Известный южнорусский писатель и журналист Константин Кеворкян рассказал о роли товарища Сталина в формировании отечественной интеллигенции, о Пражской весне как американском проекте и о советской интеллигенции и ее месте в жизни СССР.

В начале февраля этого года в одном из московских издательств вышла книга известного харьковского журналиста Константина Кеворкяна «Фронда. Блеск и ничтожество советской интеллигенции». Это российское переиздание вышедшей еще 6 лет назад на Украине его работы «Книга о книге. Очерки истории советской интеллигенции».

Вся жизнь Константина связана с Харьковом, где он был руководителем одного из местных каналов. В 1997 году он окончил Московский литературный институт.

Кеворкян — политический эмигрант с Украины. Ему пришлось покинуть Харьков в 2014 году и переехать в Крым. Перед этим он был исключен из рядов Союза журналистов Украины за пророссийскую позицию и отказ поддержать государственный переворот.

— Как возникла идея книги «Фронда. Блеск и ничтожество советской интеллигенции»? Почему вы решили написать об этом?

— Вопрос объёмный по своей сути. Во-первых, это интересно. Во-вторых, интеллигенция всегда любит изучать и поучать других, но сама становилась объектом изучения довольно редко.

В-третьих, человек, уверовавший во всемогущество полученного им образования, сам легко становится объектом манипуляций.

Он искренне, убеждённо тиражирует внесённые ему сторонние идеи, словно свои собственные, и, случается, заводит поверивших ему в ловушку. В этой роли российская/советская интеллигенция оказывалась не один раз и эту причинно-следственную связь надо было попытаться осмыслить.

— Почему вы дали книге такое название?

— Собственно, в ней идёт речь об истории вечного недовольства отечественной интеллигенции, ее неугомонного фрондирования, противостояния власти и симбиоза с властью, об особенностях жизни культовых персонажей этого сознательного и довольно невнятного бунта, их истинных, подспудных воззрениях. Взрывная такая книга получилась.

— Каких культовых персонажей вы касаетесь и почему?

— Книга построена в основном на литературном материале, поскольку отечественная культура в принципе литературоцентрична. А потому исследование (в том числе и литературоведческое) идёт по литературным творениям и мемуарам эпохи, культовым книгам, поэмам, дневникам, публицистике эпохи.

И это даёт очень интересный, а порою и вообще нетронутый материал, основанный на более сотни источников.

Мы видим публицистику Михаила Булгакова, дневники Венедикта Ерофеева, стихи Лимонова и многие парадоксальные свидетельства эпохи. Возможно, многое для читателей станет неожиданностью.

— Я помню, что книга в своё время вышла на Украине, почему решено переиздать ее в России? В чем ее актуальность?

— Да, первое издание вышло на Украине осенью 2013 года, незадолго до переворота, а потому в какой-то степени книга осталась незамеченной. Второй момент, книга изначально была рассчитана не только на украинского читателя, но и, прошу прощения за пафос, на все постсоветское пространство — речь-то идёт обо всей советской интеллигенции.

И, естественно, я очень рад, что популярное московское издательство «Книжный мир» взяло на себя труд донести эту объемную 900-страничную работу до читателей.

Видимо, издатель предположил, что история интеллигенции за последние сто лет необходима и нынешним интеллектуалам: уж очень много повторяется по замкнутому кругу.

— Какие конкретно вопросы вы рассматриваете в книге? Как она структурирована?

— Книга разбита на 13 больших разделов, в которых анализируются разные стороны жизни интеллигенции в 20 веке — от участия в партийном строительстве и культурной жизни до интимной сферы и взаимоотношений этой прослойки с религией или алкоголем. Первоисточников задействовано сотни.

— А что такое советская интеллигенция, и чем она отличается от интеллигенции русской?

— Сигналом появления особой советской интеллигенции стала культурная революция двадцатых годов, теперь незаслуженно полузабытая. Пресловутые «шестидесятники» — это дети не ХХ съезда КПСС, а именно этой культурной революции. А если перестройка дело рук шестидесятников, на чем они настаивают, то надо бы понимать их идеологическое и генетическое происхождение.

А революционные интеллигенты-большевики и комсомольцы 20-х годов в своём большинстве были глубоко враждебны классической русской интеллигенции, остатки которой государство начало восстанавливать в правах лишь в 30-е годы.

— А что за культурная революция 20-х годов? Кто был ее участниками? В чем это революция заключалась, и как она могла оказать влияние на шестидесятников?

Наиболее известным нам по учебникам явлением того времени стала борьба с неграмотностью, однако сам процесс был значительно шире: большевизация образования, изменение стиля жизни (включая революционную свободу в интимной сфере), новая модернистская эстетика.

Урбанизация страны дала огромное количество новых читателей, зрителей, слушателей, которые с чистого листа воспринимали новую эстетику, как свою родную, исконную, единственно правильную и современную (которой она в значительной степени и была).

Маяковский, Мейерхольд, Родченко и многие другие смело экспериментировали с формой становились эталонами новой эстетики и кумирами молодёжи — часто в самом прямом смысле родителей многих шестидесятников.

Любовь к эстетике 20-х годов мы просматриваем в произведениях Евтушенко, Вознесенского, в формалистических поисках художников 60-х, постановках наследников стилистики Мейерхольда в театре и так далее. Возвращение в истокам революции, как бы искаженных Сталиным.

— Какова роль товарища Сталина в формировании советской интеллигенции?

