ТАЛЯРОНОК Иван
То, что Россия обладает крупнейшими на планете сырьевыми ресурсами, общеизвестно. Нашей стране принадлежит первое место в мире по запасам природного газа, железа и деловой древесины, второе — по запасам угля и редкоземельных элементов, третье — по гидроэнергетическому потенциалу, пятое — по нефти.
А вот в рейтинге уровня жизни Российскую Федерацию надо искать гораздо ниже. Если оценивать доходы сограждан по покупательной способности, впереди нас оказывается 44 страны. А если брать номинальные доходы, выраженные в долларах, то мы и вовсе довольствуемся 66-м местом, уступая даже таким незнаменитым в мировом клубе богатеев государствам, как Турция, Уругвай и Экваториальная Гвинея.
Справедливости ради надо отметить, что всего в этом списке 186 государств, то есть Россия расположена всё-таки выше середины, опережая в частности Румынию, Болгарию, Украину и целый ряд других европейских стран. Но всё равно — несоответствие богатства нашей природы и скудости наших доходов разительное!
Почему мы, обладая грандиозными природными ресурсами, не можем превратить их в источник грандиозного благосостояния? Этот роковой вопрос выходит далеко за рамки экономических дискуссий.
Популярны два ответа на этот вопрос.
Либо русские люди никуда не годятся, — так рассуждал, например, Гитлер, хотя похожее мнение можно услышать и сегодня.
Либо никуда не годится устройство нашего общества.
Второй вариант как-то больше греет душу, вдохновляя «юношей бледных с очами горящими» на революционные подвиги. Юноши такие встречаются как в семнадцатилетнем возрасте, так и среди тех, кому за семьдесят. Им кажется,- вот только переустроим общество по «правильной модели», и в исторически короткий срок, при жизни одного поколения, немедленно переместимся на вершину рейтинга, аккурат между США и Швейцарией. И даже выше Швейцарии,- куда же им тягаться с нами без газа и без нефти!
Впрочем, есть и третий вариант ответа на роковой вопрос, так сказать — ответ интегральный. Сами несметные сокровища Земли Русской нас и испортили. Испортили каждого по отдельности и всё общество в целом.
Раз у нас такие богатства под ногами, ни к чему нам было совершенствовать социальную модель и совершенствоваться самим, изобретать, развиваться, навыкать в предприимчивости. Зачем сберегающие технологии, если всего навалом? Зачем повышать урожайность, если легче распахать лишнюю делянку, — благо просторов до горизонта видимо-невидимо? Зачем общественный контроль, если и так всего хватает? Зачем строгое соблюдение законов, если всегда можно что-то стырить — никто на бескрайнем фоне и не заметит?
Стоп, читатель, стоп! Кажется, я так убедительно начал базу под наше отставание подводить, что впору и поверить. Признаюсь сразу — сам я так не считаю. Но людей, готовых списать все проблемы России на избыток ресурсов, предостаточно.
По сути, это один из догматов либеральной религии.
Над Россией тяготеет сырьевое заклятие, — считают её приверженцы. Обилие ресурсов затормозило русских в прошлом и не позволяет развиваться сейчас. Поэтому такой восторг вызывает в либеральной компании падение нефтяных цен. Поэтому с таким триумфальным выражением лица вещал о «конце нефтяной эры» Герман Греф и так бодро аплодировали ему делегаты гайдаровского форума.
Им кажется, отними у России углеводороды, и она немедля перестроится в некий евразийский дубль Соединённых Штатов. Или в гигантскую Швейцарию, — не знаю точно, что там маячит в их грёзах?
То, что мы, потеряв нефтяные доходы, сможем быстро рвануть вперёд и обогнать мировых лидеров по уровню жизни,- это, конечно, утопия. Если с нефтяным «движком» не догнали, то без него и вовсе отстанем. Это, вроде бы, ясно всякому, кто мерит жизнь не либеральными догмами, а практическим опытом.
А вот насколько благосостояние страны зависит от обилия природных ресурсов или от их отсутствия — это вопрос, над которым стоит порассуждать. И, прежде чем делать выводы о России, надо внимательно посмотреть вокруг неё. А то наши певцы западной модели, кроме Давоса и Уолл-стрит, даже на Западе ничего толком не замечают.
Есть в западном мире две страны, которые по обилию ресурсов входят в мировую пятёрку — это Канада и Австралия. А есть ещё две, о минеральных богатствах которых никто никогда не слышал, ввиду почти полного отсутствия таковых — это Дания и Бельгия. Но в рейтинге Всемирного банка, ежегодно ранжирующего нации планеты по душевым доходам, все четыре стоят подряд, где-то в районе двадцатого места.
