20.04.2020 - 9:58

В России, по состоянию на 19 апреля, зафиксировано уже более 42 тыс. инфицированных коронавирусной инфекцией. При этом порядка 3,3 тыс. человек уже вылечились. Многие из них после выписки из больницы обязаны в течение двух недель находиться дома на карантине. Как они поняли, что заболели? Трудно ли было перенести болезнь? Реально ли лечиться дома? Как лечат в российских больницах? И что происходит после выписки?

Евгения, 34 года, Зеленоград

Меня госпитализировали в больницу 30 марта с двухсторонней мультисегментарной пневмонией и подозрением на коронавирус. Мне 34 года, но, несмотря на это, болезнь протекала тяжело. В течение пять дней температура 39,6 практически не сбивалась.

Было больно дышать, кашель такой, что кажется, что выпадут легкие. Всё это время ко мне каждый день приезжали врачи и «скорая». Первый тест сделали спустя пять дней после того, как я почувствовала симптомы. Сперва начался сухой кашель, боль при дыхании. Ощущение, как будто в груди песок. Температура поднялась через несколько дней и не сбивалась. Не было ни боли в горле, ни насморка. Но чувствовалась сильная слабость и ломота в теле, которая сопровождалась расстройством ЖКТ.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Дмитрий Коротаев

В больнице лечащий врач назначила антивирусную терапию, не дожидаясь результатов теста. Давали дорогие таблетки, которые выписывают ВИЧ-инфицированным. Благодаря этим таблеткам становилось немного легче и я могла самостоятельно дышать. При этом общее самочувствие было отвратительным, приступы кашля сохранялись и каждый раз как будто выворачивали меня наизнанку.

Дыхания не хватало даже на простые вещи, при попытке почистить зубы я практически теряла сознание. Даже держать глаза открытыми сложно, настолько сильная слабость. Все силы уходили на то, чтобы пить много воды. У мужа тоже диагностировали коронавирус. Были симптомы болезни, но не такие тяжелые, как у меня, у него всё прошло за пять дней. Сейчас у него есть кашель, но чувствует он себя совершенно нормально, даже может на голове стоять. Ребенка оставили с бабушкой, у них вирус не подтвердился.

Через восемь дней в больнице мне стало лучше: температура спала, кашель то лучше, то хуже. При этом слабость, одышка, тошнота и боль в груди никуда не делись. Сильно изменилось восприятие вкуса, поначалу всё казалось горьким и тухлым. Давали антибиотики, препараты от тошноты и лекарство для ВИЧ-инфицированных. Тест сделали трижды, но результаты сообщать не стали. Возможно, не хотели нагнетать.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Дмитрий Коротаев

Один из самых неприятных моментов — выписка из больницы. Я была в стабильном состоянии, но всё еще чувствовала симптомы болезни. Пролежала две недели, и за день до выписки у меня был очень низкий показатель сатурации — насыщения крови кислородом, при таких значениях рекомендуют вызывать «скорую». Во время моего пребывания в больнице в здании продолжался ремонт, а врачей не хватало на всех. Но, насколько мне известно, больнице дали всего пять дней на подготовку, включая строительство шлюзов для перехода в красную зону. Поэтому в ситуации нет вины руководства больницы.

В приемной все сидят вместе, и никто не знает, есть ли у кого-то вирус. Я четыре часа ждала и просила дать мне воды, но вокруг все носятся и всем не до моих просьб.

Если человек попал в больницу, ему нужно самостоятельно помнить, какие у него назначения и процедуры. У меня было очень высокое давление, не могла есть и спать, но почти сутки я не получала укол. При госпитализации и во время пребывания в больнице мне сделали КТ, во второй раз увидели только ухудшения. При выписке делать КТ отказались, потому что много желающих.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Дмитрий Коротаев

После выписки мне нужно продолжать принимать препараты, теперь их нужно покупать самостоятельно. У меня предписание, что я обязана сидеть на карантине, у мужа такое же. Дорогое лекарство мне в итоге принесли из поликлиники. В выписке поставили диагноз — коронавирусная инфекция, хоть у меня и нет результатов каждого теста, но диагноз я в конце концов узнала.

