ТИМАКОВ Владимир

«Казак» в переводе с тюркских наречий означает «свободный человек». Из этого вовсе не следует делать вывод, что казаки по происхождению тюрки. Так, слово «офицер» восходит к латинскому «служащий», а слово «десантник» к французскому «спуск, снижение» — но из этого отнюдь не следует, что вся российская десантура имеет французских предков, а офицеры сплошь и рядом — потомки римских патрициев. И, тем не менее, жизнь в степи и общение с кочевыми народами наложили свой неизгладимый отпечаток на казачьи нравы и быт, что отразилось также в названии этого необычного сословия.
Россия принято представлять как царство жесткой иерархической дисциплины, особенно в сравнении с вольнолюбивой Европой. Но почему-то именно казаки, свободные люди, чаще всего символизировали русских в глазах европейского мира. Как можно объяснить этот парадокс? Для этого придётся обратиться к истории.

Семь лет назад Патриарх Кирилл объявил 1 сентября главным праздником всего православного казачества. Выбор был отнюдь не случаен — это день почитания Донской иконы Божьей матери. Считается, что первого сентября 1380 года, накануне решающей битвы с Мамаем, донские казаки подарили этот образ — один из шедевров русской иконописи — воинству Дмитрия Донского.

Вызывает споры, можно ли говорить о существовании казаков как обособленной группы русских людей во времена Куликовской битвы, или казачье благословение благоверному князю Дмитрию всего-навсего романтическая легенда? Но, так или иначе, победа на Куликовом поле, одержанная в верховьях Дона, открыла путь русскому движению в степь, вдоль течения этой священной русской реки (название которой, кстати, с языка древних скифов и современных осетин переводится как «вода»). Становление донского казачества — прямое последствие победы Дмитрия Донского, и то, что написание прославленной иконы Богородицы связано с деяниями князя-победителя, тоже бесспорно. Так что связь между историей донского казачества и Донской иконой Божьей матери просматривается довольно наглядно, и не сводится к обычному тезоименитству.

Победа на Куликовом поле стала ключевым этапом освобождения Руси от ордынского ига, но не эта разновидность свободы повлияла на самоопределение казаков как свободных людей. Пожалуй, главной особенностью казачьего генезиса была свобода от государственного тягла.

История Руси задала нам одно непростое противоречие.С одной стороны, обширная и сравнительно редко заселённая территория нашей страны, при сравнении с другими странами Европы и Азии, имела наибольшее право называться свободным пространством. Это верно в самом что ни на есть прямом смысле — приметами Русской равнины были отсутствие тесноты и человеческой скученности, наличие большого фонда незанятых и невозделываемых земель, свобода передвижения и расселения.
Верно это и в смысле косвенном — огромные размеры страны и удалённость от административных пунктов порождали низкую степень зарегулированности русской жизни, возможность устраивать свою судьбу в большой мере независимо от приказов «свыше». Как точно писал современный поэт В. Л. Туриянский, сам не очень-то жаловавший всевозможные начальства: «Есть куда податься на Святой Руси». Сама русская природа, русский простор формировала вольный тип человека.

С другой стороны, наличие сильных и богатых, многочисленных и воинственных соседей регулярно бросало русским вызов, ставивший под угрозу само национальное бытиё. Надо учесть, что в период возрождения нашей государственности вокруг Москвы численность русских уступала даже численности поляков, не говоря уже о немцах, французах, персах или турках. Выстоять в борьбе за существование в таких условиях можно было, только в максимальной степени отмобилизовав свой боевой потенциал, то есть создав мобилизационный тип государства с незыблемой иерархией и твёрдой служебной дисциплиной. Из народа, самой природой созданного вольнолюбивым, требовалось создать народ служилый, отказавшийся от личной самостоятельности в пользу национального суверенитета.

Далеко не все русские были готовы подчиниться строгим правилам мобилизационной иерархии и отказаться от личной свободы. Из таких вольнолюбцев, уходивших из-под административной опеки на неразмежёванные окраины страны, и складывалось казачество.
Поначалу это разделение нации на служилый и вольнолюбивый слой создавало угрозу нестабильности. Казачество могло превратиться во внутреннюю фронду, подобную французским гугенотам, подтачивавшую государственную прочность изнутри. Что греха таить — в нашей истории известны эпизоды именно такой, разрушительной роли казачества. Часть казаков выступала дестабилизирующим элементом в годы Смутного времени (помните, у А. К. Толстого: «поляки и казаки нас паки бьют и паки») и в годы Булавинского бунта в тылу петровской армии, отражающей нашествие шведов.

