Первые блокпосты Семья из религиозных соображений всегда была абсолютно аполитичной. Когда в стране начался «майдан» и гражданское противостояние — молились и ни во что не вмешивались. Отец говорил: «Мы ни за правых, ни за левых». Он и ранее принципиально не ходил на выборы, тут же и подавно «в политику не вмешивался». Однако политика сама вмешалась — впёрлась обеими ногами в жизнь этого дома: вначале бунт и государственный переворот в Киеве, потом гражданская война в Донбассе. Женьке крепко запомнился один момент из этих первых дней. Когда киевские силовики дошли до самого Луганска, на блокпостах под Станицей встал «Айдар». В тот день Анатолий Леонтьевич забрал в Станице детей из музыкальной школы и повез домой. Их битком набитую «Славуту» остановили. Проверили. Упырок в камуфляже, потехи ради, гаркнул в открытое окно: «Слава Украине!» — и замер в ожидании. В машине молчали. Он повторил. В ответ упрямое молчание пяти пар растопыренных детских глаз. «Айдаровец» взбеленился: — Чи не знаете, шо надо отвечать?! Говорить надо «Героям слава!» Понятно?! И вновь упорная тишина. Отец сидел прямо и смотрел вперед. Женька говорит, что отчетливо видела его побелевшие костяшки на сжатом руле. Вояка начинал сатанеть — сунул в салон машины автомат и как-то неожиданно тонко, срывая голос, провизжал: «Слава Украине!!!». И тут случилось нечто: хорошо поставленный хор детских голосов слажено ответил: «Слава Богу!». У постового случился культурный шок. Он завис, потом неловко стушевавшись, промямлил в ответ: «А… Ну, тада, спасибо…». И потом, чуть просветлев взглядом, неожиданно добавил: «Езжайте с богом». На этом блокпосту к ним больше не приставали. Позывной «Ангара» Перед войной у Женьки был девичий роман. Общались с парнем почти три года, правда, в основном по телефону. Весной 2014-го она окончила свой колледж. Мир уже летел в тартарары. Планы на будущее по своей обдуманности напоминали «русскую рулетку». В этих условиях они вдруг впопыхах расписались, хотя родители были категорически против. Следом, с началом боевых действий и первых обстрелов, она уехала жить к свекрови в Курск. Устроилась на работу в ателье, но всё как-то не задалось, и к сентябрю, с окончанием активных обстрелов, молодая вернулась домой. Возвращение вышло шокирующим — тут она впервые напрямую соприкоснулась с войной. Дорога из Счастья до Станицы заняла более трех часов — езда черепашьим шагом с постоянными остановками и изматывающие, унизительные «шмоны» на каждом украинском блокпосту. Да ещё на большаке, прям позади их автобуса начался бой. За малым к ним «не прилетело». Приехала же — словно высадилась в пустыне. Людей нет, маршрутки не ходят, попуток тоже не видно — без машин вообще, пустая дорога. Притом, что добралась до Станицы под вечер, часов в шесть. Вокруг гнетущий антураж — пустые дома, много разрушений и зияющих провалов выбитых окон, безлюдные улицы. Мысли соответствующие: — Ну, все — попала. Стою одна, связи нет. В Станице, знаю, орудует нацгвардия. Смеркается… — вспоминает Женька. Спас сосед, каким-то чудом оказавшийся в нужном месте, в нужное время. Не без приключений добрались до родного села — по дороге их тормознули на очередном блокпосту и не хотели пропускать. И лишь увидев дату рождения (дело было на следующий день после именин), «айдаровец» смилостивился, через губу поздравил с «прошедшим» и все же пропустил. С молодым мужем жизнь тоже не сложилась. Он оказался инертным наблюдателем, считал, что надо находиться как можно дальше от происходящего. Мол, «дурных нема подставляться — разберутся без нас». Её воротило от этой позиции: «Почему за меня должен решать кто-то? Это моя жизнь. Это мой город. Это моя страна»… Сама же тянулась к друзьям-ополченцам — вчерашним ребятам из Камброда, рядом с которыми она жила у своей тетки и бабушки в годы учебы в колледже. Да и в целом неглупая девчонка прекрасно видела и понимала, что сделали с её городом. Как он пострадал от варварских, неоправданных обстрелов. Знала, как выживали люди. Не раз сама сталкивалась с киевскими силовиками. Слетающие с её языка термины: «укропы», «каратели», «хунта», «фашисты» и «полицаи» — не ругательства, а осмысленные выводы сложившегося мировоззрения. Тем временем отец продолжал поддерживать семью. Работал, возил в блокадный город молокопродукты. И на блокпостах «айдаровцев», и на позициях ополченцев всегда