Может, канадцы с австралийцами свои ресурсы неумело используют? Может, их общество очень недоразвито по сравнению с датским или бельгийским? Институты хромают, демократия не созрела, гражданская активность оставляет желать лучшего? Может, Канберру и Оттаву подводит полуфеодальный рынок?
Нет, общество в Канаде и в Дании вроде бы не сильно отличается. Изобилие ресурсов не задержало канадцев в развитии по сравнению с датчанами, но и ничуть не помогло в экономическом соревновании. Хотя минеральных богатств у Канады больше на два порядка, а если считать на каждого гражданина, то придётся раз в двадцать больше, чем на гражданина Дании.
Есть ещё Великобритания — материнская страна для канадского народа. Она стоит чуть впереди Канады по долларовым доходам на один карман, хотя природных ресурсов на одного англичанина приходится даже меньше, чем на одного датчанина.
И всё же канадцев по сравнению с англичанами никто отсталыми не считает. Собственно говоря, это один тип общества, один народ. И уровень жизни они поддерживают примерно одинаковый — что на маленьком туманном острове с давно вычерпанными недрами, что на гигантском материковом пространстве с несметными богатствами. Где же тут роль природных ресурсов? Ау!
Получается, много ли сырья в недрах или почти вовсе нет — на развитие экономики это мало влияет. Во всяком случае, не так уже заметно. А что же тогда влияет?
Присмотритесь внимательнее: страны с огромными ресурсами в расчёте на одного обывателя — это страны редконаселённые. И Россия такая, и Канада, и Австралия. (В этом ряду обнаружим ещё Казахстан, Монголию, Ливию и т.д.) Когда много земли на человека приходится, то в этой земле и сырья немало найдётся. Есть где искать.
А почему они редконаселённые, если так богаты сырьём? Что же это сырьё не привлекло переселенцев в нужном количестве? Рыба ведь ищет где глубже, а человек — где лучше. Что же это сотни миллионов теснятся в бедных ресурсами странах, а в богатых — всего по нескольку человечков на квадратном километре аукаются.
В Сингапур — на крошечный пятачок, где и участков свободных не осталось, за последних полвека 3 миллиона переселенцев приехало, а в штат Западная Австралия («штат дикого цветка»), который в минеральном отношении является настоящим клондайком, формируя почти 10% мирового рудного экспорта, и по площади равен всей Западной Европе, перебралось за это же время не больше 1 миллиона человек. Что бы тем трём миллионам новых сингапурцев, вместо своего тесного города, где даже воды не хватает, не отправиться на просторы Западной Австралии, напичканные железом, бокситами, золотом и нефтью? И ведь не бедствуют в обделённом ресурсами Сингапуре, а живут не хуже, чем в Западной Австралии.
Выходит, есть экономические факторы куда как важнее минеральных ресурсов.
В давние времена таким фактором являлось плодородие земли. Тут работали почва плюс климат. Ведь что толку в огромных пространствах, если они малоплодородны? Цивилизация зарождалась в узких долинах Нила и Евфрата, а не на просторах сухих степей и северных лесов.
Плодородие земли вкупе с рыбными запасами тёплых морей позволили обеспечить критическую плотность населения. А дальше плотность населения сама стала важнейшим экономическим фактором, стимулирующим развитие.
В густонаселённых странах возникает кумулятивный эффект, облегчается кооперация, возникают многочисленные торговые связи с минимальными транспортными издержками. Когда люди живут густо, им легче обмениваться и товарами, и опытом, легче находить смежников и покупателей. Здесь возникают финансово-производственные центры, притягивающие к себе и людей, и деньги.
Внутри России такими центрами, накопившими критическую массу населения, в историческом масштабе совсем недавно стали Москва и Петербург. И хотя оба города стоят на бывших болотах, и никакими природных ресурсов под ними нет, но люди предпочитают ехать туда, а не в Железногорск и не в Апатиты, — и зарабатывают больше, чем в добывающих регионах.
Но по мировым меркам Москва и Петербург — небольшие экономические оазисы, несопоставимые с метаагломерациями Западной Европы и Восточной Азии. Население Московской губернии превысило пять миллионов только в прошлом веке, а население сравнимого по площади треугольника Кёльн-Амстердам-Париж перевалило за пять миллионов ещё во времена Жанны Д?Арк. Представляете, какие за это время были сделаны вложения в инфраструктуру региона?! Сколько людей работало над его благоустройством? Какой там накоплен культурный слой в прямом и в переносном смысле?! Это не углеводороды какие-то, которые сгорели один раз в топке — и нету их, дымом развеялись на ветру.
