17.04.2019 - 13:01

Вот и подошла к концу первая «пятилетка» независимости Донбасса.

Спецкор «КП.ру» Дмитрий Стешин попытался понять: что получили и что потеряли за эти долгие годы мятежные и независимые республики — ДНР и ЛНР?

Вспомнить всё

За эти 5 лет Донбасс стал моим вторым домом. Если сложить все командировки, начиная с марта 2014-го, получится, что я прожил здесь почти год.

Я видел здесь всякое. Щенячью радость первых бескровных побед. Цыганский повстанческий табор в захваченной Донецкой обладминистрации, набитой воинами и паникерами.

Впрочем, паникеров и тогда отправляли мыть туалеты — никто не верил по-настоящему в авиабомбежки, баллистические ракеты «Точки У» и артобстрелы.

Помню Тимошенко, приехавшую мириться с Донбассом «на публику», — ее больше интересовало прямое включение в эфир украинского ТВ, чем поиск компромиссов. Помню последние работающие банкоматы, выдающие бумажки по одной гривне. Стремительно закрывающиеся брендовые магазины — лишь бы все распродать за копейки и уехать скорее в Киев.

Пустые улицы, трава между стыков плитки у входа в зеркальные офисы, люди с оружием, грозный рокот артиллерии на горизонте. Помню, как вылизывал вилки и тарелки: мытье посуды в городе без воды — пустое расточительство.

Вылетевшие стекла у трети города — после попадания «Точки У» в «Казенный завод», делающий взрывчатку для шахт.

Трясущиеся полы в моей квартире — это минометы диверсантов ударили по больнице на проспекте Ильича и попали в морг, где лежал убитый и сожженный украинскими спецназовцами наш друг, фотограф Андрей Стенин. Как будто второй раз его убить хотели.

Помню трупы на донецкой остановке — сидящие в троллейбусе, лежащие на газонах. Обычные горожане, ехавшие к 9 утра на работу.

Шеренги интеллигентных донецких стариков, якобы продающих книги у входа в супермаркет — с циничным хохотом с телеэкранов, Украина перестала платить пенсии «старым сепарам». И сами эти пустые супермаркеты, заставленные шеренгами соков и кетчупа — как на закате СССР. И как не ездил на интервью без пакетов с макаронами и банками тушенки и сгущенки. Все помню.

Читайте также: «Остаточнэ прощавай»: почему поражение Порошенко и победа Зеленского — это не главное

Помощь России в Донецке помнят и ценят / Фото: Дмитрий Стешин

Сейчас в Донецке тихо, артиллерии не слышно — украинская армия притихла под выборы. Я стою на балконе, над городом, жмурюсь от первого солнышка. Листвы еще нет, и я вдруг вижу десятки недостроенных зданий — офисов и жилых многоэтажек. Никогда их не замечал.

В 2014 Донбасс переживал экономический рост и его просто срубили на взлете. И Россию подрубили, и Украину…

В этот момент, на высоте 13 этажа, прямо на уровне моего лица, проходит с тихим жужжанием беспилотник. Крошечный, размером с детскую ладошку. Идет точно над осевой полосой проспекта, она для него ориентир. Что-то высматривает.

Донецкие силовики, которых я потом спрашивал про этот странный летающий объект, лишь пожимали плечами: «Война!». Судя по размерам, беспилотник запускали из соседних дворов. Украинская агентура или разведка?

Сейчас в Донецке тихо, артиллерии не слышно — украинская армия притихла под выборы / Фото: Дмитрий Стешин

Разговор после комендантского часа

После 9 вечера дороги и улицы в республиках вымирают. Комендантский час здесь соблюдают свято, наказание суровое — две недели в тюрьме, или как тут говорят — «на подвале». И не важно — кто ты, какие связи, кто за тебя будет просить.

«Укропской агентуры» в городе прибавляется с каждым годом, по-другому и быть не может в этом затянувшемся и кровавом безвременье, где бедность пытается конкурировать с нищетой.

