Любой кризис может завершиться по-разному. На выходе можно получить абсолютный крах вступившей в кризис структуры.

Но обстоятельства могут сложиться и так, что борьба за выживание и поиск путей выхода из кризиса, позволят не только преодолеть его, но даже усилят структуру, пережившую кризис.

Простейший и всем известный пример — СССР, который, несмотря на потери, исчисляемые почти тремя десятками миллионов человек, на разрушение всей европейской части страны, на огромное перенапряжение экономики и подрыв основ сельского хозяйства, вышел из Великой Отечественной войны более мощным и стабильным, чем вступил в неё.

Принять правильное решение никогда не поздно, если государство хотя бы формально существует. Этот тезис также иллюстрируется примером из нашей истории. Но, в отличие от Великой Отечественной войны, живых свидетелей которой в обществе уже довольно мало и скоро не будет совсем, данное событие случилось на памяти сегодняшних тридцати-сорокалетних.

Когда 18 лет назад Владимир Путин стал президентом России, страна находилась в глубоком кризисе. Экономические, финансовые, демографические показатели практически не оставляли России шансов на выживание. Желающие её побыстрее добить и поделить «партнёры», обладали несоизмеримо большим военным, политическим, дипломатическим потенциалом, а их международный авторитет был непоколебим, в то время, как российский буквально валялся под ногами.

Сегодня Россия близка к тому, что без её позволения ни одна пушка в мире выпалить не посмеет.

Но уже десять лет назад, в 2008 году, в ходе августовской пятидневной войны, одним коротким ударом Москва резко поменяла баланс сил. Сейчас всё кажется настолько простым, что количество желающих сделать «лучше, чем Путин» каждый год растёт в геометрической прогрессии, а социальные сети буквально кишат «слесарями-интеллигентами», рождёнными управлять сверхдержавой. Но на самом деле это была многолетняя кропотливая работа, по принятию и реализации многократно выверенных решений, без права на ошибку.

Слишком ранняя демонстрация не только намерений, но даже уже имевшихся возможностей, и Россию могли прихлопнуть, не дожидаясь, когда она наберётся сил и заявит претензии. Нас победа в этой, растянувшаяся на полтора десятилетия (до 2014 года), игре на грани поражения интересует именно как иллюстрация того, что не бывает абсолютно нерешаемых проблем, бывают правители, не умеющие (или не желающие) их решать.

Украина, после 2004 и до 2014 года, напоминала Францию, периода Термидорианского конвента и Директории. Дорвавшаяся до власти, озабоченная только собственным обогащением и готовая на любые предательства элита, абсолютно оторванная от проблем государства и народа. Народ, готовый хоть по пять раз на дню проводить перевороты, но раз за разом приводящий к власти всё худших правителей. Пустая казна и разваливающаяся экономика. Всё было почти тождественно, настолько, насколько могут быть тождественными события и факты, происходящие в культурно и исторически далёких друг от друга странах с интервалом в два века.

Францию спас Бонапарт, оказавшийся не только успешным полководцем и честолюбивым человеком, но и великим политическим деятелем.

Организаторы переворота против Директории собирались в полном соответствии с возникшей два века спустя украинской традицией, заменить Януковича на Порошенко (пять директоров, на трёх консулов) и продолжать грабить дальше, но уже самим, договариваясь заодно с внешними силами о том, кому всучить выжатую, как лимон страну, в обмен на сохранение собственной жизни и капиталов. Именно Бонапарт придал рядовому событию французской политики конца XVIII века эпохальный характер. Стремительно двигавшуюся к капитуляции и реставрации страну он сделал снова великой.

Перед украинским обществом стояла более сложная проблема. У Украины не было «старого режима» и реставрировать ей было нечего. В реставрированной реальности Украины не существовало. Соответственно, не существовало и её экономической и политической элиты. Это значит, что перед местными олигархами, бюрократией, военными и спецслужбистами, которые предпочли пойти на службу новосозданному государству, рассчитывая на быстрое должностное продвижение и получение новых званий, стояла задача «победить или умереть».

В отличие от народа, который жил до Украины, жил во время Украины, и (кто уцелеет) будет жить после Украины, для политической и экономической элиты существование украинского государства было единственной гарантией личного благополучия и статусности.