Чтобы оценить роль ресурсов в мировой экономике, представьте себе автомобиль. Самый ходовой, эконом-класса, типа «Рено Логан». Стоит он сейчас, при средней комплектации, порядка 500 тысяч рублей или 8 тысяч долларов. Железа в его конструкции чуть больше 500 килограммов, что по современным ценам холоднокатаной стали можно оценить всего в 200 долларов. А железная руда, необходимая для изготовления этого железа, имеет цену вообще пустяковую — жалких 30 баксов. Сравните три цифры: восемь тысяч, двести и тридцать. А если возьмём какой-нибудь наворочанный «Инфинити», разница ещё больше получится.
Вот вам и роль сырья в экономике — 0,4 процента. И ещё пару процентов — первый передел. Всё остальное — мастерство и технологии в высокой концентрации.
Высокая концентрация здесь — ключевое слово. В пресловутом треугольнике Кёльн-Амстердам-Париж, где бок о бок проживают полсотни миллионов высококвалифицированных людей, производится полный комплект любых деталей, хоть для легковушки, хоть для самолёта,- ничего не нужно закупать вдали, чтобы не терять время и не тратится на транспортировку. Издалека привозят только самое примитивное сырьё.
И покупателей на этом клочке земли сосредоточено столько, сколько в России от Волги до Енисея не наберётся. В России, так же как в Канаде или Австралии, таких идеальных экономических очагов, где на минимальном расстоянии друг от друга проживает пятьдесят миллионов смежников и потребителей, просто нет. Наши страны редконаселённые, со сложным климатом, мы таких экономических бонусов развития лишены.
Не от богатства подземных кладовых, а по нужде приходится делать ставку на добычу полезных ископаемых. Эти ископаемые потому и долежали до наших дней в русской и канадской тайге, что мало было любителей в тайге селиться. Тут неудобный для экономического развития климат поворачивается обратной своей стороной — отпугивая людей, он сохранил нетронутыми руды и топливо. До наших лет, пока не появились вертолёты и вездеходы.
Кстати, доля добывающих отраслей в ВВП Канады и Австралии ещё выше, чем в России. И это во всех трёх случаях — никакое не проклятье и не тормоз, а единственный эффективный способ вписаться в мировую экономику. Никаких более рентабельных отраслей для развития вдали от мировых метаагломераций человечество не придумало.
Благодаря этому сырьевому фундаменту наши страны поддерживают свои, небольшие по мировым масштабам агломерации: мы — Москву и Петербург, канадцы — Монреаль и Торонто, австралийцы — Сидней и Мельбурн. Те, агломерации, в которых созданы условия для развития высоких технологий. Если лишить Россию, Канаду и Австралию «сырьевого проклятия», то и высокотехнологичные столицы начнут чахнуть, проигрывая конкуренцию регионам с более высокой концентрацией квалифицированных рук, мозгов и платёжеспособных карманов.
Поэтому мечты о том, что долгосрочное обесценивание сырья заставит Россию ускорить высокотехнологичное развитие, надо признать абсолютно невежественными и очень опасными.
Каждая нация использует то, что ей дано, восполняя избытком одних даров дефицит других. Мы развиваемся на трудной, удалённой от издревле обжитых мест, малоплодородной земле. Не растут у нас апельсины и даже редиска в марте на созревает. За нашими плечами нет тысячелетних инфраструктурных вложений, как в Западной Европе и Восточной Азии. У нас нет сопоставимых регионов с высокой концентрацией населения, высокой концентрацией производства и финансов.
Не обеспечивает наша земля такой густоты и плотности. Только редко и просторно на ней можно жить. Зато простор гарантирует обилие сырья — наш естественный плюс, которым мы не имеем права пренебрегать и на который нам нет оснований обижаться.
ПОСЛЕСЛОВИЕ: Ну хорошо, скажет внимательный читатель, без сырьевой специализации России не обойтись. Но почему же мы не можем стоять в рейтинге доходов вровень с теми же Австралией и Канадой, раз у нас такие похожие географические судьбы?
Да хотя бы потому, что беднее мы ресурсами, чем канадцы и австралийцы. Да, полезных ископаемых у нас примерно вдвое больше, чем в любой из этих стран, зато народа — впятеро против Канады и вдесятеро против Австралии. В расчёте на человека не так много выходит. Не такое у нас суровое «сырьевое проклятие».