров крестьянскую программу, пообещав крестьянской армии «мир народам» и «землю крестьянам». За счёт этого они и получили поддержку большинства народа.

Но сегодня классический пролетариат отсутствует как таковой. Есть «белые» и «золотые» воротнички, выполняющие на современных производствах функции более сложные, чем выполняли инженеры до конца 60-х годов, и в то же время более простые, чем те же рабочие-металлисты начала ХХ века.

С одной стороны, они должны правильно ввести программу в сложный комплекс, который может быть даже не одним станком, а практически целым заводом (особенно в представлениях начала-средины ХХ века). С другой, в большинстве случаев это делается если не нажатием одной нужной кнопки, то в рамках несложной, чисто технической процедуры.

Также есть большое количество люмпен-пролетариата — людей, занимающихся неквалифицированными работами на стройках, в сфере обслуживания на разного рода подсобных работах.

Интеллигенция (точнее, люди интеллектуального труда) также делится на «золотые воротнички», работающие обслуживающим персоналом у капитала, а также на высших и (частично) средних бюрократических должностях и люмпен-интеллигенцию, перебивающуюся случайными заработками и страдающую от несоответствия амбиций реальности.

Верхняя часть пролетариата и интеллигенции («золотые воротнички») являются эксклюзивными специалистами и по уровню доходов приближены к буржуазии. Нижняя часть — люмпены, являются питательной средой национал-социализма.

Они ненавидят не только «инородцев», но даже «понаехавших» из Рязани в Казань, поскольку, по их мнению, эти самые «перемещённые лица» отнимают у них работу. При этом, будучи не в состоянии создать что-то реально стоящее, они выступают главными уравнителями, требующими, чтобы уникальный специалист получал столько же, сколько ленивый бездельник.

Таким образом, актуальная структура общества оставляет классических коммунистов (марксистов-ленинцев) без опоры на массы. Не случайно в настоящее время в коммунистической среде популярны течения близкие к троцкизму, разного рода латиноамериканским псевдомарксистским сектам и даже к африканскому трайбализму.

Это естественная реакция современных коммунистических практиков на изменившуюся структуру общества. Но эта изменившаяся структура не только является питательной средой нацизма, она ещё и привносит национал-социалистическое влияние в современный марксизм.

Будучи избавленным от присущего лично Гитлеру пещерного антисемитизма, современный национал-социализм по формальным внешним признакам достаточно отличается от германской версии 30-х годов для того, чтобы его можно было продавать несведущему народу в качестве одной из версий марксизма.

В результате радикально правые (не монархистские, не консервативные, не христианские, но чисто нацистские) движения имеют серьёзную базу эвентуальной (латентной) поддержки.

После неоднократных попыток организовать в России серьёзные выступления лево-либеральной и право-консервативной оппозиции, которые (если и не смели бы власть) потребовали бы для своей нейтрализации значительных ресурсов и ограничили бы возможности внешнеполитической активности России, США однозначно перенесли ставку на лево-правую, псевдокоммунистическую, а на деле национал-социалистическую оппозицию.

Она достаточно хорошо структурирована, организованна, потенциально готова опереться на широкие слои социально ориентированных избирателей. Осталось только скомпрометировать действующую власть и отобрать у неё мандат народного доверия.

Пока что это невозможно. Тем не менее, надо иметь в виду, что у право-левой (национал-социалистической) оппозиции есть серьёзная латентная поддержка, которая, стоит только власти допустить ошибку, в любой момент может превратиться в реальную.

Поэтому, в отличие от классической левой (существующей только в социальных сетях), право-левую (или радикально-правую, что, в принципе, одно и то же) опасность нельзя недооценивать. Её необходимо постоянно контролировать, а в случае опасности немедленно пресекать, независимо от того рядится она в право-националистические или в лево-социалистические одежды.

В наше время одно без другого существовать не может.

Читайте также: Государственный террор: Почему безмолвствует население Украины

Ростислав Ищенко