Однако фрондёрская, антигосударственная активность не стала генеральной линией в жизни русского казачества. Очень скоро национальная система пришла в оптимальное состояние, позволяющее эффективно сочетать обе составляющие нации, служилую и казачью. В освоенном центре страны выстраивалась жёсткая административная вертикаль, а расширяющиеся окраины были отданы в распоряжение вольных казачьих обществ.
При этом свободные люди окраин не противопоставляли себя служилому центру, не пытались свергнуть царскую власть и переустроить всю Россию на казачьих началах. Наоборот, занимая новые территории, они признавали авторитет монарха и били ему челом, расширяя пределы империи. В свою очередь, государи признавали особый статус казачества, не пытались вернуть его в крепостное состояние или уравнять со стрелецким сословием. Благодаря такому симбиозу государственного централизма и казачьей инициативы Россия выросла на юг от Рязани до Терека и на Восток от Урала до Чукотки и Аляски.

Наличие казачества — одно из важных отличий Российской цивилизации от материнской Византийской. Правда, в Византии тоже создавались пограничные военизированные округа-фемы, населённые особым сословием стратиотов, совмещающих армейскую службу и земледельческий труд. С помощью стратиотов Константинополь стремился защитить империю от натиска восточных народов, и на определённых этапах это удавалось. Однако стратиоты больше похожи на русских стрельцов, нежели на казаков,- всё-таки это была заорганизованная сила, управляемая непосредственно из центра.
Возможно, отсутствие автономных сообществ, позволяющих канализировать энергию наиболее свободолюбивой части населения, и подточило Византию изнутри. Вместо того, чтобы осваивать новые земли и расширять пределы империи, не оспаривая авторитет басилевса, византийские пассионарии погрязли в борьбе за власть, поддерживая то одного, то другого кандидата на трон. Россия же, по сравнению с Византией, продемонстрировала величайший территориальный динамизм и достойную похвалы стабильность власти — вероятно потому, что её вольнолюбцы нашли более продуктивное применение своим силам.

Не исключено, что два тяжелейших политических кризиса, потрясших Россию в начале и в конце ХХ века, в числе прочих причин имеют и ту, что прежняя система баланса между служилой и вольной частью русского народа себя исчерпала. Расширявшиеся прежде границы страны достигли своих естественных пределов, и для духа вольности не осталось места. Свободная инициатива уже не могла применить себя в освоении новых территорий, казачество перестало адсорбировать новых людей, не желавших встраиваться в административные рамки. Вольнолюбивая часть русских уже не шла на казачьи окраины, а начала пополнять внутреннюю фронду. Накопившаяся критическая масса фрондёров провоцировала революционный взрыв.

Раздумывая над устройством будущей России, нельзя забывать, что наша страна — это страна весьма вольнолюбивого народа, внешними угрозами вынужденного сплотиться в жёстко централизованное государство. Такая система может быть устойчивой только в том случае, если энергия наиболее свободолюбивых людей получит пространство для применения, не приходя в противоречие с государственной вертикалью. До девятнадцатого века противоречие нашего национального бытия разрешалось благодаря пространственному разделению на служилый центр и казачьи окраины. Сегодня требуется найти новый принцип разделения дух начал, новое гармоничное сочетание свободы и порядка.

Возможно, новая Россия потребует создания новых форм казачества. Ведь подлинной сутью казака является не ношение лампасов и не виртуозная джигитовка, а сохранение духа свободы, не приходящего в противоречие с государственным порядком и государственными интересами. Полагаю, что в этой гармонии и сокрыт ключ к прочности нашей православной цивилизации.

Праздник Донской иконы Божьей матери — небесной покровительницы степного воинства — ещё один повод задуматься над теми особенностями русского общественного устройства, которые обеспечили столь выдающиеся динамизм и жизнестойкость нашего народа.
Материал подготовлен при поддержке Международного Византийского клуба