С украинской стороны через соцсети идет постоянный поиск недовольных среди молодежи. Именно для нее происходящее — самое тяжкое испытание, нет «советских» защитных блоков и исторической памяти. В день первых неудачных «выборов Порошенко» по интернету пытались разгонять информацию о «митинге против комендантского часа», рассказывали о «нарушении прав влюбленных», которым не погулять ночью. Но дурных не нашлось — я специально приходил посмотреть на них на бульвар Пушкина.

Мой собеседник с позывным «Гудвин» приезжает ко мне в гости «на флажке», в 10 вечера, у него, конечно, есть все ночные пропуска, но выходить его встречать на улицу он сам не рекомендует.

«В миру» «Гудвин» — Даниил Безсонов, официальный представитель Народной милиции ДНР. Киевлянин, бывший милиционер. Улыбчивый и интеллигентный парень чуть за 30 лет и почти весь седой…

В 2014 Донбасс переживал экономический рост и его просто срубили на взлете / Фото:Дмитрий Стешин

У меня были свои вопросы, но «Гудвина» вдруг прорывает и он много часов рассказывает, как приехал в Донецк из Киева 8 апреля 14-го и стал комендантом шестого этажа в мятежной обладминистрации. Рассказывает про малоизвестный кровавый штурм воинской части в Мариуполе: ловушку, которую устроили украинские спецслужбы повстанцам — чтобы отстрелить и задержать самых активных. Я приношу бумагу и ручку — «Гудвин» с мастерством военного топографа рисует схемы к каждому рассказу.

Читайте также: Савченко: Если останется Порошенко, будет война (ВИДЕО)

Потом оборона Славянска. Бой под Красным Лучом — когда ополчение пробивало дорогу для первого гуманитарного «белого» конвоя из России.

Далеко за полночь, мы добираемся до сегодняшних дней:

— Можешь сравнить мотивацию ополчения и украинской армии. Пятый год война. Уже дольше, чем Великая Отечественная. Кто за что воюет?

— У нас нет уже давно ополчения, есть Народная милиция. Это полноценная армия. Но наша мотивация не изменилась с 2014 года. Мы защищаем мирное население, живущее за нашими спинами. Большинство наших военных — местные ребята, они защищают своих близких и свои дома.

— А у противника?

— По нашим разведданным и показаниям их пленных, основная мотивация — это зарплата. С экономикой на Украине печально, военные, по сравнению с гражданскими, получают в три раза больше. (около 40 тысяч рублей, — прим. ред.)

«Гудвин» горько и цинично замечает, что мобилизационный ресурс Украины, в сравнении с Донбассом, практически бесконечен — мол, «мясо на замену погибшему бойцу всегда найдут».

Весенний Донецк / Фото: Дмитрий Стешин

— Что Донбасс потерял и что приобрел за эти годы?

— Потерял людей, в первую очередь, привычный образ жизни, комфорт и достаток.

Но люди здесь поняли, за годы войны, что важнее не дома и машины, а человеческие отношения. Все остальное — наживное, поправимое. Но опыт единства — бесценен.

— Донбасс сможет простить? Я не знаю точно кого — Украину или ее народ. Сможет?

— Жители Донбасса не считают украинцев врагами. Для нас враги те, кто пришел сюда убивать. Кто дал на это приказ.

Официальный представитель Народной милиции ДНР Даниил Безсонов, «Гудвин». / Фото: Дмитрий Стешин

— То есть круг виноватых можно очертить?

— Конечно. Но возвращаться даже в обновленную Украину после всей пролитой крови… я не знаю, это не реально. Я не понимаю, что должно произойти.

Действительно, что должно произойти, чтобы «Гудвин» вернулся в родной Киев? Ответа пока нет.

На карачках. Но не на коленях

Следующей ночью я оказываюсь на фронте, на позициях батальона «Сомали». Перед этим — визит на базу батальона, где командир с позывным «Бойкот» хочет лично посмотреть на меня. «Бойкот» дружелюбен лишь жестами — лицо у него черное от вечного недосыпа, говорит с трудом.

