ТАРАСОВ Станислав
Депутат азербайджанского парламента Гудрат Гасангулиев, выступая на состоявшемся в Баку международном симпозиуме «Будущее региона: геополитические вызовы и перспективы», сказал вслух то, что сегодня беспокоит не только его одного: «Ухудшение отношений Турции с Западом нас удручает. Карту мира сегодня определяет западный мир. Да, он несправедлив к нам, возьмем отношение к карабахскому конфликту. Но наше будущее должно быть связано с Западом».
Сначала о причинах осложнений в отношениях между Турцией и Западом. Американское издание The Washington Examiner утверждает, что первые признаки похолодания эксперты зафиксировали в начале 2007 года, когда Анкара почувствовала смену геополитического курса США на Ближнем Востоке. Это нашло проявление в постепенной актуализации в регионе курдского фактора, что выразилось в следующих трендах: укреплении курдской автономии в Ираке с перспективой обретения независимости, выходом на сцену сирийских курдов и повышением военной активности Рабочей партии Курдистана в самой Турции.
Анкара не сразу оценила эти вызовы для себя, полагая, что Вашингтон будет интегрировать интересы Турции в осуществляемый ими геополитический проект «Большой Ближний Восток», но на основе доктрины неоосманизма, предполагающей расширение и укрепление ее влияния чуть ли не в границах бывшей Османской империи. Потом, когда в 2011 году вспыхнула так называемая «арабская весна», Анкара активно ее поддержала, будучи уверена в том, что у власти в ближневосточных государствах окажутся зависимые от нее суннитские режимы.
Но вспыхнувший затем сирийский кризис, появление ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) вдруг обнажили реальную возможность появления на Ближнем Востоке в той или иной форме и в тех или иных границах независимого курдского государства, что потенциально ведет к фрагментации Турции. Это послужило причиной для первого серьезного ухудшения турецко-американских отношений, ведь Анкаре обещали — при определенных условиях и обстоятельствах — вернуть, как заявлял министр обороны Турции Сабахетдин Чакмакоглу, «отторгнутые в начале 1920-х годов Мосул и Куркук или начать со временем переговоры о возвращении хотя бы Киркука».
Не будем сейчас вдаваться в детали активных дипломатических маневров Анкары на багдадском и эрбильском направлениях, ее попытках создать в Ираке автономию туркоманов. Это была вторая ловушка, в которую втянули Турцию ее союзники по НАТО — США и их западные партнеры. Представляется, однако, что причины усиливающегося разочарования Анкары в сотрудничестве со своими западными партнерами имеют более глубокий характер. Турция может рассчитывать на нейтральную позицию арабских государств и Ирана, но никак не может рассчитывать на поддержку США и других членов НАТО в период военных конфликтов или в ситуациях резкой конфронтации.
Но в то же время Анкара, член НАТО и потенциально интегрированная в ЕС, выступала для Баку если не совсем Западом, то воротами на Запад. В Азербайджане многие политики, особенно историки и журналисты «новой формации» с восторгом констатировали ослабление влияния России в регионе. Это будто бы позволяло «Турции после долгого исторического перерыва заново открыть ряд регионов на постсоветском пространстве, с которыми, как она считает, связывают ее тесные исторические, этнические, культурные, лингвистические и религиозные узы».
Двусторонние отношения развивались под девизом «одна нация — две страны». Все тогда казалось предрешенным, включая и урегулирование нагорно-карабахского конфликта по «своему сценарию», ведь, по замыслам Баку, зажатая между Турцией и Азербайджаном Армения должны была утерять возможности удерживать позиции, а остальное выглядело делом техники. Не случайно Анкара на официальном уровне заявляла, что считает нагорно-карабахский конфликт чуть ли не своей «внутренней проблемой».
Одним из ключевых событий, определяющих отношения между Турцией и Азербайджаном в области энергетики, стало подписание в 1994 году при поддержке Запада договора о проекте Баку — Тбилиси — Джейхан. Именно энергетика представляет собой движущую силу, определяющую характер стратегического сотрудничества между Турцией и Азербайджаном, хотя последний никак не может заменить энергетический потенциал соседнего Ирака, на который Запад переключил внимание Турции.
К тому же Азербайджан, выстраивая внешне последовательную политику в отношении Турции, внимательно наблюдая и оценивая ход событий на Ближнем Востоке, стал постепенно выстраивать определенный параллельный внешнеполитический курс: пошли реверансы в сторону Вашингтона, рассуждения о «стратегическом партнерстве» с Москвой, сближение с Израилем и налаживание отношений с Ираном, стремление договориться с Брюсселем. Тогда как Турция утеряла перспективу в обозримом будущем быть интегрированной в ЕС.
Однако Анкара начала дрейфовать в сторону России, выходя с ней на уровень военно-технического сотрудничества и партнерство в сфере региональной безопасности в ситуации, когда собственные турецкие геополитические проекты потерпели крах. Так что можно понять депутата Гасангулиева, когда он говорит, что «карту мира сегодня определяет западный мир». Но так ли он прав, констатируя, что «наше будущее связано с Западом»?
Действительно, США, реализуя проект «Большой Ближний Восток», стремятся изменить устоявшийся миропорядок. Многие турецкие и западные СМИ пестрят заголовками, что «Запад теряет Турцию», потому что «Турция ушла к России». А бакинские СМИ добавляют: «Запад теряет и Азербайджан, мы уходили от России к Турции, а теперь там с ней вновь встречаемся». Как говорится в объявлениях Московского метрополитена: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция…» Где, с кем и когда?

Источник