РИФКИН Джереми
Даже «милениалы» не хотят терять наследие своих предков, которое для них является источником творчества и чувства сопричастности. Тем не менее, молодые люди не хотят быть ксенофобами, потому что они уже живут в мире без границ. Смартфоны сегодня собрали всех вместе — утверждает Джереми Рифкин в разговоре с польским изданием DGP.
Джереми Рифкин, американский экономист и политолог, автор многих книг, в том числе «Общество нулевой стоимости Интернета вещей. Экономика обмена. Сумерки капитализма», «Третья промышленная революция. Как буквальная модель власти вдохновляет поколения и изменяет лицо мира». Джереми Рифкин также является советником Европейского союза, Китайской Народной Республики и многих глав государств во всем мире, возглавляя Фонд экономических тенденций в Вашингтоне
DGP: Вы думаете, что Польша может стать лидером в переходе к новой экономической парадигме. Трудно поверить, особенно для поляков, которые родились пессимистами.
Джереми Рифкин: В этом отношении поляки и немцы очень похожи друг на друга.
Это удивительное сравнение.
Да, в начале много пессимизма, но потом выясняется, что стоящая задача была выполнена и цель достигнута. Это странно и напоминает мне об еврейской традиции, где никогда не говорится, что все идет в правильном направлении — но потом все идет хорошо. Недавно я читал, что «миллениалы», которые сегодня покинули Польшу, теперь активно возвращаются из Великобритании и других стран, когда экономическая ситуация стала улучшаться. Более того, рассказ об экономических преобразованиях и «третьей промышленной революции» (основанной на цифровых коммуникациях и развитии Интернета вещей — RN) Вполне понятен для этого поколения. Этим людям меньше 38 лет, и они будут новаторами. Вы должны следить за ними. Я полон надежд в их отношении.
Тем не менее, многие люди из поколения «миллениалов» чувствуют себя маргиналами в Польше, часто работают на низкоквалифицированных работах и мало зарабатывают. Как третья промышленная революция может им помочь?
Первая и вторая промышленная революция (XIX век, как век пара и XX-й, как эпоха электричества)были централизованы сверху донизу, сосредоточены на праве собственности. Это означает, что энергетическая, коммуникационная или транспортная инфраструктура, предназначенная для обеспечения эффективного управления энергетикой и экономической деятельностью, должна была способствовать централизованным, запатентованным, закрытым и вертикально интегрированным формам организации на политическом, экономическом или социальном уровне.
Между тем, третья промышленная революция, если вы хотите максимально использовать ее производительность и эффективность, должна распространяться на основе открытости, сотрудничества и горизонтальным образом. Это совершенно другая модель, которая лучше всего работает, когда она начинается в регионах, а не на уровне национального государства. Разумеется, правительство может установить законы, ввести правила и стандарты, но в основном выступает в качестве посредника и партнера. Вот почему основными участниками здесь являются регионы, и, например, деньги из программ Европейской комиссии, такие как План Юнкера (Европейский инвестиционный фонд), должны направляться в регионы.
Есть ли успешный пример третьей промышленной революции?
Одной из первых больших областей, в которых мы изменили экономическую модель, был Hauts-de-France, промышленный регион на севере Франции. Это была типичная промышленная зона, основанная на добыче, производстве стали и автомобилестроении. В течение 30 лет он погрузился в кризис, с толпами молодых людей без всякой надежды, с высоким уровнем безработицы и большим процентом бедного населения среди пожилых людей. Это последнее место, где можно было бы стать лидером и новатором. Глава региона и президент местной торговой палаты пришли в нашу группу (Рифкин является президентом консалтинговой группы TIR — RN)и попросил о помощи. Мы договорились и объявили, что предоставим им лучшие инженерные компании в мире, лучшие исследовательские компании, специалистов в области городского развития, техническую поддержку. С другой стороны, французы, со своей стороны, должны были выполнить одно условие — мобилизовать весь регион. И они это сделали. Они начали сотрудничать — все политические партии, все торговые палаты, все университеты и колледжи, неправительственные организации. За 10 месяцев тысячи человек были вовлечены в этот проект. Люди из разных отраслей, из разных компаний, разных сообществ сотрудничали друг с другом. И впервые они были вынуждены не изолировать себя.