Выслушивает меня и приказывает открыть музей, те самые комнаты, где от выстрела в окно из огнемета погиб легендарный командир и создатель батальона. «Гиви», Михаил Толстых, обычный донбасский парень, не знавший, что родился воином. Это странный музей — обычно, музеи стерильны. В этом пахнет обгоревшей амуницией, жжеными порохами, взрывчаткой и железом.

За наполовину снесенной взрывом стеной (ее обломки покрасили и заштукатурили) — узенькая коечка, застеленная «плацкартным» одеялом, и стол с компьютером. Здесь Гиви, по сути, и жил, здесь и погиб.

Я не знаю, какой степенью харизмы нужно обладать, чтобы даже после физической смерти держать людей в орбите своего незримого влияния…

Это странный музей — обычно, музеи стерильны. В этом пахнет обгоревшей амуницией, жжеными порохами, взрывчаткой и железом / Фото: Дмитрий Стешин

Глубокой ночью, уже на юге ДНР, под Коминтерново, меня встречает командир роты с позывным «Литвин», молодой парень, воюющий в «Сомали» с первых дней создания батальона. Пять лет, четверть его жизни… Спрашиваю:

— Устал воевать?

«Литвин» говорит твердо — «нет». Война ему не то чтобы нравится, он в этой войне оказался на своем месте.

Я бросаю свою машину под маскировочной сеткой, надеваю бронежилет и пересаживаюсь в ополченческий «жигуленок». У него отключены фары, стоп-сигналы и подсветка приборной доски.

Перед тем как тронуться в путь, водитель несколько минут сидит с закрытыми глазами — «включает ночное зрение».

Мы медленно ползем буераками — справа жарит огнями Мариуполь, занятый украинскими войсками, на одном отрезке пути я вижу даже светящиеся окна многоэтажек на окраинах. Здесь все господствующие высоты под противником, следствие разрекламированной тактики украинской армии — «прыжок жабы». Никакого стратегического преимущества эти прыжки украинцев по фронту не приносят, но кровь ополченцам портят. Спрашиваю «Литвина»:

— Если не секрет. Противника больше на вашем участке?

— Думаю, столько же. Может, у них есть резервы, но на позициях — не больше, чем нас.

Дальше — пешком, быстро светлеет и «Литвина» это страшно беспокоит. Позиции в нескольких километрах от околицы села Саханка, и нам нужно пробежать открытое поле, лишь кое-где прикрытое лесопосадкой. Уже оказавшись в «опорном пункте», я наслушался историй — кто и как пересекал это поле. У бойца с позывным «Шрам» дорога к передовой траншее заняла несколько часов:

— По сантиметру проползал. Кроет и кроет из миномета, смотри! — показывает мне поцарапанный чехол каски и шкуру «броника».

Командир роты с позывным «Литвин» / Фото: Дмитрий Стешин

«Литвин» меня предупреждает:

— Лучше не вставай в окопе, даже если он в рост. Они на нас смотрят с высоты, видят все по -ругому. Чем ты ниже, тем полезнее для здоровья, передвигайся на карачках.

В школу пойдем?

— Какую?

— Школу Саханки.

— Она работает?!

— Да, три десятка детей учатся.

На фронте — полная тишина, лишь в стороне несколько раз щелкнул крупнокалиберный «Утес», будто и не по цели, а для проверки работы. Стрельба начнется в полдень, когда солнце будет светить в глаза ополчению.

В редких жилых дворах просыпающейся Саханки начинается сонное шевеление. Местные жители — все в возрасте, на нас не просто не обращают внимания, отворачиваются от камеры. Спрашиваю «Литвина»:

— Местные как к вам относятся?

— Местные тут особые. Все смотрят украинское телевидение. А другого и нет. До России всего 30 километров — но ваше телевидение не «добивает».

— И как у них настроение?

