«Если бы меня спросили: “На чьей стороне ты будешь воевать?”, я бы сказал: “На стороне тех, чьи дети там гибнут…”» — Альберт Андиев, доброволец из Осетии, сражавшийся в Сербии.

Фоторепортаж путешествия по маршруту Ростов-на-Дону — Донецк — Ростов-на-Дону ростовчанина Александра Воробьева.

… Прежде чем выехать, смотрю на термометр и на часы, пол-шестого, +27 С.

Ростов пока спит, машин мало.

Отличное настроение, как и всегда когда я еду в Донецк, чтобы помочь людям, которым сейчас намного труднее, чем тем, кто живёт в спокойном и сытом Ростове.

«Гранта», загруженная по самое «не хочу», уверенно глотает километры.

Вокруг меня ухоженные донские поля, а впереди отличная дорога.

После поворота к границе дорога похуже, но полей это не касается — они по-прежнему хороши.

Подъезжаю к таможне и понимаю: это надолго. Машин очень много, большая часть с украинскими номерами. Два автобуса стоит, пока продвигался в очереди ещё два подъехало, на паспортном контроле очередь.

Впереди меня семейная пара из Украины с маленьким ребёнком. Кондиционера в машине нет и ребёнка то и дело берут на руки, чтобы погулять с ним.

Солнце уже печёт не на шутку.

Без пятнадцати девять, на таможне пересмена. Время тянется как надоевшая жвачка, навстречу идут со смены таможенники.

И тут вдруг один из них меняет направление движения, подходит к паре с ребёнком, что-то говорит, те садятся в машину и минуя очередь едут к терминалу.

А ведь мир не без добрых людей, я сижу и жалею, что не предугадал такое развитие событий и не снял его на камеру.

Когда таможенник возвращается мимо меня, я опускаю стекло и говорю ему: «Спасибо!» и показываю большой палец, тот отмахивается, мол, пустое.

Я немного нервничаю, меня уже ждут в Донецке: мой друг со списком людей, нуждающихся в помощи, и такси, которое по навигатору оптимальным маршрутом провезёт нас по адресам.

Выезжаю с таможни и давлю на акселератор, не успев сфотографировать две машины ОБСЕ, стоящие метрах в пятидесяти от выезда с ДНРовской таможни.

Метров через 700–800 поворот, на котором в мой первый приезд стоял подбитый и полностью сгоревший БТР.

Тогда таможня и с российской стороны, и с ДНРовской была во многих местах побита осколками, забор её ограждавший местами больше был похож на решето.

И снова поля, теперь уже донецкие, но они ухожены, всё пучком! Видна высоковольтная линия, ,От Зугрэс идёт», — отмечаю про себя.

Еду через Иловайск.

Некоторые жители города торгуют у дороги дарами лета — яблоками, огурцами, помидорами…
Вдруг вижу стоящую у дороги с яблоками потрясающе красивую и чистенькую маленькую старушку в идеально белой старомодной блузке, останавливаю машину. Мне очень хочется её сфотографировать, но я знаю, что не смогу это сделать. Почему? Думаю, что мои читатели и сами догадаются.

Она такая трогательная, что мне хочется обнять её, но вместо этого я достаю кое-что из машины и прошу бабушку это принять. Она отказывается: «Вам далеко ехать», но я настойчив и она сдаётся, сказав смущённо: «Но ведь я вам деньги должна…» — «Ничего вы мне не должны, на здоровье!» — и почти бегу к машине, как вдруг понимаю, что узнаю это место: дом на перекрёстке был раньше здорово повреждён, а сейчас как новенький! И вот его-то мне ничего не мешает снять.

Дорога хоть и узкая, но идеально ровная. Я всё жду когда начнётся самый плохой её участок, который являлся таковым ещё со времён СССР, но его больше нет!

Вся дорога до Донецка в идеальном состоянии, и уже совсем скоро я встречаюсь с ожидающими меня дончанами.