Я болею уже больше трех недель, и когда это закончится, никому не понятно. Людям сложно понять, в каком отчаянии ты лежишь в больнице. Может показаться, что я недовольна тем, что меня вылечили и отпустили. Мне в любой момент может стать хуже, и я не доеду обратно. Умереть можно за пару часов.

Врачи не виноваты в том, что происходит. Кто-то более внимателен, кто-то менее, но у них в принципе нет достаточного количества ресурсов, чтобы уделить нужное внимание каждому. Хочу, чтобы люди понимали, что оказаться в больнице — не равносильно тому, что тебя спасут. Не будет так, что привезли в больницу — и сразу стало всё хорошо.

За время пребывания у меня дважды случался нервный срыв: не получалось ни есть, ни спать. Из-за вкусовых изменений для меня вся еда казалась тухлятиной, плюс были побочные эффекты от лекарств. Со стороны трудно представить, что такое не есть несколько суток, когда ты хочешь поесть, но не можешь. Постоянно кого-то везут в реанимацию, слышны какие-то вздохи и стоны. Из-за моего состояния, в том числе психологического, меня положили в одиночную палату, пусть и не сразу. Хотя бы не пришлось лежать в шестиместной, там вообще кошмар.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына

Я сижу без работы, причем уже давно: работаю на себя. Не знаю, когда я вообще смогу работать. Поэтому, с одной стороны, мне понятны аргументы про необходимость кормить семью и обслуживать кредиты. Но мне совершенно не ясна мотивация людей, который закупают парацетамол впрок. Из-за них его сейчас не получают те, кому он реально нужен. Та же история с пульсоксиметрами — из-за того, что кто-то решил перестраховаться.

Изначально я писала в соцсетях для своих друзей, а потом это начали распространять и одновременно начались претензии от посторонних людей. Меня обвиняли в том, что я стабильная и поэтому меня выписали, а тяжелым больным не хватает места. Но разве это моя проблема? Я жить хочу.

Когда ты лежишь ночью, не в состоянии уснуть от температуры и боли, слушаешь, как при каждом вдохе твои легкие хрустят, как будто кто-то мнет бумагу или пакет, каждый раз, когда приступ кашля душит тебя и слезы льются из глаз, я думала, что я не вернусь домой.

Очень хочу, чтобы хоть кто-нибудь задумался, прежде чем лишний раз решит выйти из дома. У меня дважды была пневмония, и разницу я ощутила сполна. Так плохо, как сейчас, мне не было никогда в жизни, это самое страшное, что вообще со мной случалось. Это очень реальное ощущение того, что ты можешь умереть.

Анна Ковалева, 36 лет, Москва

Когда у меня появился первый симптом — температура 38,0 — я позвонила в «скорую» и сообщила, но мне ответили, чтобы я не переживала, потому что у меня ОРВИ. Но я знаю свой организм: я так не болею, это состояние было очень нетипичным для меня. Позвонила второй раз, ответили, что раз у меня не было контактов с приехавшими из заграницы и я сама не выезжала, то это не может быть коронавирус.

Звонила еще несколько раз, но в итоге вызвала врача из поликлиники. У меня взяли анализ и сказали, что результат сообщат в течение пяти дней. А если мне не позвонят — значит, вируса нет. На шестой день я решила уточнить и заодно записаться к ЛОРу. Мне ответили, что раз время прошло, то у меня точно всё в порядке. На следующий день мне позвонили в дверь, и я увидела людей в костюмах. Взяли еще один анализ и дали бумагу о том, что я обязуюсь сидеть дома.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Дмитрий Коротаев

В течение 10 дней у меня начисто пропало обоняние. Но никакого кашля и проблем с дыханием у меня было. Померили уровень кислорода в крови, всё было в порядке. На следующий день после того, как диагноз подтвердили, пришел врач из поликлиники и дал таблетки от малярии, добавив при этом, что они не помогают и имеют побочные эффекты. Но из-за того, что на тот момент я не ощущала никаких симптомов болезни, я решила отказаться от этих препаратов.