«Литвин» долго подбирает убедительные факты и все-таки находит их:

— В день выборов на переходах Майорск и Еленовка под Донецком было пусто. А у нас в Гнутово — очередь, выбирать президента Украины поехали. Вот так…

Дети на передовой

Саханку начали обстреливать с весны 2015-го. Сначала — памятник погибшим в Великой Отечественной, у «Азова», который тогда стоял на «передке», с мертвыми советскими солдатами были свои счеты. Потом стало прилетать через дорогу — в школу. Шоссе к Саханке простреливалось насквозь, били по всем машинам, не разбирая.

Мы тогда кое-как добрались до многострадального села и обнаружили, что в двух десятках метров от разбитого мемориала, который еще пах свежей взрывчаткой, живет первоклассница Настя. С пороком сердца, который должны были ей прооперировать в Киеве, но не успели. Киев сам пришел в Саханку.

На следующее утро с военкором Семеном Пеговым и бойцами батальона «Спарта» мы вывезли Настю с семьей в безопасный городок Новоазовск. Договорились с администрацией, поселили в пансионате на берегу моря.

7 утра, школа уже открыта. Приезжают первые ученики — дети военных, стоящих на позициях совсем рядом.

Бывает, здесь воюют семьями. Все окна школы в голубках, вырезанных из бумаги:

— Чтобы к нам в окна ничего, кроме голубей, не прилетало — объясняет мне директриса Оксана Самарская.

Читайте также: ВСУ нанесли удар по ЛНР, ранен ребёнок

Школа в Саханке / Фото: Дмитрий Стешин

— Давно в школу попадало?

— В феврале ни одного стекла не осталось на фасаде, партами и картоном забивали. И в марте — в столовую попало — мужчина погиб. Но у нас хорошее бомбоубежище, еще советское. И если обстрел, а дети в школу собрались, бегут, портфели бросают, мы потом ходим, собираем…

Я не хочу спрашивать, но пересиливаю себя:

— На детях как все это сказывается? На психике?

— Дети боятся… Но стараются показывать браваду. Вот начинают стрелять, мы им: «Так, спокойно, спускаемся в бомбоубежище». А дети: «Ну, что вы начинаете, да ничего не будет, прилетает далеко». Если стреляют, им обязательно нужно выйти на крыльцо, послушать. Знаете, у нас у всех тут уши навострены, мы должны знать — куда летит и откуда.

Узнаю с удивлением, что все учебники в школе российские, программы тоже ничем не отличаются. Есть выпускной класс — 11 человек. Директор говорит, что все мальчишки хотят быть военными. Показывает мне буклет Донецкого военного училища:

— Одному мальчику в мае уже 17 лет, он говорит: «Сразу пойду воевать». Они же живут среди военных.

Задаю свой «контрольный вопрос», но лучше бы молчал. Я не ожидал от этой железной женщины слез:

— Половину жизни потеряли, вырвали пять лет. Почти все село уехало… было 129 детей осталось 29. Жизнь остановилась…

Все окна школы в голубках, вырезанных из бумаги / Фото: Дмитрий Стешин

Чтобы как-то переключиться, показываю за окном директорского кабинета на синюю хатку:

— Там девочка Настя жила, мы ее вывозили в 2015 году.

Оксана Самарская / Фото: Дмитрий Стешин

— Знаю. Они вернулись. Дождетесь Настю?

Я выхожу на школьное крыльцо. Для таких встреч у меня есть в рюкзаке тигр с лапами на магнитах, обнимающий конфету, — для Насти. Но я не пойду к ней и ждать ее не буду. Больно и мучительно стыдно. Четыре года назад я был уверен, что все закончится через несколько недель, а хуже нет, чем дарить людям ложные надежды. Хуже только вранье и дети, живущие на войне.

Вопрос ребром

А выдержит ли сегодня ДНР наступление Украины?

Этот вопрос мучил меня все дни, пока я был в Донбассе. Ответил мне на него Даниил Безсонов, официальный представитель Народной милиции ДНР:

— Мы заранее знаем о каждом их шаге. Мы готовы к любому развитию. Мы не отступим. Поэтому у них нет шансов.

Продолжение следует

Читайте также: В Киеве предупредили, чем грозит жителям Донбасса получение российских паспортов

Дмитрий Стешин