Украинские генералы и адмиралы, дипломаты и министры могут быть только украинскими, больше никому они не нужны. Хотя бы потому, что они даже своим коллегам из Буркина Фасо квалификационный отбор проиграют.

Как было сказано выше, украинские политики, в отличие от французских собратьев двухсотлетней давности, не могли рассчитывать вернуться в ситуацию до нынешнего режима (стать «Монком белых лилий», как говорили тогда в Париже), поскольку «до» ничего не было. Логика подсказывает, что в такой критической ситуации, когда отступать некуда, спрос на Путиных, Бонапартов, Петров, Екатерин и Александров на Украине должен был значительно превышать наличное предложение. Украина должна была притягивать управленческие таланты со всего мира.

Было же с точностью до наоборот. Даже тот небольшой запас толковых и адекватных политиков, журналистов, бизнесменов, экспертов, который у неё был и который был готов на неё работать, украинская элита активно маргинализировала и выталкивала за пределы страны.

Помню, как при Ющенко Украину покидал Владимир Дмитриевич Малинкович. Казалось бы, именно этот человек должен был быть востребован украинской властью. В диссидентском движении с семидесятых годов, эмигрант, сотрудник радио «Свобода», активно работавший против СССР.

На Украину вернулся (в отличие от многих других диссидентов-«патриотов», которые предпочли давать советы из комфортных Америки с Европой) в 1992 году. Из украинских политических экспертов (бывших, настоящих и будущих) сильнейший. Хотя бы потому, что оценивает реальные факты, а не собственные желания. При этом ещё и человек лично скромный. В отличие от собратьев по цеху не требовал политических должностей и баснословных гонораров. Но оказался невостребованным.

Невостребованным именно в силу своего профессионализма. Резонно считая, что если в его советах есть потребность, значит в этой сфере он знает несколько больше потребителя советов, Малинкович пытался объяснять украинским политикам, как действовать правильно. Им же необходимо было, чтобы их консультанты, советники и т. д. просто выступали с заявлениями о гениальности шефа, избравшего единственно верную дорогу. Причём, чем больше общая картина опровергала правильность пути, тем сильнее надо было кричать о гениальности.

Мне до сих пор непонятно, зачем было тратить тогда и зачем тратятся сейчас огромные деньги на содержание абсолютно бессмысленных шутов, которые, не заботясь о собственной репутации, выдают невероятное за очевидное, если можно было значительно дешевле, без ущерба для своего бизнеса и политических концепций, создать действительно сильное и даже местами процветающее государство, которое эту элиту кормило бы и защищало в нескольких поколениях.

Я склонен считать причиной такого неадекватного поведения низкий уровень интеллектуального развития — комплекс провинциала, попавшего из грязи в князи.

Дорвавшиеся до власти, но глубоко в душе чувствующие своё несоответствие занимаемому положению, украинские нувориши при помощи наёмных «экспертов» сами себя убеждали в своём величии. Отсюда и быстрые карьеры некоторых «украинских учёных» (именно украинских, поскольку остальному миру они известны, как шарлатаны). Всё-таки приятно, если тебя хвалит не кто попало, а целый академик, впрочем, если ты губернатор Харькова, то сойдёт и доктор наук, а если мер Одессы, то и кандидата достаточно.

Причина неадекватности может быть и другой. Возможно даже, что причин несколько и у каждого она своя. В данном случае нас причины не волнуют. Мы имеем дело с фактом. 25 лет украинской независимости местные элиты действовали всё более и более неадекватно, добившись в конечном итоге коллапса государственности.

Некоторые люди думают, что если Украина не выполняет свои собственные законы — это признак силы. Мол, что хочу, то и ворочу и никто мне не указ. На деле это — признак слабости. Государство держится только законом, уважением к закону и соблюдением закона. Отказ государства от поддержания законности превращает его в вооружённую банду. Банда тоже использует насилие для принуждения к повиновению. Но насилие государства легитимировано законом, общественным договором. Банда же осуществляет прямое насилие.

Поэтому для государства характерно применение насилия в исключительных случаях, когда нарушен закон, для восстановления законного порядка. Соответственно, власть государства в реальности поддерживается не насилием, а общественным согласием. Поэтому и аппарат, необходимый для внешней и внутренней защиты, может быть относительно небольшим.

