Режиссёр-документалист, коренной дончанин, военкор одного из донецких информагентств Максим Фадеев снимает кино о Донбассе с начала 2014 года. Среди его лент — «Славянск. Хроника войны», «Сепаратисты», «Терминал», «На войне как на войне», «Дорогами войны», «Привет из Горловки», «Непокорённый». Последняя большая картина — двухчасовой «Его батальон», снятый год назад, — была посвящена Мотороле и «Спарте».

Фильмы Фадеева правильнее называть документальной хроникой. В них нет сюжета, осмысления событий или оценки — просто фиксирование происходящего.

Режиссёр рассказал, как снимал бои за донецкий аэропорт, чем примечательны его герои и что в его работе самое сложное.

— Максим Фадеев — это псевдоним. Приходится скрывать своё настоящее имя?

— Приходится. В первую очередь потому, что на той территории у меня остались родные. А создание подобных фильмов на Украине называется «террористическая деятельность». Тем более я пересекался с Гиви, Моторолой, другими бойцами и командирами. За меньшие провинности люди по девять лет получают.

Одна моя знакомая работала на телевидении и брала в 2014 году интервью у ополченцев, просто задавала вопросы. На неё завели уголовное дело, сейчас она скрывается в Крыму.

За последний год минимум пятеро моих знакомых, которые воюют за ДНР, но родственники которых продолжают жить на украинской территории, подверглись давлению. Угрожают здоровьем близких. Принуждают к сотрудничеству. Требуют, чтобы сдавали своих. Или просто деньги сбивают…

Читайте также: «Меня хотели сделать палачом»: основатель диверсионной группы «Азова» рассказал шокирующую правду о пытках на Украине (ФОТО, ВИДЕО)

— Ваш первый фильм «Славянск. Хроника войны» — единственное серьёзное документальное свидетельство начала этого конфликта. Почему решили снимать?

— До войны я работал в журнале, но всегда хотел попробовать себя в документалистике. А тут эта история. Тем более необходимо было показывать, что происходит.

Представьте: по тебе стреляют, а твои друзья в том же Донецке не верят. Ты объясняешь: «Ребята, война уже идёт!» А тебе: «Может, это какие-то террористы?»

Вообще, когда всё началось, у меня было ощущение, что я попал в фильм «Батальоны просят огня». Семёновка — это пригород Славянска, — обычный день. И вдруг обстрел из всех видов вооружения. 82-е и 120-е мины летят. Артиллерия долбит. Снайперы стреляют. Уходит разведка, приходит разведка. Раненые мирные люди, горящие дома. Всё это обычно по телевидению не показывают.

Ведь как строится репортаж? Корреспондент выходит: «Здравствуйте, я нахожусь на передовой, вот бойцы», — и описывает ситуацию. Я не стал ничего описывать, просто снимал, без всякого закадрового голоса.

Подумал: «Зачем что-то объяснять?» Тем более я не умел этого делать.

— Когда смотришь ваши ленты — ощущение полного медитативного эффекта. Вроде бы ничего не происходит, обычная хроника. Но не оторваться. В чём дело, как вы думаете?

— Сложно сказать. Я всегда искал героев, за которыми интересно было бы наблюдать, даже если они ничего не делают. Интересно их слушать. Война в самом начале собрала много ярких личностей. В Славянске, помню, был блокпост «У Бати», и я всё время приходил туда снимать и как заворожённый слушал этого Батю.

Или позже, также в Донецке, приходил в терминал к ребятам и тоже слушал. Эти люди напоминают мне героев фильма «Они сражались за Родину».

О чём говорят герои Шукшина, Буркова, Никулина? Да вроде бы ни о чём, о простых вещах. Но не оторваться.

— Война идёт четыре года. Как-то это влияет на бойцов?

— Схлынула первая волна подъёма. Сейчас, если снимаешь людей, разговор уже другой. Бытовуха, рутина. Однажды я у одной медсестры интервью брал, и она рассказывала: в Славянске при практически полном отсутствии медперсонала и большом количестве тяжело раненных не было ни одного «гнойного» больного! Почему? Подъём энтузиазма. Даже болезни не брали.

А сейчас зайди в травматологию…

— С Моторолой вы хорошо были знакомы?