Температура держалась четыре дня, причем последние два дня была 37. Было ощущение, как будто вдохнула носом воды и она стоит в переносице.

Сейчас мне карантин не сняли, по идее, его дали на 14 дней с момента подписания, но точные сроки никто не говорит. Я сдавала еще два мазка, но новые результаты не сообщают. Говорят опять, что если не позвонили, то всё в порядке. Потом уточнили, что в случае подтверждения инфекции мне перезвонят люди, которые этим занимаются.

Мне сказали, что выбрасывать мусор в перчатках и маске не опасно. Продукты все заказываю удаленно, курьеров предупреждаю, чтобы оставляли у двери.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Павел Бедняков

Я запаниковала и отдала дочку маме, как только у меня поднялась температура. У ребенка и у мамы взяли анализы, но у них вирус не подтвердился, симптомов ни у кого из них нет. Еще до того, как я узнала диагноз, я решила не выходить из дома и соблюдать меры безопасности. Мне упорно говорили, что у меня синусит или гайморит, и если бы ко мне не приехала бригада, которая подтвердила бы диагноз, я бы на следующий день утром пошла бы по записи в поликлинику.

Сейчас выйти, чтобы сдать анализы или сделать КТ, я не могу, за это положена ответственность. Я рада, что не попала в больницу. Я не верила в коронавирус, думала, что это всё чушь. Среди моих знакомых вируса боялись все, а я не боялась, но всё равно соблюдала меры предосторожности.

Виктория Багаева, 50 лет, Москва

В нашей семье коронавирусом переболели трое: первым заболел сын, 25 лет, следом я и дочь, 18 лет. Три возрастные группы, три разных течения болезни. Самая легкая форма у дочери: температура 37 один день и общие симптомы интоксикации, но прослеживались потеря обоняния и вкуса. Более тяжелое течение у сына: температура до 39 держалась до пяти дней. Примерно на четвертый появился сухой кашель. Мое течение было средней тяжести с осложнением: двусторонняя пневмония.

Тесты на COVID-19 у всех положительные. Еще до тестирования я сразу поняла, что это не обычный ОВРИ, симптоматика была классическая для коронавируса: резкий подъем температуры, общие признаки интоксикации, недомогание, заложенность носа при отсутствии насморка и полная потеря обоняния. Это было у всех в разной степени: у меня в меньшей.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Дмитрий Коротаев

Я заболела 19 марта, температура держалась 13 дней, не выше 38. Была общая интоксикация. Заложен нос, покраснение горла. Кашель начался на пятый день. С первого дня болезни сына мы самоизолировались, муж остался в загородном доме.

Заболевание протекает тяжело, длительно. Лечение проходила дома, а потом в ГКБ № 67. Каждый день ко мне приезжал врач из поликлиники, проводил осмотр, прослушивал легкие, измерял сатурацию. Хрипов не было, было жесткое дыхание, и был назначен антибиотик. Но на 13-й день, когда мне показалось, что мое состояние улучшилось, у меня снова повысилась температура и стало тяжело дышать, утром я вызвала «скорую» и была госпитализирована.

28 марта меня привезли в стационар. По результату КТ — двусторонняя пневмония. Когда я уже перед выпиской пошла на КТ, аппарат работал без остановки. Ситуация менялась в сторону ухудшения с каждым днем. Сейчас больница заполнена: как только кого-то выписывают, тут же кто-то поступает.

Получала симптоматическое, противовирусное и антибактериальное лечение. Меня выписали 9 апреля с отрицательным мазком и положительной динамикой.

