САПОЖНИКОВА Галина
Однажды я решила доказать миру, что он устроен неправильно.
Дело было в самом конце 80-х, волею судеб я оказалась в Эстонии. Еды почти не было, но зато было много разговоров и зрелищ. Страна разваливалась — и вдруг все вокруг начали массово разводиться. Расходились супруги, прожившие лет по 20, переставали общаться друзья, дружившие всю жизнь. Из-за чего? Из-за политических разногласий!
Неужто политика может быть главнее семьи и дружбы? Главное же — человек, а лишь потом то, что к нему прилагается. Разве не так? «Жалкие, слабые существа, не сумевшие сохранить самое главное в жизни — любовь!» — горько думала я, слыша историю очередного расхода или развода. И решила назло всем дружить со своими политическими оппонентами. В конкретно тот период моей биографии оппонентами были эстонцы, так что политические границы совпадали с этническими.
«Странные эти русские»
Помню рыжего Калле — секретаря какого-то райкома — его я пригласила на свой день рождения. Он, бедный, ерзал весь вечер, пугаясь русской компании и не понимая, что я от него хочу (ничего личного при этом даже и не предполагалось). А я хотела единственного — дружбы, пытаясь доказать, что она выше политики. Потом был молодой и перспективный политик Яанус — выходя из моего коррпункта с очередного пышного (по меркам тех голодных лет) застолья он откровенно удивлялся: странные эти русские — столько денег на нас потратили… Самым главным предметом коллекции, конечно же была Аннели — с ней мы дружили искренне и дольше всех — путешествовали, радовались, плакали. На одной конференции в Словении с глупым, оптимистичным и несбывшимся названием: «Женщины принесут мир на Балканы», даже выступили с диаметрально противоположными текстами — все участницы потом ходили на нас смотреть и удивлялись: как это мы, переругавшись публично на вечную тему оккупации-аннексии-депортации, потом спокойно уходили вместе гулять? А у нас получалось. Мы просто не говорили о политике, вот и все.
А потом мой эксперимент с треском провалился: когда поссорившись по абсолютно неполитическому поводу (натерли линзы, хотела спать и уйти с дискотеки и, а Аннели — танцевать с каким-то финским дровосеком), я вдруг услышала все, что все эти годы думала про меня моя эстонская подружка. То есть, про меня и про всех русских разом… Я тогда молча закрыла дверь и ушла. Больше мы с ней никогда не виделись.
Я провалила свой эксперимент, но сдала экзамен.
От Пушкина до Путина
Но оказалось, что это был всего лишь школьный лицей, а университет начался только сейчас. Когда общество вокруг меня опять оказалось разрезанным политической линией, за которой остались очень многие мои любимые друзья.
Вот одна подружка — сильная, смелая, красивая — стала щирой украинкой, в каждом ее комментарии на тему России — яд. Она когда была настоящей — до майдана, или сейчас? Разговаривать с ней не хочется — хочется хохотать, как прежде, и обсуждать кавалеров, а не политиков. Увы, так как раньше, больше не получится… Вот другая, мы с ней учились в университете: в ее публикациях — сплошной стон по невинно депортированным 70 с лишним лет назад прибалтам, и ни звука о том, как здесь и сейчас погибают дети на Донбассе. Не виделись сто лет — встретиться бы, поговорить! О чем? О том, что ее дедушку репрессировали, а моего нет? И я, получается, теперь перед ней навсегда виновата по факту… Третья 9 мая на аватарку в Фейсбуке с недавних пор цепляет красный мак, демонстрируя солидарность с Украиной. Вот встретимся мы, допустим, с ней, заговорим про отпуск и на третьем предложении скатимся к вопросу Крымнаш-Крымненаш… До драки, конечно, не дойдет, но… Еще одна приятельница, с которой мы дружили в детстве, будучи пионерками, стала в соседней Латвии политической клоунессой и мне теперь постоянно приходится отбиваться от тамошних читателей, оправдываясь за сам факт нашего с ней знакомства, пусть и в юном возрасте. А самая-самая любимая моя подруженция (сколько с ней было вместе выплакано и выстрадано!) теперь выходит на пикеты к российскому посольству в Нью Йорке и участвует в омерзительных митингах. Она, по крайней мере, не врет: на тамошнем экзамене на гражданство честно ответила на вопрос о том, на чьей стороне будет воевать в случае войны — на американской. Пока отношения между США и Россией были терпимыми, мы над этим беззлобно посмеивались. А теперь нам почему-то совсем не смешно…
На тему — когда и почему мы с ними так радикально разошлись, можно философствовать долго. В конце СССР еще точно дружили. Потом выживали, думать о разногласиях было некогда. А отряхнувшись, оперившись и осознав наконец себя как личности, задумались. И обнаружили между собой пропасть. Расхождение абсолютно по всем вопросам — от Пушкина до Путина.
Когда и из-за чего мы разошлись? В последние несколько лет из-за Крыма? Или из-за разного понимания демократии и ужасных 90-х, которым они почему-то кажутся прекрасными? Из-за репрессий? Или того, на чьей стороне 100 лет назад оказались деды — на белой или на красной?
Оболочку своего былого друга любишь, а то, что внутри — нет.
Предполагаю, кстати, что они по поводу моих заметок испытывают ко мне те же самые эмоции, что и я к ним.
Эта болезнь не лечится
Это нервы, возраст или болезнь — когда ты обнаруживаешь вдруг, что разучился пропускать мимо ушей оскорбительные колкости в адрес своей страны, президента или газеты? Это вообще лечится?
Рецепт вроде бы проверен: не говори со своими друзьями на политические темы, и все! Ан-нет. Не получается! Трагедия состоит в том, что все они — журналисты, и я все равно то там, то тут натыкаюсь на их талантливо исполненные тексты и посты.
Что с ними делать — с этими десятками моих прекрасных коллег, с которыми мы оказались по разные стороны моральных баррикад? Выбрасывать из списка фейсбучных друзей — пафосно и глупо. Возражать в открытую — нажить врагов на всю жизнь. Продолжать общаться как ни в чем не бывало? Не получается: все равно однажды прорвет. Раздружиться, уйти, громко хлопнув дверью — значит, расписаться в собственном бессилии. Залечь на дно и переждать, пока пройдут эти времена — ну, а вдруг на это понадобится целое поколение?
В общем, не сдала я экзамен, который сдавала почти всю свою жизнь. Не могут, как выяснилось, дружить люди с разными ценностями.
Главный вопрос в другом: нетерпимость, которая появилась сразу у всех — это итог необъявленной войны в обществе, или наоборот, начало?

Источник