— Да. В чём-то Арсен был моим наставником. Научил, как выживать под огнём. Объяснял, что вот, например, летят 82-е мины — это не страшно, бетонное перекрытие они не пробивают. А вот стреляют наши. А это танк — его тем более бояться не надо: если попадёт, всё равно уже не узнаешь!

В первый день, когда я их снимал, Мотор вообще вышел из укрытия и под пулями ходил, фотографировал горящий дом. Не боялся. А мы боялись.

Когда меня ранило (М. Фадеев во время съёмок в терминале получил осколками ранение в шею и спину. — прим. ред.), он же руководил оказанием мне первой медицинской помощи, сам вывозил на машине…

— Как вы попадали на передовую в разгар боёв?

— Сидишь дома в центре Донецка, в 6–7 км от аэропорта, слушаешь: ага, стреляют. И уже не можешь оставаться на месте, понимаешь: надо идти снимать! Машины у меня нет. Общественным транспортом доезжал до конечной.

Дальше пешком шёл в обход всех блокпостов, иногда по несколько часов: дорогу я знал. Несколько раз таким образом приходил как раз в разгар боёв. Один раз в день штурма старого терминала. Другой — в день прорыва на новый.

— На украинской стороне не приходилось бывать?

— Один раз был. В Дебальцеве, в феврале 2015 года, как раз накануне штурма. Тогда ещё там стояли войска ВСУ. Я снимал Горловку. Меня возил таксист-ополченец, бесстрашный парень. В дороге у нас зашёл разговор о Дебальцеве, и на свой страх и риск мы пристроились к колонне ОБСЕ и поехали туда.

По дороге вспомнили, что на заднем стекле флаг ДНР, убрали срочно его. Прибыли на место. Таксист сидел всё время в машине. Я снимал, как украинские военные выдают местным жителям гуманитарку, причём по паспортам. Взял интервью у украинского офицера.

Просто разговаривал с мирными людьми, задавал им вопросы. Они меня, кстати, открыто посылали, говорили: «Всё равно всё переврёте!» Ругались страшно. Кому-то я шёпотом говорил, мол, я из Донецка.

Вокруг бегало с камерами много людей, поэтому на меня особо не обращали внимания. Хотя в толпе я видел людей в штатском и бронежилетах — эсбэушников. Уехать нам удалось тоже благополучно. Но это был один из самых страшных и неприятных дней за все четыре года работы. Кадры той съёмки вошли в фильм «Дорогами войны».

— В какой-то мере вы оправдываете действия украинской стороны?

— Учитывая то, что я видел, — нет. Ладно, с Западной Украиной давно у нас проблемы. Но как понять своих — Запорожье, Днепропетровск, Николаев?

— Вы сняли 14 больших документальных фильмов. Какой из них дался сложнее всего?

— Сложными были не фильмы, но отдельные эпизоды, которые трудно пересматривать во время монтажа: каждый раз плачешь. Например, когда бабушка идёт по выжженному Улегорску после четырёх дней боёв в пункт эвакуации — с сумкой, еле держась на ногах.

Или в фильме «Привет из Горловки», где дети поют в бомбоубежище песню Глеба Корнилова, посвящённую этой войне, — «А России всё нет…»

— Вам удалось что-то изменить своими фильмами, как вы считаете?

— Вряд ли. Сначала я наивно полагал, что с их помощью можно повлиять на ситуацию. Помню, в Славянске был обстрел психиатрической больницы, эвакуировали больных. И я думал, что одного только этого репортажа может быть достаточно, чтобы остановить войну. Казалось, люди сейчас увидят, узнают, поймут!..

С другой стороны, я многого не сделал сам. Например, в Славянске, Краматорске, Николаевке погибло много мирных жителей. Там, где оказались российские журналисты, удалось зафиксировать эти потери — журналисты элементарно записывали их имена. Я этого не делал, не догадался.

Украинская армия списки жертв своих обстрелов не вела. Эти люди навсегда вычеркнуты из памяти.

— Над чем работаете сейчас?

— За последний год снял небольшую видеозарисовку «Пулемётчик Паша». Несколько клипов для Юлии Чичериной.

Сейчас набираю материал к новому фильму, идея которого — посмотреть на войну с обеих сторон.

Читайте также: Умер боевик «АТО», объявивший голодовку в больнице (ФОТО)

Сергей Прудников