Виктория Багаева

Главное, что я хочу сказать, — слова благодарности всем, кто поддерживал меня все эти дни. Но самая большая благодарность — медицинскому персоналу, который был со мной все эти сложные дни. Наши стационары работают и в диагностическом плане, и в клиническом безупречно. На очень высоком уровне.

Врачи — настоящие герои, работают в сложнейшей ситуации, с максимальной нагрузкой. Они работают настолько самоотверженно и профессионально, что я преклоняю колени перед этими людьми. Нас ни на одну секунду не бросили, не оставили, не забыли. За нами наблюдали и приходили контролировать. Когда я слышу от людей, что им скучно на карантине, я понимаю, что они даже не представляют, что происходит в больницах. Там не скучно.

Низкая смертность — это исключительно заслуга наших врачей. Все пациенты под контролем, есть все препараты, назначение корректируют индивидуально. Палаты регулярно проходят санобработку. Питание хорошее, белье меняют регулярно. И что очень важно — эти люди, чьих лиц я даже не видела, всегда сохраняли спокойствие и бодрость духа.

Фото: facebook.com/Виктория Багаева

15 апреля мой сын сдал кровь с антителами для приготовления плазмы для тяжелобольных и диагностических целей в институте Склифосовского. Мы с дочкой — следующие, но есть ряд ограничений. Я нахожусь на карантине до 23 апреля, а дочь принимала препараты, и врачи уточняют, можно ли после их приема сдавать плазму. В институте сказали, что есть очень большая потребность в такой крови, поэтому я призываю всех переболевших сдать кровь, чтобы спасти жизни других людей и помочь в лечении этого страшного заболевания.

Мария Мухина, 27 лет, Москва

С октября 2019 года я училась за границей, по учебе мы часто перемещались между киношколами в европейских городах: Лондон, Париж, Штутгарт. В марте нам объявили о закрытии университетов из-за пандемии коронавируса. В этот момент я находилась в Лондоне, а все мои вещи были в Штутгарте. Все участники программы улетели в Германию, чтобы после этого выбрать для себя безопасное место на время пандемии.

Я решила вернуться домой, в Россию. Здесь все мои родные и мне есть где жить. Лететь пришлось через Хельсинки, рейсы в тот момент внезапно отменялись, а планы постоянно срывались.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Дмитрий Коротаев

Перед полетом у меня поднялась температура, но я списала это на стресс. Периодически такое бывает. В Шереметьево мне померили температуру, и на тот момент она была нормальной. Но я переживала из-за того, что в последние полтора месяца я находилась в зоне риска, и попросила, чтобы у меня взяли тест. Сказала сотрудникам, что вчера у меня была температура. Без лишних дискуссий у меня взяли тест и пообещали, что перезвонят, если что-то обнаружат. Ребята с моего курса удивились, что в России делают тесты по желанию в аэропорту.

Я не видела родных три месяца, и они стремились поскорее встретиться, но я не разрешила никому из них меня посещать. Первые три дня я чувствовала себя нормально: разбирала чемоданы, занималась стиркой, уборкой и другими домашними делами.

Примерно 20 марта начала подниматься температура, заболело горло, начала сильно кашлять по ночам, пропало ощущение вкуса и запаха. Но это абсолютно привычные для меня симптомы ОРВИ. В Европе многие студенты переносят болезни на ногах и ходят на занятия. Я подумала, что меня заразили девочки из группы в Лондоне.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Дмитрий Коротаев

В воскресенье, 22 марта, мне позвонили с незнакомого номера, спросили мой номер квартиры и этаж. Сказали, что это «скорая» и они должны меня осмотреть. Приехали они к маме, по месту моей прописки. У меня закралось ощущение, что это какие-то мошенники.

