ТИМАКОВ Владимир
Итоги опроса «Кого из соотечественников Вы считаете величайшим деятелем всех времён и народов» произвели сенсацию. Самым популярным среди россиян оказался Иосиф Сталин, который превзошёл в рейтинге даже Владимира Путина. Сталина отнесли к выдающимся фигурам истории 38% сограждан, Путина — 34%. Далее расположились Пушкин, Ленин и Пётр Великий.
Как и следовало ожидать, итоги опроса подверглись ожесточённой критике. Представитель «Левада-центра» Лев Гудков дал очень низкую оценку сознательности российского общества, а либеральный комментатор Николай Сванидзе списал сенсационный результат на воздействие массированной официальной пропаганды.
Но считать, что русские поддерживают Сталина потому, что этому их учат СМИ — очевидная нелепость. С 1956 года в стране не наблюдалось никаких признаков пропаганды сталинского культа — были периоды тотального осуждения этой фигуры, были периоды замалчивания, но восхваления не было и в помине. По сей день в большинстве экранизированных произведений, представленных широкой публике, Сталин выступает как отрицательный герой, а его деятельность ассоциируется, прежде всего, с репрессиями.
По этой причине нет никаких оснований представлять людей, отдавших голоса за Сталина, в образе биороботов, управляемых с помощью телеящика. Феномен сталинской популярности ни в коей мере не вызван пропагандой, официальной или независимой, а как раз служит чрезвычайно убедительным примером бессилия пропаганды против устойчивых народных стереотипов.
Также несправедливо называть русское общество нравственно больным за то, что Сталин сохраняет стабильно высокий рейтинг, хотя за последние десятилетия были представлены бессчётные доказательства его вины в массовых репрессиях. Ведь речь не идёт о канонизации Сталина, о провозглашении его нравственным образцом. Если бы 38% сограждан высказалось в таком духе, это действительно вызывало бы шок. Нескольких отправленных на плаху товарищей абсолютно достаточно, чтобы понять — ни о какой идеализации не может быть и речи.
Но оценка политика — априори не оценка святого. При такой оценке народ имеет право сопоставлять плюсы и минусы из разных сфер деятельности. Он вовсе не обязан руководствоваться только аргументами нравственности, тем более, когда сосредоточиться исключительно на нравственной оценке первого генсека призывает политическая партия, которая сама не слишком-то блещет в этой области.
Адвокаты народа, объясняющие совершённый в пользу Сталина выбор (например, Владимир Соловьёв), обоснованно подчёркивают, что высокая оценка вдохновлена вовсе не ГУЛагом и репрессиями. Заслугами генералиссимуса считают успешную индустриализацию и Победу 1945 года, а также присущее сталинской эпохе чувство народного единства и целеустремлённости.
Эти аргументы очевидны. Но, кроме того, есть целый ряд важных причин сталинской популярности, на которые в публичных дискуссиях указывают очень редко или не указывают вообще. Хотелось бы внести их, как сейчас модно говорить, в полемический дискурс.
Противники Сталина справедливо указывают, что никакие политические или экономические достижения не могут быть оплачены ценой гуманитарной трагедии, ценой сотен тысяч и миллионов погубленных человеческих жизней. Это святая правда. Но при этом они свершено игнорируют то, что сталинская эпоха стала эпохой грандиозного прогресса именно в гуманитарной области, в сфере сбережения человеческих жизней.
Широко известна фраза о том, что Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой. Но ещё более верным было бы сказать, что Сталин принял Россию с чудовищной детской смертностью, а оставил в числе стран с лучшими в мире медико-демографическими показателями.
Любой человек, хорошо знакомый с генеалогией своих предков, может с лёгкостью в этом убедиться. Посчитайте долю своих родственников, доживших до совершеннолетия, среди тех, кто был рождён в нулевые, десятые или двадцатые годы ХХ века — с одной стороны, и рождённых в послевоенное десятилетие — с другой. Как правило, отличия разительные. В досталинскую эпоху детская смертность была массовой, в начале пятидесятых — стала единичной. Статистика свидетельствует, что в первой четверти века в России умирало до 50–60% детей, а к концу сталинской эпохи эта страшная цифра снизилась ровно на порядок.
Такой стремительный медицинский прогресс прежде не имел прецедентов в мировой истории. Перефразируя того же Сталина, можно сказать, что мы отставали от развитых стран на 50–100 лет, и пробежали это расстояние за одно-два десятилетия. Вдвойне достойно восхищения то, что этот прогресс был осуществлён, несмотря на колоссальный ущерб, нанесённый стране в ходе Великой Отечественной войны.
Скептик вправе сказать, что развитие советского здравоохранения не может считаться личной заслугой Сталина, что оно — продукт коллективного труда всего народа. Это верно. Но давайте подходить к проблеме с точно таким же мерками, с какими мы оцениваем ответственность за массовые репрессии и хозяйственные эксперименты, вызвавшие Великий Голод тридцатых годов. Бесспорно, что трагедии 1932–33 и 1937–38 годов были закономерным продуктом политической системы, созданной с интенсивным личным участием Сталина. Но, в той же самой степени, выдающийся прогресс советской медицины был закономерным результатом социальной системы, которую строили Сталин и его соратники.