оставлял молоко и брынзу. Не в виде дани или задабривания «человека с ружьем». Он просто жил по Писанию. Для него действительно не было «ни эллина, ни иудея», а лишь только люди, разделенные и озлобленные войной. Зная об этом, его уважали бойцы по обе стороны фронта. Один раз такое отношение спасло и Женьку. Ведь она, даже начав сотрудничать с ополченцами, все равно еженедельно моталась к своим — в семью. На одном из досмотров у неё как-то обнаружили георгиевскую ленточку. Было всё — угрозы, оскорбления, маты, но дело не дошло даже до побоев: «Та це ж дочка Леонтійовича». Отпустили. Вскоре она начала уже всерьез помогать бойцам батальона «Заря». В ответ дома начались ежедневные скандалы. Девчонка упрямая — заступила в «Заре» на службу у КПП. У мужа начались форменные истерики. Она ушла. Сказке конец. Так Женька стала «Ангарой». Казак удалой В «Заре» она помогала ребятам, занималась делопроизводством, имела выход в интернет. Там, в социальных сетях, познакомилась с Виктором — российским добровольцем, бросившим неспешный бизнес в Питере и с июля 2014 сражавшимся под Луганском. Получивший уважительный у казаков позывной «Дон», он все эти месяцы, что называется, не вылазил из самого пекла. К осени он уже дорос до командира взвода казачьей сотни стоявшей под Станицей. В перерывах между дежурствами на переходе через мост, удержанием рубежей и постоянным «боданием» с противником, «Дон» всеми правдами и неправдами создавал ударное противотанковое подразделение: доставал, выменивал, выпрашивал ПТУРы и гранатометы, находил и переманивал специалистов, обучал и обкатывал людей. Знакомая с азами штабной работы Женька тут как раз пришлась ко двору. Умения работать с картами в google. maps, компьютерные навыки и основы делопроизводства выгодно отличали её от большинства казаков-ополченцев, а тем более бывших станичников, коих здесь служило немало. Бои под Дебальцево застали «Ангару» в расположении сотни — девчонку от души завалили штабной писаниной. «Дон» не вылазил с передовой. Общались по телефону. С каждым разом общение становилось продолжительней. Их все больше и больше тянуло друг к другу. К весне дороги домой не стало. К тому времени по селу поползли слухи, нашлись доброхоты, и Женьку «сдали». Сейчас она спокойно констатирует: «Ну, и в войну же были полицаи, как без этого?». Но тогда Мать по телефону настрого приказала: «Домой не приезжай. Пошли за тебя разговоры. Схватят». В конце мая им дали кратковременный отпуск. Поощрили. Они с Доном решили смотаться на неделю в Крым — хоть одним глазком заглянуть в счастливое будущее. Религиозный и глубоко патриархальный отец эту идею не оценил. Женька до сих пор не может без слез вспоминать свой последний с ним разговор. Так и съездили. Знать бы… Дым над тропой 31 мая, в день Святой Троицы Анатолий Леонтьевич, взяв 17-летнего Алексея и 14-летнего Данила, поехал на торжественное богослужение в Луганск. Хотя украинские силовики и обещали всех пропускать на Троицу, переход гражданским лицам в день большого религиозного праздника оказался наглухо закрыт. Безрезультатно простояв больше часа, мужчины направились к своему знакомому, тоже члену общины, в Кондрашовку и там провели домашнее богослужение. Уже оттуда решили все равно пройти в Луганск: родня, церковь, как же так — Троица ведь?! Из Кондрашовки вела укромная тропинка, о которой, впрочем, все знали. Люди по ней ходили, хотя военные все время грозились её перекрыть. Но отец решил пойти — посмотреть, есть ли путь в город. Около полудня Лёша позвонил домой, сказал, что, дескать, всё нормально, богослужение закончилось, они уже собираются домой. Потом долго никто не звонил. Материнское сердце что-то почувствовало — она набрала, мол, «вы где?». И вновь ответил Лёша: — Мам, мы уже идем, хотим посмотреть тропинку — можно ли будет пройти? Сегодня, говорят, мирные здесь ходили, значит, и мы сможем. Так они и пошли: впереди любознательный Даник, за ним отец, замыкал Алексей. Поговорив по телефону с матерью он, приотстал, как говорится, «по малой нужде» буквально на десять шагов. Это-то его и спасло. Грянул взрыв. Не растяжка. Рванул фугас или тяжелая мина, на которую наступил Данил. Мальчика буквально порвало взрывной волной в клочья. Отца тоже сильно покромсало осколками, но он еще непродолжительное время был жив и даже находился в сознании. Улыбался, пытался успокоить