Банда же управляет только там, где осуществляет непосредственное насилие. Поэтому она вся является аппаратом насилия и её власть распространяется только на ту местность, где она физически присутствует и способна осуществлять насилие.

Отсюда и второе коренное отличие. Государство питает себя изнутри. Относительно небольшой аппарат защиты и управления, позволяет не отвлекать основные ресурсы от производительного труда. Поэтому государство не любит войну и старается войны избежать. Война не просто отвлекает ресурсы от производства, но приводит к их уничтожению. Поэтому даже победоносная война в большинстве случаев государству невыгодна.

Банда же, вообще не имеет в своём составе производительных подразделений. Она вся — механизм насилия. Поэтому ресурсы для своего существования банда может получать только извне только при помощи насилия. Следовательно, война для банды — нормальное состояние — единственный способ производства, при котором она способна выжить.

Люди, которые, даже из лучших побуждений, призывают решать любые вопросы отправкой «наших танков на Париж», являются в душе бандитами.

Если бы у них была возможность, они бы построили государство, отличающееся от украинского только размерами территории и цветом флага. Причём везде бы у них получалось одно и то же в России, в Америке, в Европе, в Африке и даже в Китае.

Если украинские политики 25 лет упорно создавали из своего государства банду и наконец её создали, то можно с высокой долей вероятности предположить, что именно банда им и была нужна. То есть, они умеют жить, управлять и руководить только предельно милитаризированным (лучше вообще без гражданских) обществом, ориентированным на существование за счёт грабежа. Кого грабить — своих «отщепенцев» или соседей не так уж важно. Важно, чтобы сил хватало.

Думаю, что не надо приводить массу фактов, свидетельствующих, что именно такое общество на Украине по сути построено. Государство пытается грабить Донбасс, паразитировать на ГТС и выпрашивать кредиты Запада, «титульные» носятся с проектами ограничения прав русскоязычных и узаконения перераспределения их собственности в пользу «патриотов». Политики грабят друг друга.

Для такого общества гражданская война — не эксцесс, а способ существования. Поэтому Киев не только не стремится прекратить гражданскую войну в Донбассе, но всё время находится на грани её превращения во всеукраинскую.

Если бы у Украины были достаточно мощные вооружённые силы, она бы уже и на Молдавию, и на Белоруссию напала. Соседи ведь тоже не более чем объект для грабежа.

Даже уважение, которое радикальные украинские националисты высказывают по отношению к Путину, заявляя «нам бы такого», основано на очевидной военной и политической силе России. Примеряя это на себя, украинские нацисты захлёбываются, представляя сколько они бы в такой ситуации награбили и кого бы оккупировали. Их крики о намерении России захватить Украину объясняются тем, что они знают — будь они на месте России, давно бы захватили. Ведь это Россия, как нормальное государство, может исходить из того, что овчинка не стоит выделки, а потери окажутся большими, чем приобретения. Для банды нет неприемлемых потерь — главное захватить объект. Просто уменьшается количество претендентов на долю при дележе.

Исходя из вышеизложенного, нетрудно определить, что и в 2018 году, гражданская война (с тенденцией к расширению) и внутренняя конкуренция украинских политиков (с готовностью в любой момент перейти к вооружённому противостоянию) останутся доминирующими тенденциями внутренней политики Украины. Конкретные «вокалисты» могут меняться. Противостояние по линии Порошенко-Саакашвили, может перейти в формат Яценюк-Тимошенко или дополниться форматом Аваков-Коломойский.

Все эти форматы не более и не менее вероятны, чем любые другие. Личности не важны.

Важно то, что курс на самоуничтожение, навязанный украинскому государству его элитой, не может быть изменён.

Эта элита не может жить и управлять по-другому, а другой элиты нет. Поэтому даже, если осуществится мечта украинских «патриотов»: президента, министров, депутатов перевешают на фонарных столбах (это, кстати, вполне возможно), то пришедшие им на смену будут только хуже — такие же бандиты, но из третьего эшелона. Ещё хуже образованные, ещё более ограниченные, использующие ещё более зверские методы.

Ростислав Ищенко

Читайте также: СРОЧНО: Истребитель «Торнадо» сбит над Йеменом