Новость о том, что удалось расшифровать геном бактерии, вызвавшей эпидемию сибирской язвы в Свердловске конца 70-х, и таким образом узнать подробности создания советского биологического оружия, вызвала вспышку интереса к теме биотерроризма.

Насколько актуальна эта угроза сегодня и стоит ли ожидать терактов, устроенных с помощью такого оружия?

Кинематографические реалии, согласно которым биологическое оружие можно создать кустарно и чуть не в подвале, к реальной жизни отношения не имеют. Не говоря уже о дорогостоящем и громоздком оборудовании, для подобного требуются особые условия хранения, доступные далеко не каждому университету.

Хранение материалов — самое слабое место во всей цепочке. Недаром США стремятся вынести за пределы страны лаборатории, в которых содержатся коллекции готовых штаммов, причем не только «боевых», но и исследовательских. Обычно такие лаборатории носят какое-нибудь безобидное название модуля (как «лаборатория Лугара» в Грузии), который формально не аффилирован с Пентагоном, а подчинен Центру по контролю за заболеваниями.

Организованный терроризм, как мы его понимаем, пока не имеет доступа к биологическим материалам и получить их может только путем кражи. Самостоятельно соорудить лабораторию и заставить ее работать хотя бы пару лет для получения устойчивого материала без государственной поддержки сейчас не может никто.

Конечно, есть страны, например в Персидском заливе, которые располагают свободными финансовыми средствами в достаточных количествах, но лишены требуемого интеллектуального ресурса.

Специалисты по боевым штаммам сейчас, пожалуй, самая охраняемая и закрытая каста людей, как когда-то физики-ядерщики. Их жизни не позавидуешь, изоляция и контроль за поведением начинается с первых курсов института. Жестко контролируется и сам научный процесс, включая международный обмен информацией, что не всегда согласуется с высокими принципами науки, но оправданно с точки зрения безопасности.

Из этой схемы выпадают только откровенные психопаты или шарлатаны. Но шарлатаны увлекаются псевдонаучными проектами наподобие определения «исторического генома». А вот мотивация психопата непредсказуема по определению, тут может быть что угодно — от банальной гордыни до попыток указать власти на «огрехи» в системе безопасности таким небанальным способом, как рассылка писем с белым порошком.

Именно одиночки-психопаты, непризнанные гении — наиболее реальная угроза в области бактериологического оружия, а никак не организованный международный терроризм.

Теоретически такого шизоидного гордеца может купить ИГИЛ*, но ему потребуется много расходного материала и несколько лет кропотливой работы, а неожиданный интерес какой-нибудь катарской или офшорной фирмы «экспорт-импорт» к закупкам подозрительных материалов сразу привлечет внимание спецслужб.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Химический скандал в Сирии стал частью оправдания террористов (ВИДЕО)

Если отвлечься от угрозы организованного терроризма, опасность может исходить от некого стихийного события или «атаки дурака» — попытки завладеть биологическими материалами со стороны лиц, ничего в этом не понимающих. Они убьют и себя, и всех вокруг только потому, что не знают, как нужно хранить, перемещать и использовать биологические материалы.

Наглядный пример — радикальные «экологические» группировки, действующие по принципу «убей бобра — спаси дерево».

Эти, начитавшись научно-популярной литературы напополам с Сартром и Че Геварой, в теории и впрямь способны захватить какую-нибудь «лабораторию Лугара» в той же Грузии, охраняемую вечно сонными мегрельскими полицейскими. Так что в этом плане Голливуд (см. «Двенадцать обезьян») уже не врет, а лишь драматически преувеличивает угрозу.

Давно очевидно, что военное применение бактериологического оружия бессмысленно. Бомбардировка врага спорами сибирской язвы не обязательно дает стопроцентное поражение, скорее это психологическая атака.

Нападавшая сторона как бы демонстрирует готовность нарушить все нормы не только ведения войны, но и человеческого представления о добре и зле. Недаром во время Второй мировой войны к боевому применению такого оружия наиболее близко подобралась только Япония, в которой, если оставить в стороне политкорректность, фашистские и расистские представления об окружающем мире были пострашнее немецких.

При этом на начальном этапе поражения диагностировать сибирскую язву довольно сложно.

Поэтому разработка биологического оружия была постепенно свернута не только Советским Союзом, но и практически всеми крупными государствами, а у мелких для такого не было ни ресурсов, ни возможностей.

Люди всегда осознавали опасность подобного предприятия, и бывшие лаборатории бактериологического оружия превратились в лаборатории борьбы с этим оружием. При этом практика создания «параллельных штаммов» — боевого и нейтрализующего — оказалась весьма полезной.

Те же американские специалисты подчеркивают, что выделенный из свердловского материала геном сибирской язвы практически не изменен — модифицированы лишь несколько аллелей, что никак не сказалось на «боевых» качествах спор. Еще потребуется разобраться, какого именно эффекта добивались советские ученые, но бактерия не была «агрессивной», в противном случае жертв было бы гораздо больше.

Следовательно, в свердловской лаборатории могли заниматься не приближением Апокалипсиса, а «консервацией» спор, добиваясь их стабильного и менее дорогостоящего хранения. Такая работа очень важна не только в военном, но и в бытовом плане.