Эта система создала бесплатное медицинское обслуживание, которым в совершенно невероятные исторические сроки было охвачено всё население СССР. Возникла широкая сеть поликлиник и больниц, роддомов и фельдшерско-акушерских пунктов, санаториев и пионерских лагерей, на строительство которых ежегодно (даже в самые тяжёлые годы) выделялись внушительные бюджетные ассигнования. Всё это — уникальные достижения сталинского СССР, не имевшие в то время мировых аналогов.
Например, ожидаемая продолжительность жизни советских граждан в послевоенное десятилетие ежегодно увеличивалась на целый год. То есть, для рождённых в те годы перспектива смерти в буквальном смысле отодвигалась так, как отодвигается линия горизонта. Полученные результаты оказались столь впечатляющими, что вслед за СССР систему общедоступного здравоохранения стали внедрять другие страны, в том числе со свободной рыночной экономикой.
Количество смертей, предотвращённых созданной при Сталине социальной системой, вне всякого сомнения, превышает количество смертей, вызванных политической жестокостью или экономическими экспериментами сталинского времени. Причём превышает многократно.
По моим расчётам, один год работы советской системы здравоохранения образца 1953 года спасал столько же жизней, сколько погубил весь ГУЛаг за целую четверть века, от первого удара кирки на Беломорканале до бериевской амнистии. Именно на столько сократилась смертность по сравнению с прогнозной, которая ожидалась бы в России в случае плавного, эволюционного развития со среднемировой тенденцией.
Вернёмся к итогам социологического опроса, который вызвал бурные дебаты. Приведённые выше рассуждения не означают, конечно, что наши современники, высоко оценившие личность Сталина, располагают данными о сокращении детской смертности и учитывают медицинский прогресс тридцатых-пятидесятых годов при вынесении своего вердикта. Но энергичные усилия сталинского государства в гуманитарной сфере, в частности в деле защиты здоровья, остались в памяти народа. Эта память не позволяет рассматривать систему того периода как априори людоедскую, презирающую ценность человеческой жизни.
Надо признать, что выбор людей, для которых гуманитарные достижения сталинизма перевешивают его преступные деяния, имеет веские основания. По крайней мере, достаточно веские, чтобы не считать их нравственно или интеллектуально ущербными, и не оскорблять в стиле Сванидзе и Гудкова.
Кроме объективных причин, поддерживающих популярность Сталина в России, существуют и субъективные, связанные с действиями его критиков.
Как правило, наиболее последовательная и непримиримая критика сталинской системы исходит из либерального лагеря, от тех людей, которые определяли или поддерживали политику перестройки и «шоковой терапии». Недоверие, если не сказать большего — неприязнь, которые испытывает в отношении либералов большинство россиян, способствуют формированию позиции от противного: «Раз они против Сталина, то мы за Сталина».
В девяностые годы в нашей стране значительно ухудшилось социальное положение, что привело к колоссальному и долговременному росту смертности, — опять-таки, не имеющему аналогов в мировой истории ХХ века. Демографические потери либеральных реформ превысили демографические потери времён сталинизма. Если количество жизней, загубленных репрессиями и Великим голодом на территории современной России можно оценить примерно в 4 миллиона человек, то сверхсмертность либеральной эпохи в Российской Федерации измеряется цифрой в 7 миллионов.
При этом, в отличие от смертности Великого голода, вызванного в том числе и засухой 1932 и 1933 годов, трагедию девяностых невозможно объяснить природными бедствиями, но исключительно разрушительной политикой либеральных правителей. Кроме того, радикал-реформаторам девяностых, в отличие от Сталина и его соратников, нечем уравновесить свои преступления — никаких успехов ни в какой сфере жизни страна под их властью не добилась.
Совершенно естественно, что в эмоциональном восприятии национального большинства бедствия либеральных реформ превосходят бедствия сталинских времён. Так же естественно, что отрицательный рейтинг Ельцина, Горбачёва, Гайдара или Чубайса превосходит отрицательный рейтинг Сталина, Молотова, Кагановича или Жданова.
Да, либералы не отправляли на эшафот своих товарищей, но они без сожаления отправили на эшафот целое общество, погубив при этом больше людей, чем ненавистный им усатый диктатор. И то, что появление какой-то жалкой мемориальной доски с именем Сталина вызывает шквал беспощадной критики, но при этом в стране действует помпезный Ельцин-центр и проводятся турниры имени Ельцина — выглядит величайшей исторической несправедливостью.
Соотечественники не могут смириться с этой несправедливостью. Они не могут смириться и с тем, что на десталинизации настаивает партия, закономерно представляющая в сознании россиян наибольшее из зол, когда-либо обрушивавшихся на Россию. Та истерическая ненависть к Сталину, которую навязчиво демонстрирует либеральный лагерь, побуждает многих людей видеть в Сталине антитезу шоковой трагедии, а в сталинизме — гарантию от повторения девяностых годов.
Эта антитеза не выглядит вполне логичной, но на массовое сознание россиян (с нашим традиционным дуализмом и максимализмом) либеральная пропаганда воздействует именно так.
Таким образом, поклонники политики девяностых своей кипучей антисталинской активностью сами повышают рейтинг покойного отца народов.
ПОСЛЕСЛОВИЕ: Автор настоятельно просит не записывать его в сталинисты, и не путать объективность и беспристрастность, подтверждённые цифрами, с приверженностью той или иной стороне.