Сталин в публичной риторике ввёл интеллигенцию (наряду с рабочими и крестьянами) в триаду советского народа и, таким образом, выделил её в некий особый слой советских трудящихся — со своими запросами, потребностями и обязанностями. Именно при Сталине были организованы особые творческие союзы, которые в обмен на лояльность режиму предоставляли творческой интеллигенции необходимые условия труда и реализации талантов.

По мере развития технической и научной мощи Советского государства сложился также особый слой технической и научной интеллигенции — порою куда более свободомыслящей, нежели иные категории граждан.

Многие выдающиеся представители науки, культуры, искусства были осыпаны благами, неслыханными для рядовых советских граждан, но в то же время и спрашивал режим с них в полной мере — часто безжалостно и бесчеловечно.

В целом сталинское государство относилось к интеллигенции сугубо утилитарно, однако впервые после революции быть образованным, интеллигентным человеком стало не стыдно, а престижно.

— А к какой части интеллигенции вы себя относите: советской, русской, украинской, литературной, диссидентской? К какой?

— Во всяком человеке есть несколько сущностей — например, мужчина может быть одновременно отцом, мужем и сыном. Я отношу себя к гуманитарной интеллигенции, взращённой русской культурой в советскую эпоху истории нашего государства. И я не вижу в этом никакого противоречия.

— В своё время Лев Гумилев, отвечая на вопрос, интеллигент ли он, сказал: нет, слава Богу, у меня есть профессия. В этом есть нечто уничижительное. Что он имел в виду?

— А то, что основным оружием интеллигенции есть мысль, слово, но у многих, к сожалению, дело лишь болтовнёй и ограничивается. Между тем, реальное дело подразумевает профессиональное применение своих навыков на практике.

Увы, болтология остаётся основным достоинством огромного количества людей, называющих себя интеллигентами. А иные механически пытаются перенести свой жизненный и профессиональный опыт на иные сферы жизни и очень удивляются непредсказуемым результатам.

В конечном итоге многие остаются «лишними людьми», чрезвычайно обиженными на свою страну.

— Пишете ли вы об украинской интеллигенции? Украинская интеллигенция — это также советская интеллигенция? Чем украинская интеллигенция отличается от интеллигенции русской?

— Украина являлась значимой и весомой частью СССР. Более того, Харьков, Киев, Одесса, большинство промышленных и интеллектуальных центров Украины были русскоязычными, то есть речь идёт в принципе о русской интеллигенции.

Но и национальным кадрам, особенно в контексте советской украинизации и в последние годы СССР, мною уделено должное внимание.

Надо понимать, что все галлюцинации отечественной интеллигенции в национальных республиках дополнительно умножены на местные национал-видения, и это до сих пор даёт просто убойный результат.

— Насколько мне известно, какая-то часть книги отведена под рассказы о харьковской интеллигенции. Харьков ведь ваш родной город. Много ли русских и советских интеллигентов дал Харьков?

— Мой город не зря называют научной столицей, еще в советское время Харьков уступал только Москве и Ленинграду по количеству научных институтов и вузов. Харьков дал миру трёх лауреатов Нобелевской премии — Илью Мечникова, Льва Ландау и Семена (Саймона) Кузнеца.

До сих каждый второй горожанин имеет высшее образование или учится в институте, это самый высокий показатель на Украине.

Разумеется, все увлечения отечественной интеллигенции прокатывались и через наш город, волнуя его жителей, среди которых были Аркадий Аверченко, Клавдия Шульженко, Исаак Дунаевский, Марк Бернес, Людмила Гурченко, Григорий Поженян, Леонид Быков, Елена Яковлева, Эдуард Лимонов, Юрий Милославский, Борис Чичибабин… Да нет — это бессмысленное занятие перечислять десятки и сотни имён! Все мы — часть огромной родной страны, всех ее разочарований и достижений.

— Я так понимаю, что вы вините советскую интеллигенцию, в частности, шестидесятников, в том, что они пришли на помощь Америке, «подрывая советский социалистический строй»?

— Ну почему обвиняю? Я прямо говорю, что работа с «прогрессивной советской интеллигенцией» входила в рабочие и перспективные планы соответствующих спецслужб и посольств. А что, сейчас иначе?

— Вы плохо отзываетесь о Пражской весне. Правильно ли я понимаю, считаете ее подавление правильным?

— Нельзя так называемую Пражскую весну брать в расчёт отдельно от так называемой Студенческой революции 1968 года во Франции. Это явления одного порядка — США активно продвигали свою политическую повестку дня для различных частей по тогда еще неподконтрольным странам Европы.

«Цветные революции» начались отнюдь не в наше время, и методы управы на них совершенствовались только со временем.

Можно ли скорбеть о том, что подавление Пражской весны отличалось от деликатного разгона Болотной, когда необходимые методы тогда просто ещё не были изобретены и продуманы? СССР обеспечивал свою геополитическую безопасность, но делал это значительно прямолинейней, чем нынешняя практика ведущих геополитических игроков.

— Некоторые места в вашей книги заставляют меня вспомнить о Нине Андреевой, которая «не могла поступиться принципами». Вы за советскую власть, как я понимаю?

— Я за преемственность истории. История разорванная, обрывочная, воспринятая вне контекста понимания мотивации поколений и принятия тех или иных решений не является истиной. Подходить к нравам Средних веков с точки зрения гуманизма нынешних феминисток ещё не значит познать эпоху. Настоящая история не существует в застывших формах, любая эпоха живая. Оглянитесь: нам рано жить воспоминаниями.

Читайте также: Премьер Хорватии предложил Украине способ «освобождения» Донбасса

Александр Чаленко

Украина.ру