Так как много фотографирую прямо через лобовое стекло «Гранты», а машина Олега, ведущая меня, естественным образом попадает в кадр, я спрашиваю у друга, не повредит ли это ему, на что получаю ответ: «Ему похрен, у него на ТОЙ стороне никого нет. До войны он был довольно успешным предпринимателем, но ушёл с ополчением защищать Донецк, я тебе как-нибудь о нём подробней расскажу».

А пока мы ездим по адресам в Донецке. Я не пишу о тех, к кому мы ездим. Ограничусь лишь тем, что скажу, что это традиционно Республиканский Дом Ребёнка, вдовы, матери и раненый боец.

Лев Толстой написал когда-то, что, все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Но те семьи, которые я посещаю, в большинстве случаев одинаковы в своём несчастье: погиб тот, кто вышел защищать свою семью и свою землю с оружием в руках.

Людей на улицах Донецка совсем мало, кто-то на работе, кто-то прячется от зашкаливающей жары — +41 С в тени.

Объездив несколько адресов едем в частный сектор. Проехав с километр от этого места мой сопровождающий показывает направление и говорит: «Вот там, за балкой, чтобы ты понимал, стояли укропы. Оттуда они гвоздили по этому району. Тогда за один день погибло больше тридцати мирных…»

Костяшки рук, сжимающих руль, белеют от напряжения, и я прибегаю к психотехнике индийских йогов, считая про себя до десяти, постепенно увеличивая паузы между цифрами.

…

… Женщина встречает нас с глазами полными слезами. Она молчит, чтобы не расплакаться и ком подкатывает к моему горлу.
— Если вы заплачете, я тоже заплачу! — пытаюсь пошутить, но голос мой дрогнул, и я вдруг понимаю, что это правда, слёзы стоят и в моих глазах.

Опять едем в центр.

На этот раз мы едем к раненому бойцу.

Я уже помогал ему. Тяжелейшие ранения, которые он получил, осложняются тем, что ему нужны две операции, причём одну (любую из них) нельзя проводить, пока не сделана другая.

Однако сейчас появилась надежда. Нашёлся-таки хирург, готовый взяться за операцию.

Мы пьём квас, говорим довольно долго и он говорит о другом раненом из Докучаевска, которому нужна помощь. Я заверяю Володю, что непременно помогу его товарищу по несчастью, и мой друг тут же записывает его телефон.

Как-то незаметно разговор переходит к тому, «а что если каратели вдруг войдут в город», и Владимир тут же преображается, он говорит, что до последнего вздоха будет стрелять прямо из окна.

Я ни минуты не сомневаюсь в его словах, он БОЕЦ! Но я знаю: до этого не дойдёт, ни армия ДНР, ни Россия этого не допустит.

…

Олег заждался нас, мы довольно долго находились у раненого, но ни своим видом, ни одним словом не выдаёт этого, он всё понимает.

Едем дальше, у нас остался крайний, девятый адрес. Проезжаем мимо Донецкого оперного театра, он также в идеальном порядке.

Моя миссия заканчивается, и я вдруг понимаю, что за день не видел ни вооружённых патрулей, ни блок-постов, даже гаишников не видел от слова «совсем».

Дороги в отличном состоянии, кругом чистота и порядок.

Прежде чем расстаться, я прошу отвезти меня в какой-нибудь парк, чтобы сделать несколько снимков дончан, ибо справедливо подозреваю, что в такое пекло людей можно найти только там, и я не ошибся. Меня привезли на Пушкинский бульвар, и здесь людей довольно много.

Единственный раз за день метрах в ста от себя вижу людей в камуфляже, разумеется, они без оружия.

Я торопливо делаю несколько снимков и вдруг вижу невдалеке небольшую молодёжную тусовку, подхожу ближе («Простите, друзья, подождите ещё немного!»)

Ребята брейк-дансеры довольно лихо проделывают сложные па на радость всем присутствующим.

На скамейке мирно и уютно сидят пожилые женщины, беседуют о чём-то своём.

Возвращаюсь к машине, периодически щёлкая камерой.