Так что же тогда произошло?
Мы просто помогали им мыслить системным образом и понимать друг друга. В конце концов им удалось создать модель третьей промышленной революции и применить ее на практике. В настоящее время существует 950 проектов, инициатив и стартапов, созданы тысяч рабочих мест. Это продолжается уже пятый год, и все больше и больше людей участвуют в этих проектах. Французское правительство не создавало этот план, оно, скорее, выступило как учреждение, облегчающее данную операцию.
Возможно, это новинка для Польши, как и для многих других стран. В конце концов, пока только три региона в мире — помимо Северной Франции, 23 города из Роттердама в Нидерландах и Люксембург — демократизировали экономические возможности. И оказалось, что это действительно работает. Поэтому, возвращаясь к пессимизму поляков: если вы думаете, что не можете этого сделать, даже в самых бедных частях Польши, просто отправляйтесь в эти места во Франции, Нидерландах или Люксембурге и убедитесь сами. Мы покажем вам, как это делают данные регионы, компании и университеты, и тогда вы увидите, что это — возможно.
Европа играет большую роль в вашем видении, в то время как скептицизм по отношению к Европейскому союзу на европейском континенте растет. Возможна ли новая промышленная революция без европейского зонтика?
Нет. Я считаю, что в этом процессе нам нужен Евросоюз, и другим регионам придется идти в том же направлении. Им придется создавать цифровую инфраструктуру на уровне всех континентов. Примером этого является программа «Смарт Европа», связывающая города и регионы как часть транснациональной архитектуры. Конечно, национальные государства не исчезнут, потому что они все еще играют важную роль, но третья промышленная революция не любит границ, она нарушает географические и континентальные барьеры. Это как сеть Wi-Fi. Поэтому в континентальном измерении будет все больше структур управления. На этом уровне, государства являются посредниками между местным и транснациональным. Они будут создавать законы, правила и стандарты. Нам нужно, чтобы они реализовали, например, Новый Шелковый путь в Евразии (инициатива «Один пояс, один путь»). Вот почему национальное государство не станет менее важным, но изменятся его функции — от начала строительства инфраструктуры до генератора прав и правил и модератора трансграничной связи. Между тем задача создания инфраструктуры через границы будет всё больше решаться на уровне регионов.
Это звучит неплохо, но сегодня Европейский Союз находится в кризисе. Способна ли эта организация справляться с этими задачами в ее нынешней форме?
В прошлом году я встретил Эммануэля Макрона, прежде чем он решил бороться за президентский пост. Мы оба согласились, что следующим этапом европейского развития является цифровая Европа. Макрон очень проевропейский, он вырос в Амьене, именно в промышленном регионе северной Франции, и он знает, что там было достигнуто. Он увидел, что можно расширить эту практику на весь регион.
Именно так мы и хотим действовать — через расширение прав и возможностей регионов. В горизонтальном смысле каждый регион Европы станет более «европейским», потому что ему придется сотрудничать с другими европейскими регионами. Регионы не будут строить цифровую инфраструктуру отдельно — для реализации этих планов потребуется пересечение границ. Это создаст совершенно новое измерение расширения прав и возможностей, поскольку люди будут крепнуть и расти на местном уровне. Эммануэль Макрон увидел все это.
Вот почему я думаю, что так будет выглядеть следующий этап интеграции. Возвращения в старый Европейский Союз нет. Эта организация претерпевает метаморфозу, и «Смарт Европа» — это наш официальный план для регионов по проведению третьей промышленной революции. Благодаря этому они начнут сотрудничать друг с другом, а национальные государства будут выступать в качестве структур, способствующих внедрению цифровой Европы. Поколение «миллениалов» и их дети будут внедрять инновации и трансформировать свои общины. Они действительно будут жить друг с другом в одно и то же время в виртуальном и физическом смысле.
Что делать, если этот план не удастся?