Например, недавняя вспышка сибирской язвы на Ямале не случилась бы, если бы скотомогильники обработали именно с целью укрепить споры. Болезнь выживает в земле именно благодаря спорам, и, делая внешнюю оболочку более твердой и стойкой, можно избежать последствий эксцессов наподобие ковша экскаватора или неожиданно теплого лета.

Парадоксально, но факт: убить бактерии нельзя, но реально их стабилизировать, то есть, по сути дела, сохранить, и этим сохранением — обезвредить.

Все современные бактериологические разработки сводятся в основном к манипуляциям с генами бактерий и вирусов. Традиционная выработка антител и создание лекарств на их основе — метод более дешевый, но рискованный.

Определение источника заболевания, так называемого нулевого пациента, как и само выделение антител, занимает время, которого при эпидемии или, не дай бог, пандемии нет. Манипуляции с генами требуют совсем других денег, условий и квалификации персонала, но дают более точный результат.

В последние десятилетия разработками именно боевых штаммов занимались буквально единичные лаборатории, аффилированные с государствами, идеология которых теоретически позволяла их применение.

Причем речь не обязательно шла о терроризме или участии в неконвенциональной войне. Перспективными считались так называемые селективные виды биологического оружия, то есть те, которые вызывают поражение у только одной, выбранной для этой цели группы населения. Это целое поле для генетических исследований, большинство из которых — лженаука.

Так, в последнее время приобрело популярность исследование так называемых хромосомных кодов, призванных вычленить уникальную составляющую той или иной доминирующей системы хромосом у целых народов. Очень быстро выяснилось, что все это типичное шарлатанство, но желающих выяснить «генетическое происхождение наций» от этого меньше не стало.

Другое дело, что ряд генетических отклонений между расами и даже внутри них действительно существует, что дает теоретическое основание говорить о возможности выработки «избирательного оружия».

Конечно, в основном это тема для любителей теорий заговоров и голливудских сценаристов, но дыма без огня не бывает. Дальше многих в этом направлении продвинулась, как ни удивительно, ЮАР. «Проект «Зулу» был наиболее засекреченным за всю историю существования этого государства, даже создание собственного атомного оружия не было сопряжено с таким уровнем секретности.

Если вкратце, он заключался в искусственном создании вируса, способного избирательно поражать преобладающие африканские народы общего этнического происхождения и, соответственно, общего генотипного набора (собственно зулу, коса, ндебеле, тцвана, шона, сото, свази), но не затрагивать белое население и готтентотов.

Конечные результаты работы над «Проектом «Зулу» неизвестны, как и судьба ученых, в этом проекте участвовавших. На стадии его разработки еще не существовало такой развитой системы генетических исследований, как сейчас, зато существовало четкое понимание, что генетические особенности можно использовать в неконвенционых военных действиях.

Научным основанием послужили исследования начала прошлого века, когда были выявлены наследственные генетические болезни, свойственные только нескольким относительно закрытым этническим группам в Европе.

С медицинской точки зрения это имеет сложное объяснение, но в общих чертах дело состоит в том, что отдельные этнические группы не так успешно расщепляют некоторые ферменты, как это свойственно большинству homo sapiens, или же обладают генетической склонностью вообще не реагировать на ряд белков и ферментов.
Это наследственные генетические заболевания, как правило, со стопроцентной смертностью, притом чрезвычайно редкие и трудно диагностируемые.

Этнические группы, длительное время формировавшиеся в изоляции или в исключительных климатических условиях, и вовсе обладают набором уникальных генетических отклонений. К примеру, это евреи-ашкенази, греки и народы Западной Африки. В такой постановке вопроса нет даже намека на расизм, это печальные обстоятельства формирования этих народов, в первую очередь изоляция и чудовищные условия быта — то, что сейчас мы бы назвали влиянием климатической среды.

К примеру, синдром Марина или болезнь Тея — Сакса (особенно последняя) носят генетический характер и имеют привязку к этносу, что легко можно использовать в военных целях. При этом ашкенази оказались и наиболее исследованным в медицинском и генетическом плане народом, что и дало возможность выявить почти два десятка специфических генетических болезней.

Но никаких данных о том, что некогда имели место успешные попытки создать условную бактерию, которая вызывала бы требуемую мутацию искусственно, нет. И наоборот — медицина пока не способна «исправлять» дефектные гены, купируя болезнь еще на стадии развития плода.

Угроза бактериологического оружия существует просто потому, что существует само оружие, пусть даже в законсервированном и строго охраняемом виде.

Выделять же это в особое направление террористической угрозы пока преждевременно, благо это тот самый случай, когда угрозу легко вычислить заранее.

Отследить психопата с грузовиком в Ницце сложно, а определить признаки активности при попытке создать боевой вирус — наоборот, очень просто. При этом есть общемировой консенсус относительно невозможности использования и разработки новых штаммов и постоянно идет работа по созданию антидотов. А фактор психопатов-одиночек существует во всех высокотехнологичных областях.

Деловая газета «Взгляд»