старшего сына и говорил: «Я — к Богу!». Сам Лёша не пострадал. Он кинулся на автостанцию звать на помощь. Люди пришли. Тела собрали. Отвезли в морг. Всё. Когда забирали, по дороге из Станицы в родное село на одном из блокпостов нарвались на отморозков из нацгвардии. Вначале вояки прицепились к гробам. — Что в гробах?! Перевозите или пустые? — Нет, не пустые. На похороны едем. Вот справки и свидетельства о смерти… — Плевать! Открывайте… Заставили открыть. Потом начали проверять документы и сличать их с изуродованными останками. Все это сопровождалось смехом, издёвками и глумливыми комментариями. — Что?! На ту сторону захотелось, к сепарам! А вот нечего шастать! Получили, что хотели. Особо «воякив» повеселило, что младший не дожил месяца до своего пятнадцатилетия. Одним словом, оттянулись хлопці на славу. Всей процессии — убитой горем матери, бабушке, теткам и прочей родне доходчиво рассказали: что нацгвардия думает про горелую вату, колорадов и порционные куски сепаратистов. Дети очень тяжело перенесли трагедию. Дима — брат-близнец погибшего Данилы две недели не мог есть, нормально спать, не заходил в комнату, где они жили с Даником. Не менее тяжело перенес утрату и Лёша. Про Мать и говорить нечего… Месть не женское дело После гибели родных Женька забыла о былом миролюбии и отцовском нейтралитете. Если раньше война не касалась её лично, то теперь она знала, что назад дороги нет. И понимала, кто должен ответить за отца и брата. Практически сразу разведка казаков выяснила, что мину поставили днем, когда в направлении Луганска уже прошли первые люди. Поставили специально, с единственной целью устрашения — отвадить упрямых станичников «шастать» в осажденный город. В город, в котором у большинства были родные, работа. Город, без которого Станице, накрепко завязанной на Луганске всеми жизненными и экономическими связями, попросту не выжить. После глумления над останками Данила и отца, после крови, ужаса и страха всей войны она хотела мести, хотела крови. И главное, у неё оказались не только причины, но и возможности конкретно взыскать по этому счету — такое не прощают. Однако тут вмешался «Дон». Он четко сказал: война дело не женское, а вендетта тем паче — традиционно дело мужчин. Слово с делом у доросшего до начштаба батальона ополченца не разошлось ни разу. Вскоре наблюдатели вычислили хитрую усадьбу на окраине, в которую повадились наведываться увешанные оружием бородачи в дорогом натовском камуфляже. Идентифицировать чеченцев из батальона им. Джохара Дудаева особого труда не составляло. В один из дней, когда в усадьбу заехала особо представительная делегация, следом за ними в окно прилетел реактивный снаряд ПТРК «Фагот». Что может натворить противотанковая кумулятивная ракета в закрытом помещении — военные понимали хорошо. Для того и посылка. Перед операцией Женька от руки написала на небольшой бумажной ленте пару слов пожеланий оккупантам, подписала свой импровизированный транспарант: «За папочку!» и, по-девичьи аккуратно, приклеила его широким скотчем к пусковой трубе ракетного комплекса. А после операции, просмотрев видеоотчет, спокойно отметила: — За Даника тоже будет. По-любому… Сама «Ангара», кстати, боевого оружия в руки не берет. При штабе оно ей ни к чему, а на позициях обходится «Макаровым», по штатному расписанию положен. Однако за спиной у этой девчонки достаточно людей, которым по силам решить её проблемы. Эта еще одна семья, на это раз — фронтовая. И не только в переносном смысле этого слова. 14 июля сыграли свадьбу. Расписываться не стали: «Кому нужны эти формальности?». Ответ держали лишь перед Богом — венчались в Николаевской церкви. Перед событием невесте сшили корсет из камуфляжа, и нашли настоящую фату. У «Дона» вообще из всей одежды один потертый маскхалат. Так они и пришли в храм. А вместо обручальных колец подошла чека от гранаты. — Мы нашли друг друга на войне, полюбили, венчались. Потому и решили такой знак себе взять, — говорит Женька. — Но это не знак смерти. Мы будем жить. Останемся здесь — это наша земля, родная. Никому не отдадим и убегать никуда с нее не станем. Витя хочет завести пасеку. Я буду учиться, обязательно поступлю и закончу институт. Буду работать. И, конечно же, у нас будет столько детей, сколько Бог даст. Хоть десять — опыт есть. Глеб Бобров: очерки о гражданской войне, "Свободная Пресса" ← предыдущая статья