Тогда мы закончим, как Британия. Шотландия, вероятно, тоже могла бы отделиться от Соединенного Королевства, Ирландии. В конце концов, останется только небольшой остров. Все жалуются на Европейский Союз, но когда мы видим, что означает «брексит» — мы этого не хотим. Если бы референдум по «брекситу» прошёл завтра, вероятно, большинство британцев проголосовали бы против.
Однако угрозы для ЕС возникают не только из экстремистских или антиевропейских групп. В конце концов, именно президент Макрон подтолкнул закон о поддержке рабочих, который ущемляет интересы компаний из стран Центральной и Восточной Европы. Такая деятельность была оценена как антиевропейская, причем проистекающая из государства, которое относится к европейскому «ядру». Возможно, однако, это было одной из многих причин для заместителя премьер-министра Матеуша Моравецкого, который во время своего выступления на Конгрессе по инновационной экономике отметил, что сегодня в Европейском Союзе мы имеем дело с скрытой формой соперничества между государствами — регуляторной борьбой.
Это самая большая проблема, с которой мы сталкиваемся сегодня. Каждое государство имеет свои законы, правила и стандарты. Когда мы пытались представить план «Смарт-Европа», нам постоянно приходилось сталкиваться с этим.
Можно ли это исправить?
Нам нужно какое-то руководство, которое сможет переосмыслить европейское предназначение. Это означает укрепление принципа субсидиарности. Все игроки должны иметь равные права: национальные государства, регионы и Европейский союз.
Как мог бы новый лидер побудить все более и более скептически настроенных европейцев войти в ту стадию интеграции, которую Вы озвучили?
Когда планы, связанные с третьей промышленной революцией, начинают осуществляться, люди начинают взаимодействовать друг с другом через границы. Это очень необычно, потому что обычно появляется конкуренция, но в этом случае возникает потребность в сотрудничестве. Успех и развитие зависят от расширения сети. Если новые сети не установлены через границы, существует серьезное препятствие для установления взаимосвязей.
В течение некоторого времени Польша в значительной степени сотрудничает со странами региона — Чехией, Словакией и Венгрией.
Это идеальный старт и начало сети.
В то же время, эти страны в какой-то мере выступают против стран, входящих в основной состав Европейского союза.
Это совершенно неверное направление, как и политика Дональда Трампа в США. Просто спросите любого представителя «миллениалов». Я понимаю положение сотрудников, потерявших свою нужность, и в настоящее время безработных. Я вырос и вырос около Чикаго, где в 1950-х и 1960-х годах жил рабочий класс. Ответ на проблемы этой группы не может быть радикальным возвратом в 1950-е годы — потому что время не может быть обращено вспять. Кроме того, демография стоит на стороне «миллениалов». Они менее склонны к ксенофобии, они не расисты, у них нет проблем с чем-то вроде гендерной идентичности. Они понимают разнообразие в мире, которое они разделяют с другими на Facebook. Считаете ли вы, что это поколение захочет вернуться во времени и проживать на небольших островках ваших предков?
Иногда может возникнуть такое впечатление.
Конечно, даже «миллениалы» не хотят терять наследие своих предков, которое для них является источником творчества и чувства сопричастности. Тем не менее, молодые люди уже живут в мире без границ. Смартфоны сегодня все объединили. Трудно представить себе, что в таком мире радикальные движения, основанные на ксенофобии, найдут плодородную почву в поколении «миллениалов». Если такие случаи случаются, то это временное явление. Реальная проблема, однако, в том, что в политическом смысле у нас могут возникнуть препятствия. Срок полномочий одной президентской администрации в США составляет четыре года. Нельзя позволить себе два срока подряд, политика которых направлена на возвращение нас к 1950-м и 1960-м годам. Если мы разрешим это, мы потеряем целое поколение. Тем не менее, если мы спросим всех участников сегодняшней конференции (Конгресс инновационной экономики — прим. ред.), Что они подумают об этом, выяснится, что, возможно, лишь один человек полагает, что ископаемое топливо будет иметь светлое будущее.
Поскольку эпоха ископаемого топлива позади нас, каково будущее энергетических компаний? Польская энергетическая промышленность основана на угле.
