Писатель и публицист Дмитрий Ольшанский на своей странице в социальной сети вспоминает, каким был Петр Мамонов.

«Я всегда любил Мамонова.

Я любил все: и те несколько пластинок из восьмидесятых и девяностых, где плотно собраны его шедевры, невозможно выбрать один-два любимых — зато я умею летать, вышли мне денег, я уволился с работы, потому что я устал, это лифт на небо, муха моя как пряник, у нас была любовь, а теперь ремонт, если ты не веришь, что любовь так зла, подойди ко мне, ну, поди сюда, — там все ровно гениально.

И концерты „Му“, которые я не застал, те, на плохих видеозаписях, где он то кричит, то отплясывает, то подпрыгивает и падает, а то выглядывает из вытащенного на сцену шкафа или висит, дрыгаясь, пришпиленный к занавесу, и чужие воспоминания о нем и мушкетерах его круга — московский богемный кавардак, Пушка-Труба, все веселые, пьяные, живые, и спектакли, конечно, спектакли, на одного только „Лысого брюнета“ я ходил раз двадцать — „а не та ли эта баба, что вчера хлебала нашу воду?“, — четверть века прошло, а я помню наизусть каждую фразу, а еще „Есть ли жизнь на Марсе“, где куклы в руках П. Н. вроде так уморительно, а на самом деле надрывно-страшно играют Чехова, и прекрасные роли его у сомнительного Лунгина и одаренного Лобана.

И его фирменные, неровные интонации, какие-то пленительные судороги и куски мимики и речи, из которых он состоял не только на сцене, но и в интервью, и позднее его православие — в его исповедании такое мучительно-эгоцентричное, тяжелое, как бывает у тех, кто с помощью веры завязал с чем-то разрушительным в себе, но так естественно пересоздавшее его жизнь, и даже последних лет его полупесни-речитативы, странные, темные, но сквозь которые он по-прежнему был подробно виден — и потому ценные, и тот сквозящий дух меланхолии, нежной тоски, что так поразительно соединялся в его музыке и его образе с криком, вывертом и прыжком в никуда, и саму мысль о том, что живет еще на свете в своем сельском доме этот удивительный человек, артист, тиран, поэт и проповедник, и благодаря ему мир наш становится разнообразнее и сложнее.

Я всегда любил Мамонова.

С сегодняшнего дня он уже знает, что значит на самом деле это слово — „всегда“. И пусть ему — там, где открывается смысл этого трудного для нас слова, — будет легко и свободно».

Читайте также: Британия «затачивает» свой спецназ на войну с Россией и Китаем