Решила позвонить на «горячую линию» Роспотребнадзора, чтобы уточнить. Но в базе информации обо мне не было, и меня заново зарегистрировали. В это время моя мама спустилась вниз и переговорила с этими людьми. Позвонила мне и сказала, что они выглядят как настоящая «скорая», и она дала им мой текущий адрес. Приехавший фельдшер сказал, что у меня положительный тест и надо ехать в Коммунарку. Примерно час я собирала вещи, всё происходило довольно спокойно.

Меня положили одну в двухместную палату, там было чисто и просторно. Но ночью мне внезапно стало плохо: поднялась температура и начался сильный кашель. Было ощущение, что челюсть сводит от кашля, а в горле остались какие-то ошметки. Ночь была страшной, пришел медбрат ставить капельницу и засадил ее мимо. Стало очень больно, меня повело, и я расплакалась. Последующие две недели он делал мне капельницы, и мы сдружились. Но в тот момент было видно, что он сильно устал. Еще и в трех парах перчаток.

Я чувствовала себя неловко из-за того, что заболела, тогда инфицированных в России было мало. Иногда я находила в себе силы и даже подключалась к онлайн-учебе, но большую часть дня просто лежала, как овощ. Температура поднималась до 38,4, но долгое время держалась на уровне 37. Кашель был мокрый, а не сухой. Так что симптомы достаточно индивидуальны.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Дмитрий Коротаев

В рамках лечения мне предложили новый противовирусный препарат. Сначала всё было нормально, но за день до выписки мне стало чудовищно плохо: поднялась температура, ужасно болела голова, глаза и челюсть, сильно тошнило. Не могла ни встать, ни сесть. Врач списал это на побочные действия таблеток.

Всего в Коммунарке я провела 15 дней. После выписки дома была жуткая слабость, и я делала ингаляции с антибиотиком. Каждое утро было трудно встать, чтобы элементарно приготовить себе завтрак. Всё кружилось и темнело в глазах. Я не могла без остановок дойти до кухни или туалета. Уставала моментально, можно было сразу ложиться спать обратно. Но с каждым днем я чувствую в себе всё больше сил.

С понедельника, 20 апреля, у меня кончается карантин, но поликлиника и сервис телемедицины не могут объяснить, что делать дальше. Одни говорят приходить к ним выписываться, другие сомневаются, что можно выходить на улицу. Самое сложное, наверное, даже не перенести болезнь, а понять, как вернуться к обычной жизни. Я чувствую себя уже готовой поехать сдавать кровь и плазму, чтобы помочь тем, кто сейчас болеет. Тяжелым больным, которые лежат на ИВЛ, нужна кровь. А найти тех, кто переболел и может подходить по параметрам для донорства, очень непросто. Пройдя через такое испытание, ты не можешь вести себя иначе: кто, как не мы, люди, которые выздоровели, сейчас может помочь другим.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына

Впервые я написала пост, чтобы показать людям, что это не выдуманная болезнь, что я есть и я болею. У меня не было планов делать эту историю публичной. Посыл был рассказать, что болезнь реальна и нужно быть аккуратными. Среди моих друзей на Facebook реакция была адекватная, а в Instagram пришел народ по хештегам, который начал меня обвинять в том, что я мошенница и ищу способы накрутить подписчиков. Было море негатива, связанного с тем, что я прилетела из Европы. Пыталась кому-то что-то объяснить и рассказать, но это тотальное фиаско: чем больше пишешь, тем больше негатива льется в твою сторону.

Думаю, что мне повезло попасть в первую волну и оказаться в Коммунарке, когда там еще было немного народу. Еще мне повезло с врачами и медицинскими волонтерами. Понимала, что им не хватает времени на всё, но они всегда приходили, помогали и уделяли внимание. Среди волонтеров были не только студенты, но и непрофильные врачи, например дантисты. Они бесплатно помогают, работают без выходных и не жалуются, а это реально внушает уважение.

Читайте также: «У него проблемы»: украинский чемпион сделал резкое заявление о Зеленском (ВИДЕО)

Анастасия Чеповская