Чем больше мы используем нефть, уголь и газ, тем сильнее мы отстаём в развитии альтернативных ресурсов, тем больше мы убиваем нашу экономику и самих себя. Мы просто покончим с собой. И это не только мое мнение. Сегодня компании из энергетического сектора и коммунальные предприятия отступают от ископаемого топлива и ядерной энергии, переходя к возобновляемым источникам энергии. Мы наблюдаем то же самое в транспортной отрасли. Это невозможно отменить. Несколько лет назад я объяснил директору немецкого энергетического гиганта E.ON Йоханнесу Тиссену, что оставить энергию, основанную на ископаемом топливе и ядерном, не получится прямо завтра, но сегодня уже видны некоторые сбои в этом секторе — и мы должны быть готовы к изменениям. Чтобы сделать это правильно, стоит посмотреть, что произошло в музыке, издательстве, печатных газетах и телевидении. Там цифровая революция уменьшила предельные издержки производства музыки, новостей, фильмов и знаний почти до нуля. В результате нескольким игрокам пришлось уйти, а на их место появились новые компании, основанные на цифровых технологиях.
Вы сказали, что одним из принципов новой экономической парадигмы является «меньше продавать, зарабатывать больше». Как вы можете это объяснить?
Речь идет о доступе. Компании в энергетической отрасли должны переключиться на энергетические услуги. Когда предельные издержки низкие, нужно перейти от рынка к сети, переключиться с отношения продавца с покупателем на отношения между поставщиками и потребителями, чтобы потребление было заменено на устойчивое развитие. Таким образом, энергетическая компания продает меньше энергии, но управляет ее потоками через «энергетический интернет».
Как это будет выглядеть на практике?
Компании из энергетического сектора и коммунальные предприятия изменят модель от рынка к сети. На практике энергетическая компания вместе с ИТ-компанией и, возможно, телекоммуникационной компанией будет управлять потоками данных. Эти структуры будут анализировать данные, связанные с потоками энергии, используя аналитические инструменты, создавать алгоритмы и приложения, что повысит их общую эффективность и производительность, уменьшит негативное воздействие на окружающую среду, а предельные издержки приблизятся к нулю. Позже различные компании будут делиться прибылью с энергетическими компаниями через контракты на основе производительности.
Почему сетевая модель должна быть лучше рыночной модели?
Когда мы переходим в сеть, поток становится постоянным и непрерывным. Это ключевое преимущество. На рынке существует сделка между продавцом и покупателем, а затем происходит перерыв. После этого вам нужно вернуться на рынок, найти другого партнера и выполнить другую транзакцию. Позже, однако, снова возникает перерыв. Между тем в сети нет пробелов, предоставление услуг является непрерывным. Это правда, что маржа — и, следовательно, прибыль — низки, но есть постоянная работа. Не существует повторяющегося механизма начала и окончания транзакции, которая вызывает перерывы и периоды бездействия. В рыночной модели вам нужно потратить много времени и денег, чтобы начать новую транзакцию, найти новую сделку. Переход от рынка к сети — большая проблема, но такие гиганты из энергетической отрасли, как RWE, E.ON или EMBW, идут в этом направлении.
Оставим энергетические компании и посмотрим на технологических гигантов из Силиконовой долины — колыбели будущих инноваций. Эти компании имеют низкие предельные издержки и достигают высокой прибыли.
В этой области есть отличная дискуссия. Лично я люблю Google, и я использую эту поисковую систему каждый день, но в ситуации, когда всем в мире требуется Google для поиска, или если всем в мире нужен Facebook для общения, эти компании становятся глобальными монополиями. То же самое относится к Amazon. К счастью, в XX веке мы создали антимонопольные законы во всем мире. Некоторые страны превратили этот тип монополии в государственные предприятия, другие страны решили сохранить эти компании частными. У нас смешанная модель в США. Например, телекоммуникационный гигант AT&T оставался в частных руках, но его деятельность регулировалась государством. Когда компания в течение 50 лет была единственной телекоммуникационной компанией в США и рассматривалась как частное лицо, она давала нам фантастические услуги. Исследовательский отдел AT&T или лаборатории Белла посвятил большую часть прибыли компании исследованиям.