Мои друзья не проявляют ни малейших признаков нетерпения, мало того: они предлагают проводить меня и по пути заехать на набережную реки Кальмиус. Я с благодарностью принимаю это предложение.

По дороге нам попадаются две машины ООН.

Спускаемся по дореволюционной брусчатке…

… и вот мы уже на набережной.

----

Эти люди Донбасса просили только федерализацию и статус для русского языка как второго государственного.

За это их нужно было бомбить, расстреливать «Градами», «Торнадо», танками, миномётами, тяжёлыми гаубицами?

И называть это АТО?!

Какие же вы мрази, свидомцы! Я имею ввиду и тех, кто стрелял, и тех, кто отдавал приказы, и тех, кто в соц сетях самозабвенно стучит по клаве, обвиняя «Даунбасс» и «Рашку» во всех смертных грехах!

Зомбированное националистическое быдло, решившее что оно «по над усё»!?

Вот, что вы принесли на Донбасс, — смерть и разрушение.

Так вот «вата», «сепары», «даунбасцы» … — это красивые и мужественные люди, которых вам никогда, слышите? никогда не победить, «пэрэможцы» несчастные!

И кроме того: Россия их не бросит, потому что ОНИ наши братья, а не те бандеровские гниды, что убивали их раньше, и не оставляют мысли продолжить своё чёрное дело сейчас.

Ляжете в землю Донбасса все, кто попробует сломить его, знайте и помните об этом!

……

Прощаемся тепло, как и всегда, впрочем. Наше расставание не будет долгим, думаю, что в сентябре опять поеду, но возможно, что встретимся и раньше — в моём Ростове.

Возвращаюсь.

Я уже писал, что дорога в практически идеальном состоянии, судите сами.

За спиной красивый закат, но останавливаться не хочу. День на жаре измотал меня довольно прилично, несмотря на кондиционер в машине.

Сознание выполненного долга переполняет мою душу, и я незаметно для себя, занятый своими мыслями, сворачиваю влево, а не вправо, и понимаю это лишь тогда, когда выехав на пригорок вижу перед собой городок Зугрэс, где расположена Зуевская ТЭС.

Возможно, что именно на этом озере (?) расположен детский пляж, где летом 2014 самолётами ВСУ были сброшены кассетные бомбы на людей и детей, там находившихся, помню из видео на ЮТубе совсем маленькую погибшую девочку.

…

А на том самом месте, где я стою, осенью 2014 г. перехватывали редкие машины на месте уже несуществующего блок-поста преступники-оборотни, переодевавшиеся в форму ополченцев.

Они ограбили и убили несколько владельцев автомашин, которые также похищали, прежде чем были разоблачены.

Гражданская война не только подняла лучших, но и всколыхнула всякого рода криминальные элементы, с которыми власти ДНР повели непримиримую борьбу, в которой победили.

Возвращаюсь на ростовскую трассу, и скоро я уже на таможне, где опять большая очередь.

Автобусы и в это время идут в обе стороны один за другим.

Таможня пройдена, еду домой.

Возвращаясь к эпиграфу публикации: слова его взяты из фильма Александра Сладкова «Право на выстрел», цикла «Специальный корреспондент». Альберт Андиев прекрасно сформулировал те чувства, которые овладели многими россиянами, ушедшими добровольцами на Донбасс:

«Если бы меня спросили: «На чьей стороне ты будешь воевать?» Я бы сказал: «На стороне тех, чьи дети там гибнут…»

Он сказал и ещё одну замечательную фразу, когда у него спросили, почему он пришёл защищать сербов:

«Я защищал не только вас. Я защищал свою Родину здесь. Я не хочу чтобы эта война добралась до моего порога…»

Эти простые слова звучат и в моём сердце, и если бы я не делал того, что делаю, то перестал бы считать себя человеком.

Пусть я не воюю, тому есть ряд причин, но главная из них та, что «быть на фронте», как говорят дончане, можно и просто честно, не думая о себе, делать свою часть работы.

Читайте также: «Введите войска»: Три письма Януковича

Александр Воробьев