ТАЛЯРОНОК Иван
Чтобы преодолеть стагнацию, нужна триада экономических мер, выходящих за флажки либеральной доктрины. Все они подразумевают возвращение в экономику Российского государства, как активного деятеля, а не только «монетарного Плюшкина».
Тенденции первого полугодия правительство РФ считает противоречивыми. В самом деле, темпы экономического спада, начиная с мая 2015 года, непрерывно замедлялись и наконец-то приблизились к нулю. Падение одних отраслей компенсируется подъёмом других, а по таким уважаемым сферам деятельности, как сельское хозяйство и промышленность,- базовым сферам реального сектора,- отмечен рост.
Однако, если заглянуть внутрь статистической кухни, оснований для оптимизма обнаружится немного.
Позитивная динамика в сельском хозяйстве до сих пор не позволила заполнить нишу, освобождённую ушедшими с российского рынка привозными товарами. Пять процентов прибавки за два года — небольшая цифра по сравнению с внушительными размерами импортного продовольственного сегмента — того, что был к нашим услугам до 2014 года. С такими темпами заместить его в ближайшем будущем вряд ли удастся.
Уверенный прирост в животноводстве обеспечен почти исключительно свининой и птицей, а такой элитный сектор, как разведение крупного рогатого скота, продолжает стагнировать, поголовье коров и бычков в России по-прежнему сокращается. Прирост производства зерновых не предназначен для внутреннего рынка. Добавочное зерно целиком идёт на экспорт, но рекордные объёмы хлебного вывоза (превзошедшие уже масштабы столыпинских времён) не приносят ожидаемых доходов, поскольку всё это происходит на фоне падения мировых цен на зерно.
Та же самая тенденция наблюдается в промышленности. Рост промышленного производства на поверку полностью сформирован ростом добычи полезных ископаемых, а обрабатывающий сектор продолжает медленно ужиматься. Внутри добывающей отрасли, в свою очередь, локомотивом роста по-прежнему выступает топливно-энергетический комплекс. Мы увеличиваем вывоз сырой нефти, но опять же, как и в сельском хозяйстве, дивидендов от этого не получаем, поскольку цены на нефть оставляют желать лучшего.
Хотя структура нашего экспорта, на первый взгляд, стала меньше зависеть от топлива, но это чисто косметический эффект, произошедший от крутого пересмотра цен. Фактически же объёмы топливного экспорта из России увеличились, а объёмы экспорта машин и оборудования сократились.
Бросается в глаза, что сырьё в нашем экспорте пользуется приоритетом над продуктами более высокой стадии переработки. Например, вывоз сырой нефти растёт, а вывоз нефтепродуктов сокращается. Вывоз чугуна растёт, а вывоз труб сокращается.
Можно констатировать, что за 2014-2016 годы в экономике не произошло ни количественных, ни качественных улучшений, если не считать снижения продовольственной зависимости.
Но можно ли было ожидать чего-то другого, если в экономической политике продолжает господствовать либеральная модель?! Если экономика, по либеральным правилам, нацелена исключительно на мировой рынок и исключительно на сиюминутную конъюнктуру? Если правительство полагает, что достаточно ограничивать денежную массу, а там кривая сама вывезет? Для такой модели результат получается вполне закономерный.
Конъюнктура внешнего рынка диктовала и будет диктовать России сырьевую специализацию. Мы живём в холодной стране с высокими энергетическими издержками, где любая деятельность обходится чуть дороже деятельности в относительно тёплом климате. Поэтому каждый следующий этап переработки сырья дополнительно повышает себестоимость нашей продукции сравнительно с конкурентами. В итоге, чем выше степень переработки, тем труднее пристроить российскую продукцию на мировом рынке.

Конкурентные преимущества в таком случае можно получить, лишь экономя на оплате труда. Но, чем дешевле труд, тем теснее становится внутренний рынок. Малооплачиваемые работники не имеют средств для покупки товаров, в итоге внутренний спрос падает, что провоцирует кризис тех предприятий, которые ориентированы на российского потребителя.
Так российская экономика зашла в либеральный тупик.
В погоне за быстрыми валютными доходами,- что совершенно логично с точки зрения свободного рынка,- мы увеличиваем экспорт сырья. Но, чем больше сырья на мировом рынке, тем оно дешевле. Тем самым мы провоцируем дальнейшее падение сырьевых цен: как на нефть, так на зерно и на металлы. В этом обвале мировых цен на сырьё есть ощутимая доля российской вины. У нас совершенно не просматривается государственная экспортная политика, которая позволила бы (благодаря картельному взаимодействию с другими сырьевыми экспортёрами) регулировать критически важные для нас сырьевые цены. Наоборот, действуя здесь по либеральным законам, поощряя свободную и жёсткую конкуренцию экспортёров, мы сами подрубаем сук, на котором сидим.
С другой стороны, повышая конкурентоспособность несырьевых отраслей экономики за счёт экономии на зарплатах русских работников,- что тоже совершенно логично для либеральной доктрины,- мы валим внутренний рынок. О темпах свёртывания русского рынка явственно свидетельствует такой сектор, как розничная торговля. В первом полугодии 2016 года россияне купили товаров почти на 6 % меньше, чем в первом полугодии 2015 года. Может быть, нас утешит, что теперь мы падаем не так быстро, как год назад (минус 10 %) — но, чтобы преодолеть кризис, надо не падать, а расти!
Здесь опять-таки нас подводит отсутствие внутренней экономической политики, стимулирующей спрос. Замороженный на три года бюджет — это почти синоним замороженного на три года кризиса.
Чтобы преодолеть стагнацию, нужна триада экономических мер, выходящих за флажки либеральной доктрины. Все они подразумевают возвращение в экономику Российского государства, как активного деятеля, а не только «монетарного Плюшкина».
На внешнем рынке — нужна активная государственная игра на повышение сырьевых цен, что подразумевает не демпинговое наращивание экспорта, а скоординированное с другими заинтересованными сторонами его ограничение.
На внутреннем рынке — стимулирование национального спроса, через повышение доходов бюджетников и наёмных работников, что подразумевает государственную поддержку труда и микробизнеса, а не сверхкрупного капитала.
В инвестиционной политике — прямые государственные вложения в высокотехнологичные отрасли, импорт передовых технологий вместо вложения золотовалютных резервов ЦБ в экономику ЕС и США. Успешную конкуренцию на мировом несырьевом рынке нам нужно обеспечивать не дешевизной, а технологическим опережением конкурентов, завоеванием ещё не завоёванных ниш. А это требует долгосрочных рисковых вложений, на которые частный бизнес без поддержки государства не решится никогда.
Полагаю, что без этих мер, которые до сих пор табуированы либеральной догматикой, русская экономика ещё долго будет находится в плену «противоречивых тенденций».