Благодаря этому были созданы первые фотоэлектрические элементы и другие технологии, которые сегодня стали центральным элементом третьей промышленной революции. Короче говоря, проделана большая работа. Сегодня мы находимся в ситуации, когда эти крупные компании из Силиконовой долины становятся глобальными коммунальными предприятиями, потому что они являются единственными игроками на рынке. Я не сомневаюсь. И одна из линий политического спора в течение следующих трех поколений будет заключаться в том, что мы не хотим потерять преимущества этих глобальных платформ. Важно отметить, что регионы также должны будут создать свои собственные общественные платформы, которые принесут пользу местным предпринимателям и общественности. Строительство этих локальных платформ может быть поручено частным компаниям, эти платформы могут управляться частными компаниями, но они не могут принадлежать им.
Если говорить о собственности, мы также затрагиваем проблему собственности, которая в новой экономической парадигме должна быть заменена доступом. Это немного проблематично для пользователя, потому что, если у меня есть автомобиль, я могу использовать его, когда захочу. Тем временем, если у меня есть только доступ к машине, то в некоторых отношениях я более ограничен, потому что сначала я должен найти машину, затем заказать ее, затем заплатить и, наконец, подождать. Почему доступ лучше, чем собственность?
Во-первых, «миллениалы» уже имеют лучший доступ к автомобилям, и революция только начинается. В городских районах доступ к автомобилю достигается в течение 90 секунд. Автономные и роботизированные автомобили станут обычным делом в течение нескольких лет.
И вместо того, чтобы иметь автомобили, мы будем их брать, а доходы от аренды будут поступать в такие глобальные компании, как Uber или Лейф, которые будут владеть транспортными средствами.
Я не думаю, что Uber или Лейф могли бы это достичь. Эти компании знают, как управлять платформой при низких предельных издержках. Эти организации создали крупные, вертикальные, традиционные капиталистические предприятия и по-прежнему считают, что они смогут контролировать каждого водителя в мире, и водители, владеющие их автомобилями, обратятся к ним, потому что им нужна их сеть. Благодаря этому компании, такие как Uber, получат выгоду от водителей, их времени и их транспортных средств, получая большую прибыль. Конечно, это происходит в некоторой степени, но скоро это изменится. Уже сегодня появляются водители, которые привыкли к Uber, когда все больше и больше их прибыли поступают в эту компанию. И все же время принадлежит водителям, автомобили принадлежат водителям, страхование также принадлежит водителям. В этой ситуации они начинают создавать свои собственные кооперативы, в которых они могут ассоциироваться. Эта форма организации контролируется демократическим путем, а прибыль остается внутри и распределяется между ее членами — её не нужно отправлять внешним организациям, поэтому система дешевле. Это будет происходить все чаще и чаще. В конце концов, создание веб-сайта очень просто, и любой, у кого есть базовые знания в области программирования, может это сделать. Региональные кооперативы будут соединяться друг с другом минуя национальные границы и континенты, поскольку они дешевле, контроль будет оставаться на местном уровне, а также получать прибыль и богатство.
Между тем, сегодня совокупные активы восьми богатейших людей в мире стоят столько же, сколько совокупное богатство половины человечества, или 3,5 миллиарда человек. Существует ли риск того, что новая экономическая система будет консолидировать и, возможно, даже углубит это неравенства?
Это, конечно, возможно. Меня очень беспокоит скрытая сеть (darknet), и за последние 40 лет я критиковал многие технологии. Поэтому я не утопист, а реалист. Технологии позволяют нам многое, но конкретная форма их проявлений зависит от политизации данного поколения. Нам нужно создать политическое движение, и мы уже можем видеть его семена среди более молодых «миллениалов». Эти люди начинают подвергать сомнению монополии.
А что, если молодое поколение решит сделать шаг назад?
Я считаю, что это поколение создаст политическое движение, которое захочет контролировать глобальные платформы таким образом, чтобы служить общественности.

Источник